Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!
– Вадим Григорьевич, я хотел бы уволиться. Эта работа не по мне, я вам сразу говорил, что она не по мне, и… я больше не могу, в общем!.. Вы просили предупредить заранее, если я захочу уйти, вот я и предупреждаю. – Его собеседник молчал, и с каждым своим словом Владик чувствовал себя все глупее и глупее. – Я, конечно, отработаю, что там положено, вы не думайте! Чтоб вы могли спокойно найти замену, но я просто хочу сказать, что я работать точно больше не буду… – Он сбился, помолчал, а потом спросил осторожно: – Вадим Григорьевич?
– Я вас слушаю.
– Наверное, мне лучше перезвонить, – даже не столько собеседнику, сколько самому себе сказал Владик Щербатов. – Я, должно быть, не вовремя. До свидания, Вадим Григорьевич.
– До свидания, – попрощались в трубке.
Вот те раз!.. Вот это называется – поговорили! И дальше что?!
Владик даже был не до конца уверен, что Вадим Григорьевич осознал хорошенько, кто именно ему звонил! Может, он с бодуна или неприятности какие случились непоправимые!
Некоторое время он прикидывал, не позвонить ли снова, а потом решил, что не стоит. Если Вадим Григорьевич ушел в астрал – по неведомой причине, – значит, не факт, что он оттуда вскорости вернется, и также неизвестно, в каком именно виде! Может, совсем уж в причудливом! Значит, все разговоры придется отложить до лучших времен, а Владику хотелось именно сегодня поставить точку на всех его мытарствах последнего времени!..
В Пулкове было многолюдно, гораздо многолюдней, чем утром, пришлось даже небольшую очередь отстоять, чтобы попасть за стеклянные двери! Дверей было множество, но открыта, как всегда, только одна, и Владик подумал мимоходом, что, пока в этой стране не откроют все двери – все двери вообще! – чтобы народ мог именно входить и выходить, а не протискиваться, ломиться, давиться, проникать, пробиваться, прорываться, ничего не изменится!..
Ну никак не может измениться, пока приходится ломиться и пробиваться!..
Молодая певица Семен, которую позабыли в Пулкове, полулежала в неудобном пластиковом аэропортовском креслице, всем своим видом демонстрируя, что она несчастна, оскорблена, и вообще!..
В руках Семен держала какую-то электронную игрушку, кажется, «геймбой». Будучи начертанным по-английски, это слово имеет некую смысловую нагрузку, а по-русски, да еще вслух, звучит несколько неприлично, да еще певица Семен все время ошибочно называет эту штуку «гомебой»!
– Вот и «гомебой» виснет, это не «гомебой», а говно какое-то! – повторяла она плачущим голосом. – Кто это купил?! Я спрашиваю, кто это купил?!
Так как возле нее никого не было, кроме замученного отдувающегося толстяка неопределенного возраста, ему и приходилось брать на себя ответственность за все преступления человечества, совершенные против певицы Семен.
– Девочка моя, ты не волнуйся, это водитель купил, а он дебил, как все водители, вот и получилось!..
– Да-а, у него получилось, а у меня настроение плохое перед самым концертом! Тебе же петь не надо, ты, недоделанный! – Тут Семен задрала ножку и ввинтила острый каблучок толстяку в задницу. Толстяк засмеялся тоскливым смехом, и Семен тоже засмеялась – веселым. Видимо, это была такая шутка и над ней нужно было смеяться.
Норковая шубейка у певицы задралась, так низко Семен съехала в креслице. Загорелое подтянутое плотное пузцо с проколотым пупочком слегка оголилось. В пупочке болталась висюлечка.
Владика немедленно затошнило.
Нет, он знал, конечно, что проколотые пупки – это о-очень, о-очень сексуально! И, кажется, Дженнифер Лопес, или Бритни Спирс, или Пэрис Хилтон, или все три вместе прокололи себе не только пупки, но и еще какие-то части тела, и Джастин Тимберлейк, Энрике Иглесиас и Себастьян Леб пришли от этого в полный восторг и в ответ немедленно сделали себе татуировки на каких-то вовсе неподходящих частях, но Владик Щербатов ничего не мог с собой поделать. Его тошнило, и все тут!..
– Ну когда, когда мы уже поедем! Вот опоздаем на репетицию, будешь тогда знать!
– Репетиция у нас завтра, радость моя. – Толстяк обмахивался какой-то газетой, редкие волосы прилипли ко лбу. – А сейчас мы приедем в отельчик, ты ляжешь в кроватку, будешь спатьки, и так до самого утречка! И утречком красивенькая, отдохнувшая…
– Да, отдохнувшая! «Гомебой» виснет, за мной никто не едет, и вообще, хватит! Я улетаю в Москву! Сколько это будет продолжаться?!
– Здрасте, – сказал Владик Щербатов, решив, что тянуть больше нет смысла. – Я за вами. Поедем?..
…Вот день какой поганый, а?.. Бывает же такое!
– Ну, наконец-то! Мы вас заждались, молодой человек! Семен устала, замерзла, завтра у нее ответственнейший концерт. А вы все никак, все никак…
– Это не ко мне, – пробормотал Владик, подхватывая чемодан. – Это все к нашей Елене Николавне. Она меня как отправила, так я сразу и приехал!
– Ну, с Еленой Николаевной я разберусь, это уж будьте уверены! Просто моя подопечная согласилась спеть только из уважения к Никасу и его продюсеру… – Толстяк поспешал за Владиком, который уходил большими шагами в сторону раздвижных дверей, и все говорил, говорил безостановочно. Певица Семен, не торопясь, шла за ними.
Она была «начинающая», и мало кто знал ее в лицо, кроме того, на эстраде слишком много одинаково прекрасных лиц, одинаково белокурых волос и одинаково жидких голосишек, чтобы с первого взгляда отличать их друг от друга, поэтому певицу Семен узнавали мало, но все равно останавливались, чтобы поглазеть на такое чудесное чудо.
Конечно, темные очки, закрывавшие три четверти лица – от ухоженного лобика до надутого силиконового ротика. Осенним вечером в тускло освещенном Пулкове очки эти были как нельзя кстати. Потом, разумеется, леопардовые ботфорты, доходящие почти до груди, и венчающее их произведение пластической хирургии, в волнах и всплесках дорогого белья и стразов – куда ж без них?! Белая шубейка решительно не могла сдержать напора пластической хирургии и все время расходилась на рельефных полусферах так, чтобы полусферы эти были хорошо видны со всех сторон. Белые разметавшиеся волосы, достигавшие до середины спины, были обрызганы чем-то специальным и сверкали и переливались каждый раз, когда певица Семен встряхивала головой.
Кто ж пропустит такую красоту?!.
– Господи, они все на меня пялятся! – бормотала себе под нос «начинающая» Семен, время от времени всверкивала «улыбкой звезды» и вновь потупляла глаза – именно так, должно быть, улыбались Пэрис Хилтон или Бритни Спирс и именно так потупляли глаза!..
Толстяк успевал ловить эти ее бормотания и в ответ начинал негромко бубнить, что конечно же пялятся, а что ты хотела, ты звезда, для них и поешь, вот для этих самых, которые сейчас не могут от тебя глаз оторвать!..
Владик точно знал, что глаз не могут оторвать не потому, что звезда, а потому что чучело огородное и диво дивное, но помалкивал, конечно!
Вновь повторилась утренняя процедура с посадкой в «Мерседес» – для того чтобы пустили на пандус к самим раздвижным дверям, снова потребовалось несметное количество денег и телефонных звонков, – и наконец поехали! Краем глаза Владик успел заметить давешнюю бледную барышню с логотипом Пятого канала. Теперь она мерзла на улице, и вид у нее стал еще чуть более унылый и несчастный, но Владик обрадовался ей, словно старой знакомой. Как будто привет получил из «нормального» мира, в котором люди не носят леопардовых ботфортов, силиконовых грудей и волосы у них не состоят из бриллиантовой крошки!..
Певица Семен на заднем сиденье некоторое время развлекалась со своим «гомебоем», потом швырнула его на пол, завозилась, улеглась и пристроила свои необыкновенные ноги так, что каблуки ботфортов оказались у Владика на подголовнике.
Да что ты будешь делать-то, а?..
– А вы из Питера? – спросила Семен светским тоном и пошевелила носком ботфорта почти у самого Владикова уха. – Я так люблю этот город! Вон Рустам устраивал концерт на Дворцовой, там все были, и я тоже пела! Это ж надо быть такой красоте, хотя холодрысть была ужасная! Особенно мне речка понравилась, мы потом на пароходике катались! Ой, так смешно было, помнишь, Аркаш?
Толстяк что-то хрюкнул, а Семен продолжала вспоминать приятное:
– Этот дурачок Кира напился и чуть за борт не упал, мы его все держали! И Машка с Иркой нажрались, их все время тошнило, а сортира-то нету! Так Машку прямо в рубке у капитана и… того!.. Ой, мы так смеялись!
Владик посмотрел на нее в зеркало. Семен полулежала на заднем сиденье. В одной руке у нее была сигарета, а в другой – темные очки, которые она сняла с хорошенького носика.
Интересно, а носик тоже силиконовый? Или из чего делают носы?..
– А я, такая, стою, а ко мне подходит Игорь Владимирович и говорит: «Девушка, разрешите с вами познакомиться? Вы кто?» – Тут она засмеялась радостно. – А я ему такая: «Вы что, меня не узнаете, Игорь Владимирович?» А он такой: «Не-ет!» А я ему: «Так это же я, Семен!» – И она захохотала от удовольствия. – А потом ко мне подходит Наташка и говорит: «Ну чего, закадрила самого крутого мужика?» А я ей такая говорю, что это не я его закадрила, а он ко мне сам подвалил и не узнал даже, а он такой…
