Владимир Таганцев - Золотое яблоко Фрейи
Арчер щелкнул зажигалкой.
— Маккарен, вы знаете, от чего умер Шрайдер? Историк заметно побледнел.
— От разрыва сердца. А что?
— Это случилось, когда он сидел за рулем своей машины. А вчера абсолютно идентично умер упомянутый ранее в разговоре Браун.
— То есть как идентично? — вздрогнул Маккарен.
— А так — его обнаружили мертвым, сидящим на месте водителя, руки его сжимали рулевое колесо. Эндрю Хаббард также погиб от разрыва сердца. Вы меня понимаете?
— Да. — Историк побледнел еще сильнее.
— Как вы считаете, смерть Отто Шрайдера связана с тем фактом, что вы заочно познакомили его с Элис Эдсон?
— Не знаю. — Историк заметно нервничал.
— Тогда послушайте: там, в библиотеке, где мы обнаружили труп Хаббарда, семь лет назад умерла Элис Эдсон — и у нее не выдержало сердце. Следующий на очереди — человек, узнавший тайну Евангелия, узнавший от вас, Маккарен. И вашим упорным нежеланием назвать его имя он обречен, обречен на смерть от ужаса. Вы вправе молчать, но запомните: его смерть останется на вашей совести…
— Памела?! Нет! Никогда! — закричал Маккарен. — Это неправда, скажи, Ральф!
— Проанализировав все, я пришел к выводу: в убийствах, перечисленных Арчером, виноват я. Томас говорит вам правду, — сказал Беннет. — Я готов дать показания, да…
— Это какая Памела?! — страшно заревел О'Нэйл.
— Джой Памела Ньюменс, — сказал Арчер. — Но я могу ошибаться, я человек женатый…
От страшного удара Арчер покатился, как мячик, по полу.
— Кто сказал Памела?! — надрывался О'Нэйл. — Где ты, дрянь, поганый книжный червь?! А, гаденыш! — Он кинулся к историку, но неожиданный выпад Дэвиса правой снизу остановил его, а удар левой в сплетение бросил навзничь.
— Ты что, Джо?! — прохрипел, вставая, О'Нэйл.
— Ничего, иуда! — Дэвис всадил правой О'Нэйлу прямо в нос. Тот, покачавшись, рухнул на ковер.
— Неплохо, сэр, — заметил Норман серьезно. — Но левой вы работаете слабовато. Мистер Арчер, так вот этот господин и придуривался под волосатого?
Томас, потирая правую скулу, сказал:
— А он левша, Берт. Ну и щечки у меня будут к утру! Да, Берти, это он напяливал плюшевую шкуру. Наверняка она лежит в багажнике его машины.
О'Нэйл уже встал и, подойдя к столу, пил виски прямо из горлышка.
— Поставь бутылку, сынок, — услышал он голос Нормана. — Я на тебя здорово обижен, так что извини старика…
После могучего удара Нормана О'Нэйл остался лежать на ковре.
— Минут через пятнадцать очухается, а может, и раньше — силы у меня не те, — сказал Норман. — Что поделаешь — старость.
— Такие люди, как вы, и покоряли моря но имя Империи, — улыбнулась ему Липтон.
Арчер, продолжая массировать скулу, подсел к Беннету:
— Не возражаете, если я побеседую и с вами, профессор?
— Зачем, Томас? Вы же все знаете, и я повторяю, что готов дать показания следователю или в суде, не знаю юридических тонкостей…
— Мне известно далеко не все, — возразил Арчер. — Как я понял, именно вы рассказали Хаббарду о тинктуре, рецепт которой хранился в библиотеке.
— Разве мог я предположить, что он поверит в эту чушь? — ответил Беннет. — И потом, кто знал истинное происхождение Хаббарда, несостоявшегося лорда Эдсона? Однажды мы играли в карты, и скуки ради…
— Вы рассказали забавный анекдот, услышанный в давние времена от Эдгара Хапигейма, другого вашего партнера по ломберному столу. Анекдот про тинктуру бессмертия, статуэтку и библиотеку Хеллингтона. Думаю, Хаббард реагировал на вашу шутку несколько неожиданно для вас.
— Хаббард даже не улыбнулся, он весь напрягся, что-то мучительно вспоминая, потом как-то сразу успокоился и в шутливой форме начал расспрашивать меня о подробностях этой загадки. Меня его поведение немного удивило, я спросил, посмеиваясь, не собирается ли он открыть институт омоложения. Он отшутился, и я, естественно, вскоре обо всем забыл. Но месяца через два Хаббард вновь заговорил о Хеллингтоне.
— Он вас спрашивал о неких конкретных устройствах, связанных с библиотекой, — утвердительно сказал Арчер.
— Да… Я потом долго вспоминал наш разговор и сделал вывод: его очень интересовало, знаю ли я секрет какого-то механизма для привода кузнечных мехов. Но расспрашивал меня он очень осторожно, все время переводя разговор на темы, связанные со старинными книгами, и приводя интересные примеры.
— Я сразу понял, Беннет, почему вы побледнели, услышав от меня, что убийца Эдсон уже держал в руках трактат о тинктуре, — заметил Арчер.
— Но тогда, семь лет назад, в голове моей были лишь бессвязные обрывки мыслей, Томас, могу поклясться.
— Как бы то ни было, но путем логических сопоставлений вы открыли более достойного, на ваш взгляд, претендента на Нобеля, чем доктор Дэвис.
— Не знаю, это была лишь смутная догадка, озарение, и, когда две недели назад мы беседовали вчетвером у уважаемого мистера Дэвиса, я просто пошутил.
— Однако, узнав, что после посещения Хеллингтона у доктора был нервный стресс и он попал в клинику, вы начали проявлять заметное беспокойство. Зачем вы звонили ему утром, в день его исчезновения?
— В третий раз повторяю: я готов рассказать все, Томас. Когда Говард спросил меня, не слышал ли я о краже из дома доктора Дэвиса, — Беннет посмотрел на еще неподвижно лежащего О'Нэйла, — я, естественно, ответил отрицательно. Но потом, ночью, смутное чувство подсказало мне: а не попробовало ли известное лицо повторить убийство, не учтя, что доктор появился в Хеллингтоне вместе с вами? Я еле дождался утра и позвонил доктору, порекомендовав ему… э…
— Убраться подальше от Хеллингтона, — закончил за Беннета Арчер. — И вы называете это смутной догадкой? Нет, Беннет вы меня не убедили. А позавчера и вчера в полдень вы звонили доктору из праздного любопытства?
Беннету удалось наконец раскурить сигару.
— Томас, я уже признался что я — убийца.
— Нет, Беннет, вы не убийца. Но благодаря своему молчанию вы оказались его сообщником. Что он вам рассказал про огонь!
— Примерно так: человек сидит в комнате, освещенной свечой, и вдруг она гаснет; человек сидит в той же комнате, но темной, и вдруг вспыхивают свечи. Что более неприятно? Естественно подавал он информацию в виде данных, почерпнутых из разных психологических школ. Но вот как раз в этом деле меня провести трудно, — усмехнулся Беннет. — А вы меня не поняли — ни о каком Нобеле и мысли не было, просто сама идея чудовищно гуманна. Чудовищно, понимаете?
— Да, — согласился Арчер, — Чудовищно. Да, вы правы — в природе все относительно, но зло есть и будет злом, а добро всегда остается добром. Убийца не станет праведником, какими бы мотивами он не руководствовался. Он останется убийцей и должен понести наказание. И заповедь «Не убий!» конкретна, а не расплывчата.
Беннет, сделав несколько глубоких затяжек, спросил:
— Вы знаете о библиотеке все?
— Да, о ней я знаю все. — Арчер сделал ударение на последнем слове. — И ни о каком чудовищном гуманизме не может быть и речи. О цепи чудовищных преступлений — да.
— Мистер Арчер, вы не забыли, что у нас уже не осталось времени? — Остановила их диалог Липтон, — Вы несколько многословны, а…
— Жаль, что я не успел заткнуть его вонючую пасть еще на бензоколонке. — О'Нэйл с трудом поднялся с пола. — Паршивое дерьмо!
— Мистер О'Нэйл, я рекомендовала бы вам помолчать, — перебила его Липтон.
Тот как-то странно посмотрел на нее и, налив себе полный стакан виски, уставился на огонь за каминной решеткой.
— Мне кажется, Томас вы выяснили все, что хотели, — продолжала Липтон. — У вас есть вопросы ко мне?
— У меня есть маленький вопрос: кто убил Хаббарда? — вмешался Дэвис.
— Минутку, док. Я котел бы прояснить один момент, мадам.
— Я вас слушаю.
— Эдсоны появились в Хеллингтоне через два года после смерти Клэр Дэвис, матери доктора. Хаббард сблизился с Эдсон еще позднее. И мне не ясно, из каких соображений он убил Клэр Дэвис.
Доктор вздрогнул и побледнел.
— Он ее не убивал, это случилось неумышленно. Его вызвали к ней, поскольку семейный врач Дэвисов в это время отсутствовал. Дэвисы жили тогда в самом Бултоне, и Эндрю приехал первым. У Клэр была скрытая форма диабета, редчайший случай. И Эндрю и не подумал об инсулине. Да, вскрытие показало, что он роковым образом ошибся, но, так или иначе, про его врачебную ошибку вскоре забыли. Как он помог Эдсон! Когда все улеглось, к нему пришел неизвестный и за пару тысяч фунтов пообещал не сообщать в полицию, что Эндрю не просто ошибся, а сознательно убил жену человека, который незадолго до этого поддерживал тесные отношения с виновником смерти сэра Роберта. Эндрю в шоковом состоянии выложил деньги, назанимав их и оставшись без гроша в кармане. Испытывая угрызения совести, он приехал к Джиму Дэвису и клятвенно заверил его, что он не виноват, никто бы другой не помог Клэр. Они разговорились, и Эндрю рассказал Дэвису о своем тяжелом детстве, о потере матери и отца, и тот принял в нем участие.
