Андрей Бондаренко - Ремарк и оригами
«Экзотичное местечко, ничего не скажешь», — мысленно восхитился Роберт. — «Самой настоящей стариной веет. Без дураков. Рубленые избы с квадратными окнами. Причём, рубленые из толстенных стволов местных эвкалиптов. Резные наличники и ставни. На коньках крыш — гнёзда аистов. Скворечники на длинных шестах, вкопанных в землю. Колодцы-журавли. Чёрные треугольники погребов…. А это, надо понимать, тщательно огороженный по периметру скотный двор. Стайка пёстрых куриц, возглавляемая рослым красавцем-петухом. Какой шикарный хвост! Прямо как у павлина — рыже-зелёный. Голенастые дурашливые телята. Разномастные бараны и овцы. Упитанные и бокастые хрюшки. Белоснежные рогатые козы. Гуси и утки беззаботно плещутся в прямоугольном пруду…. Высоченный сарай непонятного назначения. Второй, третий. Длинный-предлинный бревенчатый барак. Умиротворённое сытое мычанье. Коровник, надо понимать…. Ага, деревянная церквушка, возведённая на солидном и высоком фундаменте, сложенном из красно-белых гранитных валунов. Красивая, симпатичная и элегантная, как и положено. А ещё и украшенная — везде и всюду — искусной резьбой…».
— Чем же здесь так пахнет? — спросил Роберт. — Незнакомо, своеобразно и чуть-чуть тревожно?
— Недавно заготовленным силосом, свежим коровьим навозом и печным дымком, — охотно пояснила Танго. — Русской деревней, короче говоря…. Откуда жарким австралийским летом взялся печной дымок? Коптильни, скорее всего, работают.
Амвросий привёл их в бревенчатый дом, выстроенный рядом с церковью. Привёл, проводил внутрь и предложил:
— Располагайтесь, гости дорогие. А я схожу за бабушкой, которая вам всё и расскажет. Не скучайте. Можете слегка перекусить. Вон — пироги на блюде, прикрытые холстиной. А на буфете — кувшин с питьём. Там же и кружки отыщите…
Старец ушёл.
«Достаточно просторное помещение, правда, с низкими потолками», — непринуждённо расхаживая по комнате, отметил Роберт. — «Три квадратных окошка. Доски с картинками («русские иконы», как их называет Танго), развешаны в углу рядом с дверью. Стены, обшитые гладкими струганными досками. Вдоль стен разместились широченные деревянные скамьи и низенькие старинные сундуки, окованные чёрными железными полосами. В правом дальнем углу — большая (ну, очень большая!) деревенская печь. Такие (только, конечно, гораздо меньшие по размеру), и в моей Австрии можно увидеть — в горных альпийских деревушках, специально выстроенных для любопытных японских туристов и стилизованных под старину…. По центру комнаты расположен прямоугольный обеденный стол, покрытый льняной светло-серой скатертью, искусно расшитой красно-зелёными узорами-петушками. По периметру стола расставлены грубо-сколоченные громоздкие табуреты. Пол помещения щедро — процентов на семьдесят-восемьдесят — застелен многочисленными полосатыми ковриками-половичками пастельных тонов.… И букет тутошних запахов-ароматов — откровенно непривычен и многообразен: пахнет печным дымком, свежевыпеченным хлебом, ванилью, овчинным тулупом, сушёной травой (сеном?), и недавно вымытыми деревянными полами.… А это, надо полагать, постель здешнего старца? То бишь, деревенского старосты? Скамья, сколоченная из струганных досок, а на доски постелена войлочная кошма — толстенькая такая, сантиметра полтора-два. Ну, и поверх кошмы наброшен кусок грубого полотна…. Что это за тощий войлочный валик, старательно обёрнутый серой льняной тканью? Неужели — заменитель подушки? Бывает, конечно…. Тем не менее, здесь ощущается — причём, практически всеми фибрами чуткой Души — милый деревенский уют. Настоящий такой, бесконечный, без всяких дешёвых понтов и скучно-пошлых аляповатых декораций, которыми заполнены все эти бесконечные телесериалы о трудной, но счастливой деревенской жизни…. Так-с, пить захотелось. Нестерпимо…. Что там наш гостеприимный старичок говорил о напитках?».
Он подошёл к массивному тёмно-коричневому буфету, сработанному — явно — не в фабричных условиях.
— Мне тоже налей, — достав с полки керамические кружки, попросила Танго. — Спасибочки…. Ну, как оно тебе?
— Оригинальный и запоминающийся вкус, спора нет. Чуть-чуть похоже на пиво…. Как называется этот напиток?
— Русский хлебный квас.
— Недурственно…. А сколько в нём градусов?
— Нисколько. Квас — безалкогольный напиток.
— Ерунда ерундовая, — скривился Роберт. — По мне — пить безалкогольные напитки, это практически то же самое, как… м-м-м…
— Как заниматься сексом в презервативе?
— Нет, просто как заниматься сексом с нелюбимой женщиной…. Что там у нас с пирожками?
— Вот, держи. Только не знаю — с какой они начинкой.
— Спасибо, попробую…. Очень вкусно. Только никакие это и не пироги, а самые обыкновенные лепёшки. Начинка? Нет никакой начинки. Их, скорее всего, испекли из смеси пшеничной и ржаной муки с добавлением маленьких кубиков мяса и сала. Ещё ощущается привкус укропа, лука и чеснока. Нормальный, короче говоря, вариант…. Ага, печка, бока покрыты цветными изразцами. Подчёркиваю, тёплые бока…. Зачем, интересно, летом топить печь?
— Чтобы испечь хлеб, — подсказала Танго. — Или же, к примеру, эти самые пирожки-лепёшки…
Сзади послышался тихий подозрительный шорох, Роберт насторожённо обернулся, ожидая подвоха, но тут же расслабился и широко улыбнулся: к ним — медленными плавными зигзагами — приближался, выгнув спину крутой дугой и слегка подрагивая пушистым хвостом, большой (да, что там — «большой», прямо-таки гигантский!) чёрно-белый кот.
— Мяу! — приятным басом сообщил кот, приветливо посвёркивая тёмно-зелёными глазами-блюдцами.
— И тебе, братец, здравствовать и никогда не болеть, — вежливо ответила Танго, присаживаясь на корточки и осторожно гладя котяру по широченной мохнатой спине. — Как тебя, красавца, зовут? Может, ты говорящий? Как там, у Александра Сергеевича Пушкина? Идёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит.… Почему же ты, дружок, такой большой, а? В нашем двадцать первом веке таких настоящих гигантов — килограмм на двенадцать-тринадцать — уже и не встретить. Ну, понятное дело, за редчайшими исключениями, о которых — через Интернет — ушлые репортёры-журналисты тут же объявляют на весь мир. Они так себе зарабатывают на хлеб со сливочным маслом. Это я про журналистов, понятное дело…. Ну, расскажи-ка нам с инспектором Ремарком что-нибудь о здешней жизни деревенской. Если, конечно, тебе не трудно…
Но кот разговаривать-беседовать категорически отказывался, ограничиваясь громким и радостным урчанием. А, вот, предложенные кусочки лепёшки он уплетал с завидным аппетитом…
Хлопнула входная дверь, и в комнату вошёл Амвросий, за которым бодро семенила пожилая женщина в тёмных одеждах, с тёмным же платком на голове.
— О, уже познакомились с Аркадием, — указал на кота старец. — А, вот, кормите вы его совершенно напрасно. Аркаша, он ужасно прожорлив. Ну, и — в результате — толст не в меру. Со вчерашнего дня, как раз, посадил его на диету, а вы, гости городские, её и нарушили. Ладно, ничего страшного. Сам виноват — не предупредил…. Знакомьтесь, граждане и гражданки.
— Роберт.
— Танго.
— Матушка Феофана, — приветливо и светло улыбнувшись, представилась женщина.
«Что же, «матушка» подходит ей гораздо лучше, чем — «бабушка». Гораздо», — решил Роберт. — «Славная такая «матушка», лет пятидесяти пяти-семи. Лицо строгое, в меленьких морщинках. А глаза — голубые-голубые. Практически васильковые. И очень добрые. Святые глаза. Ещё и очень умные. Знать, без высшего образования здесь не обошлось…».
— Присаживайтесь за стол, ребятки, — пригласил старец. — Присаживайтесь.… Сейчас выпьем по чуть-чуть хмельной медовухи — за знакомство. Как и полагается по старинному русскому обычаю. По-другому нельзя. Не нами установлено-заведено, не нам и отменять. А потом уже и поговорим…
Он, приоткрыв створки буфета, извлёк оттуда высокий стеклянный графин и четыре серебряных стаканчика. После чего расставил стаканчики на льняной скатерти, наполнил их янтарно-жёлтой жидкостью из графина и, взяв свой стаканчик в ладонь правой руки, провозгласил:
— Ну, за хороших и славных людей, которым ещё только предстоит встретиться на нашем с вами жизненном пути. Этот тост, отрок и отроковица, пьётся до дна…
Все выпили.
— Спасибо вам, отче, — поставив опустевший стаканчик на скатерть, вежливо поблагодарил Роберт. — Очень вкусный и духовитый напиток…. Может, перейдём к делу?
— К делу, так делу, — согласился Амвросий. — Приступай, матушка Феофана.
— Слушаюсь, отче, — коротко и светло улыбнулась пожилая женщина. — Молодёжный летний лагерь «Добрый приют» был открыт в 1994-ом году. Это был, действительно, приют — для несчастных сирот из стран Южной и Центральной Америк, рассчитанный на сорок-пятьдесят детей: половина мальчиков и половина девочек. Сюда их привозили по различным международным гуманитарным программам, в которых тогда участвовала Австралия. А, может быть, и до сих пор участвует. Не знаю…. Для чего сирот привозили сюда? Для полноценной реабилитации. Чтобы они хорошенько отдохнули, а также немного пришли в себя — от перенесённых горестей и страданий: веселые подвижные игры на свежем воздухе, неторопливые пешие прогулки, водные походы на байдарках, сытное и сбалансированное питание, регулярные медицинские осмотры, ну, и так далее.… По окончанию же летнего сезона детишек отправляли в специализированные международные Центры, занимавшиеся подбором достойных приёмных родителей. А по следующей поздней весне в лагерь привозили новых сирот…. Я и ещё одна сестра (она, к сожалению, уже умерла), работали в «Добром приюте» кухарками и посудомойками, благо он располагался совсем недалеко от Алексеевки — примерно в двух милях, на обрывистом берегу реки Дарлинг. В нашей общине деньги лишними не бывают…. Мы приходили рано утром, готовили завтрак, а по его завершению мыли грязную посуду. Готовили обед и мыли грязную посуду. Готовили ужин и мыли грязную посуду. Обычное дело. А после этого отправлялись домой…. Но поздней весной 1997-года (то есть, в последних числах ноября месяца), всё изменилось. Во-первых, было объявлено, что теперь лагерь будет круглогодичным. В том смысле, что одна смена будет длиться не три месяца, как прежде, а одиннадцать с половиной. Мол, так реабилитация будет более полноценной и эффективной. Во-вторых, в лагере появились новые люди, занимавшие непонятные должности, но — явно — не воспитатели. Например, один из них — Майкл Поспишил — отвечал за странные жёлто-синие баллоны, заполненные, скорее всего, каким-то газом. Я несколько раз видела, как под его руководством эти баллоны выгружали из машины, а на их место загружали другие, наверное, уже пустые…. В-третьих, в «Добром приюте» сменилось руководство. Если раньше в лагере всем заправляли супруги Смит-Осборны, то в конце 1997-го года они были смещены на второстепенные роли, а вся полнота власти перешла к очень неприятной и желчной женщине, которую все называли — «миссис Эстель». А потом к ней присоединился ещё один приметный персонаж — представительный мужчина, слегка похожий на откормленного кота. К нему все обращались очень уважительно: — «Мистер…». В-четвёртых, резко поменялся график рабочего дня. Теперь мы с сестрой приходили в «Добрый приют» только к двенадцати дня: мыли грязную посуду, накопившуюся за предыдущий день, готовили много еды — сразу на сутки вперёд, а после этого уходили домой. Странно это. Раньше детишки всегда просыпались в семь тридцать утра, а в тот памятный недобрый год — в районе часа дня…. В-пятых, изменились и сами дети. В предыдущие смены они были…м-м-м, обычными детьми: весёлыми, грустными, капризными, болтливыми, молчаливыми, короче говоря, разными. Эти же — из годичной смены — смотрелись совсем по-другому. Гораздо взрослей, что ли. Практически никогда не смеялись, только изредка улыбались — равнодушными и многознающими улыбками. И, такое впечатление, взрослели день ото дня. Ещё они были — с одной стороны — слегка сонными и заторможенными. А с другой, очень крепкими и хорошо развитыми физически…. В-шестых, с домашними животными, определённо, творилось что-то не понятное. В сиротском лагере всегда проживало много собак, щенков, кошек и котят — считалось, что общение с ними эффективно способствует детской реабилитации. Но животные были — на протяжении всей смены — одними и теми же. А тут — разными. Приходишь на работу: по лагерю бегают чёрно-белые собаки и рыжие кошки. Проходит неделя, глядь — собаки стали рыжими и пегими, а кошки, наоборот, чёрно-белыми. То есть, домашних животных регулярно меняли на новых…. В-седьмых, впервые за все эти годы в «Добром приюте» умерло несколько воспитанников: в январе — девочка, а в июле — сразу три мальчика. От чего они умерли? Не знаю, нам не говорили. Просто помещали детские тела в чёрные пластиковые мешки, грузили в медицинский фургончик и увозили…. Итак, странностей было очень много. Даже с избытком. И общая атмосфера царила тогда — однозначно-гнетущая и недобрая…. А потом, уже в октябре 1998-го, всё неожиданно закончилось. Миссис Эстель объявила, мол: — «Лагерь закрывается. Причём, навсегда…». Детей посадили в автобус и увезли. Всякие вещи и оборудование загрузили в грузовые машины. А после отъезда грузовиков приползли мощные бульдозеры и разрушили все лагерные строения. Старательно разрушили, до основания, тщательно ровняя с землёй. Вот, и вся история…
