Тимоти Уилльямз - Черный август
– Конечно, нет. Журналы эти еретические. Дон Лионелло говорит, что я читать их не должна.
– Конечно-конечно.
– Еще граппы? – Она взялась за бутылку с деревянным стариком.
Тротти замотал головой.
– Вернемся к нашей девушке… Вы видели синьорину Роберти на прошлой неделе?
– Докторову дочку?
– Синьорина Роберти. Ее зовут синьорина Роберти.
– Роберти? Вот уж не знаю, есть ли в Турине такие фамилии. Я раз с мужем в Турине была.
– Когда вы видели синьорину Роберти?
– Я знаю, это докторова дочка. Говорят, учится в университете. А на что только эти студенты похожи? Уж вам-то не знать нонешних девок? Сейчас все просто. Потому никакой морали и не осталось, синьоры. Ни в чем нужды у людей нету.
Тротти и Пизанелли кивнули в знак согласия.
– Когда я девчонкой была, нужду во всем терпели. На все эти развлечения времени не хватало. Я пошла работать в тринадцать лет. И ничего. А теперь кругом один этот секс. А мы о таком и слыхом не слыхивали. – В углах ее тонких губ скопилась слюна. Она провела рукой по своему старческому восковому лицу. – Мы были католиками.
– Когда вы ее видели?
– С каким-то мужчиной. Не с ее парнем. Ее парня я знаю.
Я его видела, высокий такой. А тот мужчина был пониже. Совсем незнакомый какой-то. И это когда по телевизору только и разговоров, что о всяких болезнях. – Она указала рукой на телевизор, стоявший на тумбочке у изножья узкой постели. Кусок ткани с цветочным орнаментом закрывал экран. – Никакой морали больше не осталось. Кругом один секс.
– Когда это было, синьора?
– С самого развода. Тогда еще референдум был. Тогда-то все и пошло. Свободная любовь. Чего теперь болезням-то удивляться? Дон Лионелло говорит, что…
– Когда вы видели синьорину Роберти?
Прежде чем ответить, вдова посмотрела на Тротти долгим оценивающим взглядом:
– Не могу же я целыми днями спать. Доктор в Сан-Маттео говорит, что у меня случай очень тяжелый. Он дал мне таблетки, но целыми днями я же не могу спать. У меня только одно легкое осталось. – Она положила руку на грудь, прикрытую черным лоснящимся платьем. – Другое-то я потеряла, работая на вискозном заводе. Меня шесть с лишним часов оперировали. В 1981 году. Я даже в Лурд ездила, но по ночам спать иногда не могу. Ложусь и начинаю кашлять. Кашляю и вспоминаю своего мужа несчастного, Господи, упокой душу его. – Она перекрестилась и снова поцеловала указательный палец. – Потому-то я ее и увидала. Утром, в прошлое воскресенье. Я уж знала, что сна мне не будет и до мессы только промучаюсь. Дон Лионелло говорит, что Господь милостив, и что, коли сна у меня нету, пропустить мессу не грех. Дон Лионелло говорит, что мне следует о своем здоровье заботиться.
– Вы видели синьорину Роберти в воскресенье утром?
– Глупая девка. С незнакомым мужчиной. Вы думаете, я не знала, чем они там будут заниматься? – Приподняв плечи, она повертела головой. – Уж такая она распорядочная.
– Кто был с синьориной Роберти?
– Мужчина. А она была в стельку. Чего удивляться-то – сегодня вся молодежь пьет. И она и пьет, и курит. А я видела, как она поздно возвращалась и на нем прямо повисла. Мужчина невысокий такой.
– В каком часу это было?
– В полчетвертого – аккурат колокола на церкви отзвонили. Полчетвертого, а эту дуру – хуже проститутки дешевой – новый хахаль домой волоком тащит.
– Вы узнали мужчину?
Глаза старухи ядовито блеснули.
– Как он из дома выходил, я не видала.
Блеснули ядовито и алчно.
ЛаураОни вышли из сырой квартиры и очутились в неподвижном пекле площади Сан-Теодоро. Пизанелли надел очки от солнца.
– Вы дома не ночевали, комиссар?
– Я ночевал в Ферраре, в казармах карабинеров.
Пизанелли присвистнул.
– Карабинеры нашли «фиат-панду», в котором Розанна уехала из гостиницы. Он или сам съехал в канал, или его туда спихнули.
– Она утонула? – Пизанелли сочувственно посмотрел на Тротти. Они пересекали площадь, а навстречу им шел прелат в черной сутане и черной широкополой шляпе, частично скрывавшей его лицо. Он говорил по радиотелефону, пот лил с него градом. Тротти расслышал слово «исповедь». Погруженный в разговор, он прошел мимо полицейских, не обратив на них внимания. Взбежав по ступенькам на паперть, он скрылся в церкви.
– Розанна Беллони утонула? – переспросил Пизанелли.
– В машине никого не было. – Тротти покачал головой. – Машину взяли напрокат, феррарский номер. Отпечатков пальцев нет. Неудивительно: два с лишним дня простояла под водой.
– А ее вещи в гостинице «Бельведер»?
Тротти снова покачал головой:
– Карабинеры говорят, что там была только одежда. Все остальное Розанна, наверное, забрала с собой при отъезде.
Они прошли в узкую калитку, вырезанную в деревянных воротах, и очутились все в том же запущенном дворике. Потом стали подниматься по лестнице с грязными крашеными стенами.
– Когда вы с Анной уезжаете, Пиза?
– Я решил остаться в городе, – просто ответил Пизанелли и снял очки.
– Тогда сможешь поехать со мной. Мне обязательно нужно навестить в Гарласко Карнечине.
– Комиссар, а настроение-то у вас вроде наладилось. Съешьте еще вишневый леденец.
– Мне, конечно же, приходило в голову, Пизанелли, что Розанна Беллони в убийстве сестры невиновна.
Они подошли к двери с овальной до блеска надраенной медной табличкой: «Доктор Роберти». Пизанелли позвонил в колокольчик и сказал:
– Если у Лауры Роберти есть хоть что-нибудь в голове, она смоталась в Ланге или отправилась на розыски своего Джан-Марии.
– В Феррару.
– В Феррару. Где зарегистрировалась и ваша «панда». Совпадение, комиссар? – Пизанелли снова позвонил в колокольчик, на сей раз сильнее. Какое-то время за дверью было совершенно тихо. Через пару минут за окошком с темным стеклом появился свет. Дверь отворилась.
Все шторы в огромной квартире были задернуты.
Лаура Роберти зевала. В ночной рубашке она выглядела еще более хрупкой. Черные волосы спутались. Косметики не было. Маленьким кулачком она терла сонные глаза. Она стояла босая; там, где ее ступню обычно облегали вязаные матерчатые тапочки, кожа была светлее.
– Доброе утро. – Смущенная улыбка, заставившая Тротти вспомнить другую женщину. Лаура пробежала рукой по волосам, и они упали ей на лицо ровной челкой. Хотя, очевидно, она только что вылезла из постели, ее лицо было удивительно свежим. Она откинула несколько прядей волос с глаз и посмотрела на Тротти. – Извините за беспорядок. – В ее дыхании чувствовался запах эвкалипта, словно она только что почистила зубы. – Я спала. – Спохватившись, она прибавила: – Вам бы лучше пройти.
Искусственно охлажденный воздух; Тротти расслышал тихий гул кондиционера. Охлажденный, но не влажный – как в квартире старой вдовы.
По коридору они проследовали за ней до ее собственной спальни-гостиной.
На экране стоявшего в углу маленького телевизора беззвучно мелькали кадры утреннего японского мультфильма. Тротти обежал взглядом кухонную утварь – посудомойку, холодильник, плиту и нависший над ней воздуоочиститель. Пара грязных тарелок в раковине.
Узкая постель не застлана.
На полу в прежнем беспорядке валялись одежда и обувь.
Тротти снова узнал чемоданы марки «Vuitton», такие накануне последнего своего отъезда из Италии приобрела и Аньезе. Из них по-прежнему вылезала на деревянный пол одежда.
– Все еще не успели разобрать вещи, синьорина?
Лаура Роберти потерла рукой глаза:
– До поздней ночи вчера занималась. – Она дернула плечами. – Господа, не хотите ли кофе? – Не дожидаясь ответа, она подошла к плите, взяла кофеварку, открутила крышку и добавила туда воды и кофе.
Тротти примостился на краешке постели.
Пизанелли подошел к окну, распахнул его и поднял жалюзи. В комнату хлынул поток света. Он снова закрыл окно.
– Синьорина Роберти, – проговорил Тротти, когда девушка протягивала ему чашку его любимого дымящегося кофе с пенкой, – я должен задать вам несколько вопросов. – Он отвел взгляд от нежной груди, показавшейся под рубашкой, когда Лаура Роберти наклонилась вперед с чашкой в руке.
Она подняла голову и улыбнулась.
– Боюсь, что во время последнего нашего разговора вы мне лгали. – Он помолчал. – Думаю, что вы знаете о смерти синьорины Беллони гораздо больше, нежели стараетесь показать.
– Сахару, комиссар?
«Луиджи Лавацца»Кофе был превосходным и очень горячим.
– «Сайкаф»? – спросил Тротти, облизав губы.
– «Лавацца»,[31] - а чего еще ждать от жительницы Турина?
Тротти смотрел на нее, и ему не верилось, что Лаура Роберти способна лгать. Нежное изящное личико, хрупкое маленькое тельце, так и взывающее к защите.
