Ольга Володарская - Мемуары мертвого незнакомца
— Он что, писал дневник прямо там? На месте преступления? — ужаснулся Зура.
— Возможно. Но эта запись сделана не там. Читаю дальше: «Рана не заживает. Чувствую себя ужасно. Температура. Из дома старухи пришлось убраться — похоронить ее я не смогу, сил не хватит, а на жаре она скоро начнет разлагаться и вонять. Взял с собой деньги, лекарства и кое-что из еды. Ушел километров за десять от деревни. Дальше не смог. Разбил лагерь в горах. Тут хорошо, тихо, спокойно, ручей рядом и много змей. Мне нравятся эти создания. Наблюдаю за парочкой, что живет в расщелине неподалеку…»
— Вот теперь узнаю Одуванчика.
— Так… дальше зарисовки про змей. Птиц. Описание природы. Читать?
— Пропусти.
— «Кажется, я умираю…» Писал дрожащей рукой. Буквы вкривь и вкось. Жаль, он не ставил дат. Когда следующая запись сделана, сказать трудно. Но почерк уже твердый. «У меня появился друг. Чабан. Он нашел меня в бессознательном состоянии, выходил. Зовут моего друга, как старшего брата, Зурабом. Он стар, угрюм, неразговорчив. У него две овчарки, которые помогают ему со стадом. Я их обожаю. Умницы. Есть винтовка. Зураб учит меня с ней обращаться. Стреляя из нее, я понимаю, что хочу убивать именно так — бесконтактно. Выпустил пулю, и… все! Я не садист. Я не испытываю удовольствия, отбирая чью-то жизнь. Животных же вообще убивать не могу. В отаре Зураба один из баранов сломал обе передние конечности. Смерть для него была единственным выходом. Но когда Зураб при мне перерезал ему глотку, я чуть не расплакался. А когда он сварил из баранины суп, я не смог его есть. Пожалуй, стану вегетарианцем!» — Маша взяла стакан с водой, сделала глоток. — «Осень. Мы покидаем горы. Зураб позвал меня к себе жить. Это фантастический человек! Он не задал мне ни единого лишнего вопроса. Только спросил, нужна ли мне крыша над головой. Я ответил утвердительно. И он предложил мне кров…»
— Странный старик, — проговорил Зура. — Если бы я встретил в горах беспризорного пацана, то позвонил бы в милицию и сообщил об этом. Ведь явно, что он сбежал из дома.
— А я бы нет, — возразил ему Дато. — А вот помощь бы предложил. Как твой тезка. Реально нормальный мужик… Маш, что там дальше?
— Гио убил его!
— Что?
— Да, да… Убил! Спустя семь месяцев.
— За что?
— Ни за что. Просто это был самый оптимальный выход из ситуации. Он поступил с Зурабом так, как тот с бараном, сломавшим обе ноги. Старик сорвался со скалы, сильно покалечился. Даже если бы выжил, остался бы инвалидом. Гио решил, что будет лучше, если тот скончается без мук. — Маша снова перелистнула страницу. — «Мне пятнадцать, скоро шестнадцать будет. Я чувствую себя очень взрослым, но меня никто не воспринимает всерьез. Перебрался в Абхазию. Тут воюют. Хотел записаться в наемники, но мне сказали, сначала подрасти. Даже не дали продемонстрировать свои навыки метания ножа и стрельбы. Плохо еще то, что я худой и маленький. И вообще моя внешность Одуванчика только мешает. Почему я не уродился таким, как Зура, здоровым, мужественным, суровым? Мне больше подходит его оболочка, нежели ему. Это мой старший брат Одуванчик, а не я. Не сдаюсь. Прибиваюсь к одному небольшому отряду. Это наркоманы, отморозки. Мне они противны. Но выбора у меня нет. Воюю с ними. У одного из них отличная винтовка с оптикой. Стреляет он отвратительно, потому что обычно под кайфом. Да и не обучен. Я убил его во время боя. Никто ведь не узнает, чья пуля лишила его жизни. Взял винтовку и покинул отряд. Мне не по пути с ними!»
— Зура, дай что-нибудь поесть, — попросил Дато.
— В холодильнике пусто.
— Черт!
— А я тебе говорила, нужно забрать еду из ресторана, — напомнила Маша.
— Молчи, женщина! — рыкнул Дато с характерным кавказским акцентом. Маша показала ему язык. Давид усмехнулся и спросил у брата: — Пиццу у вас тут можно на дом заказать?
— У нас тут… О как заговорил. Москвич.
— Так можно?
— Наверняка. Но я номера не знаю.
— В вашем доме продают хачапури. Сходить за ними — минутное дело, — подала идею Маша.
— Точно! Только зачем ходить? — Дато вышел на балкон. Тетя Роза восседала за своей машинкой и пришивала тесьму к подолу савана. — Как успехи? — поинтересовался он.
— Работы непочатый край! Но думаю успеть.
— Тетя Роза, стукните там соседям снизу, пожалуйста.
Дверь в закусочную находилась аккурат под ее балконом (окна же выходили на улицу, а не во двор). Все годы, что Дато знал соседку, она, если желала хачапури, брала свою клюшку и колотила по двери, вызывая продавца. Тот выглядывал, спрашивал, сколько ей хачапури. Она отвечала. Через некоторое время он выносил их в пакете. Тетя Роза опускала свою клюшку ручкой вниз. Продавец вешал на нее пакет с выпечкой. Она кидала ему деньги.
— Некогда мне, — отмахнулась от Дато соседка.
— Пожалуйста…
— А на похороны мои придешь?
— Обязательно. Только надеюсь, они состоятся не так скоро, как вы думаете.
— Как сказала, так и будет. Помру завтра. Вот и считай, когда похороны. Придешь?
— Хорошо.
— Розы мне на могилу положишь? А то родственнички поскупятся. Гвоздик принесут. А я терпеть их не могу. Розы обожаю. Знаешь, такие желтые с зеленцой.
— Обещаю.
— Тогда ладно… — Она поднялась со стула, взяла свою клюку и заколотила ею по двери.
Через несколько секунд из-за нее показалась полная краснощекая женщина.
— Здравствуйте, — приветствовал ее Дато. — Извините за беспокойство. Можно нам хачапури? Шесть штук. — Он вынул из кармана купюру достоинством десять лари. — Сдачи не надо.
Женщина кивнула и скрылась за дверью. Вскоре она получила денежку, а Дато хачапури.
Они были горячими и ароматными. Обжигаясь, Дато откусил от одного. Вкуснятина!
Он вернулся в квартиру. Выложил хачапури на тарелку. Налил себе вина. Взглядом спросил у других, будут ли они, те отказались.
— Почему они такие вкусные здесь? — пробормотала Маша, вгрызаясь в хачапури. — Я постоянно покупаю в Москве подобное печево. Ладно в пирожковых да уличных палатках нет нормальных хачапури. Но я ходила в грузинские рестораны. И там все какое-то не такое. Похоже, но не то.
— Я тоже это замечал, — согласился с ней Дато.
— Дело в воде, — изрек Зураб со знанием дела. — Даже фрицы поразились, какая она у нас вкусная. Поэтому пиво, что они здесь выпускают, лучше родного немецкого. — Он взял тетрадь, оставленную Машей, и принялся за чтение: — «Наконец, меня стали воспринимать всерьез. Меня наняли в качестве снайпера, не посмотрев на возраст. Оно и понятно. Первое, сейчас в Абхазии очень жарко, боевые действия ведутся повсеместно. А второе, я себя зарекомендовал как стрелок, бьющий без промаха. Реально ни разу не промахнулся. Каждая пуля, выпущенная из моей винтовки, попадает в цель. Воюю против своих. За абхазов. Мне все равно в кого стрелять. Я бесстрастен. Беспокоит то, что не имею паспорта. Надо достать…» — Зураб плюнул на палец и перевернул страницу. — Склеились. Похоже, этот дневник побывал во множестве передряг. Гио не расставался с ним.
— Вот и спрятал, как самое ценное, отдельно от остальных вещей. Читай дальше.
— «Мне восемнадцать! Но это только по документам. Я сделал фальшивый паспорт и попросил поставить в нем другую дату рождения. Мне восемнадцать, и я могу воевать легально. Подписал официальный контракт с армией Азербайджана и уехал в Нагорный Карабах…» — Зураб перевернул страницу, бегло пробежал по ней глазами. — Я не буду подряд читать, хорошо? Иначе мы до утра не закончим. Так… Воюет, воюет… Жертв своих уже не считает. Боится сбиться. Да и незачем. Это как секс, пишет. Первый запоминаешь на всю жизнь, возможно, второй, потому что получился удачнее первого, а потом уже им занимаешься, и все, отложится еще разве один эпизод, самый яркий. Я не забуду старуху, чабана Зураба и урода по кличке Бык. Я убил его с удовольствием. Единственного из многих. Бык был огромным, тупым мужиком, как мне кажется, не совсем нормальным психически. Он не знал элементарных вещей, например, что Земля вращается вокруг Солнца, а кит — млекопитающее, поэтому не мечет икру (он мечтал взглянуть на нее, прикидывал, насколько она огромна). Он был бесстрашен именно в силу своей глупости. Но командирам все равно, почему солдат хорошо воюет, главное — результат. Бык считался одним из лучших бойцов нашего подразделения. Поэтому ему прощалась «маленькая слабость», а именно половая невоздержанность. Он постоянно желал секса и мог заниматься им с кем угодно. То есть не только с женщинами, но и с мужчинами и даже с животными. Но больше всего он любил мальчиков. Хрупких, белокожих. Таких, как я… Я давно заметил, что он посматривает на меня с вожделением. Но старался не обращать на это внимания. Ни к кому из бойцов он ни разу не пристал, предпочитал пользоваться услугами платных парней (таких всегда можно найти даже в мусульманской стране — даже легче, чем девушек). Иногда брал кого-то силой. Подстерегал паренька или девушку где-нибудь у ручья или в лесу, налетал сзади, легонько бил по шее, чтоб жертва потеряла сознание и его внешность не запомнила. До поры это ему сходило с рук. Но как-то девушка умудрилась его исцарапать перед тем как отключиться. Отец ее потом по окрестностям с ружьем ходил, искал мужчину с отметинами. Командир Быку лично в морду дал. Оштрафовал к тому же. А потом отправил на другую точку. Терять такого бойца было жаль. Бык присмирел после этого. Когда мы туда подтянулись, он клялся, что вообще никого не поимел за неделю. Вот только ночью я просыпаюсь от того, что меня за член трогают. Да не через ткань. Ширинка расстегнута, а в ней рука мужская. Я напрягся. И тут слышу шепот Быка: «Тихо, я не сделаю тебе больно, если не станешь дергаться… Тебе даже понравится, обещаю!» Я хотел ему головой в нос дать, да чувствую у горла нож. Знал, скотина, что меня ударом по шее не вырубишь. В палатке нас было трое: он, я и еще один боец. Я отвечаю Быку тихонько: «Давай уйдем отсюда, чтобы нам никто не помешал. Ты давно мне нравишься. Я все ждал от тебя действий…» Он аж захрюкал от радости. Мы покинули палатку. Нас никто не видел. Даже дозорные — мы знали, какой путь выбрать. Отошли от лагеря. Остановились у небольшого водопада. Бык сразу полез ко мне. Я подпустил его на достаточное расстояние, затем выхватил нож и вонзил его в грудь этой паскуды…»
