Падение Ворона - Корецкий Данил Аркадьевич

Ворон посмотрел в хмурые лица «законников» и понял, что весы сходки клонятся не в его сторону. Молот чувствовал то же самое – это было заметно по движению челюстей – будто он что-то жевал.

– Привет честному обществу, – раздался из полумрака резкий, каркающий голос. – Или, как говорят в определенных кругах: «Привет анархистам – позор активистам!»

В круг света бесшумно, будто крадучись, вошел высокий худощавый мужчина с резкими чертами лица, острым, неоднократно перебитым в юности носом и квадратной челюстью. Одет он был с иголочки: льняной светлый костюм, расстегнутая на одну пуговицу легчайшая белая сорочка в желтую полоску и желтые, в дырочках, мокасины. Вряд ли он задумывался на кого, и какое впечатление произведет его наряд. Ему было на это попросту наплевать. Как и на многое другое, судя по высокомерному выражению лица и хищному взгляду льдисто-голубых глаз.

«Законники» снова переглянулись, и было видно, что они потеряли свою уверенность. Потому что на периферийную сходку прибыл лично Пит Лисица, о котором в криминальном мире, где он номинировался под цифрой «один» ходили легенды. О том, как он живьем закопал залезшего на его территорию московского авторитета Гулю, как покрошил банду Битка, «наехавшую» на его подкрышного коммерса, как разогнал десятки московских блатных, собравшихся без решения сходки, забрать у умершего хранителя общака Фитиля свое бабло [12], и многие другие истории, которые, впрочем, не отличались разнообразием и не воспитывали в душах слушателей возвышенные и прекрасные чувства, если, конечно, не считать таковыми страх и желание беспрекословно повиноваться каждому его слову.

Крест, Удав и Фонарь встали из-за стола и вышли навстречу поздороваться. Все они были коронованными «законниками» и в преступной иерархии стояли вроде бы на одной ступени с Питом, как четыре генерала с одинаковыми погонами. Но если три из них служат в далеких, забытых начальством округах, а четвертый возглавляет Управление кадров в Министерстве, то оценка меняется.

Так вот Пит в отличие от них периферийных, был центровым. К тому же, скоропостижно умерший при сомнительных обстоятельствах Фитиль передал ему московский общак. А сила плюс деньги создают абсолютную, несокрушимую мощь, поэтому Крест, Удав и Фонарь по-братски трижды расцеловались с опоздавшим гостем и вернулись на свои места только после того, как он занял пустовавшее до поры свое место. И хотя Крест опустился на тот же стул, что и раньше, но хозяином здесь теперь себя не чувствовал, хотя виду не подавал. Впрочем, сохранять невозмутимость ему удалось недолго: у входной двери вспыхнула короткая возня, в освещенный круг вылетели и с грохотом опрокинулись на спины Питекантроп и помогающий ему в досмотрах гостей Гном. Перешагнув через них, хозяина догнали двое охранников – наголо бритый Соболь с хмурым, угрожающим лицом, широким мясистым носом и чуть раскосыми глазами, и похожий на него, как брат-близнец Пыж. Хотя черты лица у него были совсем другими, но выражение презрения ко всему и всем, дерзкие взгляды и вызывающие манеры объединяли их больше, чем черты внешности. Так похожи все волки в стае, особенно, когда они вместе. Телохранители обошли стол «законников» и стали за спиной Лисицы, внимательно и угрожающе глядя по сторонам.

– Что там такое? – растерянно спросил Крест у подбежавшего, непривычно возбужденного Гангрены.

– Непорядок, хозяин! Они со стволами прошли! – громко прохрипел он.

Крест откашлялся.

– Вы что, с оружием, Пит? – сказал он, чтобы хоть что-то сказать.

– Ну, конечно! – удивился Лисица. – А как же?! Время сейчас какое? Без пушки стремно, сами знаете! То одного кореша завалили, то другого… Хожу и оглядываюсь…

Он завел пластинку, которую неоднократно слышали в элитных казино и ресторанах столицы, на КПП закрытых поселков современной знати, да и в других местах, куда запрещался вход с оружием.

– А все почему? – Пит перешел на доверительный тон и понизил голос. – Меня почему-то не все любят, вот в чем заковыка. Не, любят, конечно… Но не шибко. Многие хотят завалить при случае. А мне что делать?

– Каждого здесь хотят завалить, – не выдержав столь бесцеремонного нарушения закона сходки, вмешался Гангрена. – Но все сдают! А вы не сдали!

– Конечно, не сдали! А как тебе можно дорогие вещи сдавать? – перебил его надтреснутый голос Пита. – У тебя ни номерков, ни расписок… А потом я вместо «Глока» столетний «наган» получу обратно? Если есть номерки – сдадим! Мы любим консенсус! Слыхали слово такое заграничное?

«Законники» в очередной раз незаметно переглянулись. Они знали эту его слабость. Трижды судимый за вооруженный разбой и бандитизм, Петр Лисицын имел образование четыре класса, но на последней ходке ему попался словарь иностранных слов, который он выучил наизусть, забрал на волю и, по слухам, даже не расставался с ним надолго. При этом делал для себя много открытий и щедро делился ими с окружающими. Для тех это тоже частенько бывало открытием, а некоторые просто изображали радость познания нового, чтобы доставить Лисице удовольствие от возможности показать себя умным и образованным человеком.

– Ладно, – после короткой паузы махнул рукой Крест. – В любом правиле есть исключения! Так ведь, братва?

Удав и Фонарь синхронно кивнули. Сходка неопределенно зашумела: то ли соглашаясь, то ли возражая. В конце концов, испокон веку на сходке были все равны! Но Крест истолковал этот шум, как согласие.

– Тогда продолжим, – сказал он. – На чем это мы остановились?

– На том, как вы моего крестника, сына уважаемого Молота форшмачили! Как из кристального парня, Ворона, иуду сделать хотели! – грозно каркнул Пит.

Наступила пугающая тишина. Коромысло весов криминального правосудия резко наклонились в другую сторону.

– Да что ты, Петр, у нас и мысли не было никого форшмачить! – первым опомнился Удав, и Фонарь энергично закивал головой. Оба «законника» бросили осуждающие взгляды на Креста и даже вроде как отодвинулись от него, хотя стулья остались на тех же местах, что и стояли.

– И в мыслях не было! – солидно подтвердил Крест. – Это сходняк, тут всю правду говорят. У кого были предъявы, те сказали…

– Да еще не все сказали! – вмешался Гарик – зам бригадира речпортовских. – Еще есть, что выкатить!

Это было неуважение и к ведущему сходку Кресту, и к столичному коронованному гостю, чье мнение периферийный полублатной прилюдно сломал через колено. Но Крест сделал вид, что этого не заметил или не придал значения, и продолжил бесцеремонно прерванную фразу:

– А сейчас мы как раз приготовились Ворона выслушать по сделанным предъявам…

В зале недоуменно зашептались. Крест и сам почувствовал, что допустил косяк. Терпимость не входит в число криминальных добродетелей. Закон зоны прост: если тебя обозвали «козлом» [13], а ты не воткнул обидчику между ребер заточенную ложку, или не выбил глаз, то ты и есть козел! Если какой-то Гарик перебивает рулящего на сходке «законника», а тот ничего «не замечает», то это первый шаг вниз с занимаемого трона. Тот самый главный шаг, после которого скатиться вниз, где «корона» слетит с головы и «законник» превратится в обыкновенного «сухаря» [14] ничего не стоит. Ворон хорошо знал «законы» и понятия, поэтому он не стал пользоваться предоставленным ему словом, а молча смотрел на Лисицу, ожидая его реакции.

Пит Лисица помолчал, по своему обыкновению, тщательно обдумывая каждое слово, перед тем как озвучить фразу,

– Скажи мне, Крест, братское сердце, кто тут так противно и неуважительно лаял только что? – наконец сказал он, не повышая голоса, но смысл произнесенного заменял тональность, и в зале бывшего кинотеатра будто разнесся удар грома. Не тот, искусственный, киношный, а настоящий – гремящий за молнией, или нажатием на спуск крупнокалиберного пистолета.