Филлис Джеймс - Женщина со шрамом
Неудивительно, что в субботу Ньютон Мэклфилд с женой и детьми оказался не в Лондоне, а в своем загородном доме, в Суссексе. Их с Дэлглишем беседа проходила по-деловому, хотя и на фоне веселых детских голосов и собачьего лая. Высказав свое потрясение и выразив сожаления, что прозвучало скорее официально, чем сердечно, Мэклфилд сказал:
— Я, естественно, сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь расследованию. Вы говорите, что будете в ее доме в Сэнкчуари-Корт завтра утром? У вас есть ключ? Да, разумеется, он ведь должен был быть при ней. У меня в конторе нет ее личных ключей. Я мог бы приехать в Лондон и присоединиться к вам в десять тридцать, если это время вас устроит. Я заеду в контору и привезу завещание, хотя вы скорее всего найдете в доме его копию. Боюсь, я мало чем еще смогу помочь. Как вы, разумеется, знаете, коммандер, отношения между поверенным и его клиентом могут быть близкими, особенно если этот поверенный уже несколько поколений занимался делами семьи и стал считаться лицом доверенным и даже другом. В данном случае все сложилось иначе. Наши отношения с мисс Грэдвин строились на взаимном уважении и доверии и, что касается меня, на личной симпатии. Но отношения были сугубо профессиональными. Я знал ее как клиентку, не как женщину. Кстати, я так вас понял, что ближайших родственников уже известили?
— Да, — ответил Дэлглиш. — У нее осталась только мать. Она говорит о дочери как о человеке очень скрытном. Я сказал ей, что мне нужен доступ в дом ее дочери, и у нее не возникло возражений ни против этого, ни против того, чтобы я забрал вещи, которые могли бы оказаться полезными для расследования.
— У меня, как у ее поверенного, тоже нет возражений. Ну что же, увидимся в доме мисс Грэдвин завтра, около десяти тридцати. Поразительное дело! Благодарю вас, коммандер, что смогли связаться со мной.
Захлопнув мобильник, Дэлглиш задумался о том, что убийство — уникальнейшее преступление, никакое искупление вины за которое невозможно, — навязывает людям непреодолимые влечения и условности. Он сомневался, что Мэклфилд прервал бы свой отдых за городом ради менее сенсационного преступления. Молодым полицейским он сам тоже был затронут, пусть не желая того и лишь на короткое время, властной способностью убийства привлекать, одновременно ужасая и вызывая отвращение. Он наблюдал, как люди, имеющие отношение к такому преступлению всего лишь как ни в чем не повинные случайные свидетели, не обремененные ни горем, ни подозрением, оказывались поистине поглощены убийством человека; как чувство притягательного недоверия неудержимо влекло их туда, где это убийство было совершено. Толпа и средства массовой информации, ее обслуживающие, еще не собрались у кованых ворот Манора. Но они явятся, и Дэлглиш сомневался, что частные охранники Чандлера-Пауэлла смогут сделать что-либо иное, кроме как доставить им некоторое неудобство.
12
Остаток дня занял индивидуальный опрос, большая часть которого проходила в библиотеке. Хелина Крессет была на опросе последней из всех домочадцев, и Дэлглиш поручил выполнение этой задачи Кейт и Бентону. Он чувствовал — мисс Крессет ждет, что опрашивать ее станет он сам, но ему нужно было дать ей понять, что он руководит единой командой и его младшие офицеры вполне компетентны. К их удивлению, она пригласила Кейт и Бентона к себе, в свою квартиру в восточном крыле. Комната, куда она привела их, явно служила ей гостиной, но элегантностью и богатством обстановки резко отличалась от тех гостиных, какие обычно занимают экономки или администраторы. Мебель и размещение картин свидетельствовали о сугубо индивидуальном вкусе хозяйки, и хотя нельзя было бы сказать, что комната загромождена вещами, впечатление создавалось такое, будто ценимые предметы собраны здесь вместе больше ради удовольствия их владелицы, чем по продуманному плану внутреннего убранства.
Бентону представилось, что Хелина Крессет как бы колонизовала часть Манора, сделав ее своим личным владением. Здесь не видно было темной массивности предметов тюдоровской обстановки. Если не считать дивана, крытого полотном кремового цвета с красным кантом, стоявшего под прямым углом к камину, большая часть мебели в гостиной была георгианской.
Почти все картины на обшитых панелями стенах были семейными портретами, и в сходстве с ними мисс Крессет ошибиться было невозможно. Ни один из портретов не показался Бентону шедевром — возможно, те были проданы по отдельности, — но все они обладали поразительной индивидуальностью и создавались явно умелыми мастерами, а некоторые даже более, чем просто умелыми. На одном из них викторианский епископ в батистовых рукавах[19] взирал на художника с пастырским высокомерием, несколько опровергавшимся едва заметной тенью неловкости, словно книга, на которой покоилась его ладонь, была дарвиновским «Происхождением видов». Рядом с ним кавалер семнадцатого века — сторонник короля Карла I — позировал художнику с неприкрытой надменностью, тогда как напротив него, над каминной полкой, семья ранневикторианской эпохи расположилась группой перед домом: мать в локонах, окруженная младшими детьми, старший сын верхом на пони, и рядом с ними — отец. И всюду на этих портретах те же изогнутые изящной аркой над глазами брови, высокие скулы, тот же изгиб полной верхней губы.
— Вы здесь среди ваших предков, мисс Крессет, — сказал Бентон. — Сходство просто поразительное.
Ни Дэлглиш, ни Кейт не могли бы сказать такое. Это прозвучало бестактно: неразумно было начинать опрос с личной ремарки, и хотя Кейт молчала, Бентон почувствовал, как она удивлена. Однако он тут же мысленно оправдал свои слова, произнесенные спонтанно, рассудив, что они могут сыграть им на руку. Им ведь нужно получше узнать женщину, которую они собираются опрашивать, и, более конкретно, ее статус в Маноре, насколько она контролирует ситуацию в нем и как сильно ее влияние на Чандлера-Пауэлла и на остальных домочадцев. Ответ мисс Крессет на слова, которые она могла счесть некоторой дерзостью, скорее всего прольет свет на ее характер.
Глядя прямо ему в лицо, мисс Крессет невозмутимо ответила:
Наследная черта, что в человеке
Презреть способна краткость бытия,
В изгибе губ, в глазах и в голосе, вовеки
Пребудет в человеке. Это — я.
Не изменяюсь я со сменою веков,
Не властен надо мною смерти зов.
Чтобы это заметить, вовсе не нужен профессиональный детектив. Вам нравится Томас Харди, сержант?
— Как поэт больше, чем романист.
— Согласна. Меня угнетает его решимость заставлять своих героев страдать даже тогда, когда малая толика здравого смысла с его стороны и со стороны его персонажей помогла бы им избежать страданий. Тесс[20] — чуть ли не единственная из молодых женщин в викторианской литературе, вызывающая невероятное раздражение. Прошу вас, садитесь, вы оба.
Теперь перед ними была хозяйка, вспомнившая о долге гостеприимства, но неспособная или не желающая скрыть нотку снисходительного нерасположения к гостям. Она указала им на диван, а сама опустилась в кресло напротив. Кейт и Бентон сели. Без предисловий Кейт взяла бразды правления в свои руки:
— Мистер Чандлер-Пауэлл представил вас нам как администратора. Какие конкретно обязанности подразумевает ваша должность здесь?
— Моя должность здесь? Это трудно описать. Я — менеджер, администратор, экономка, секретарь и по совместительству бухгалтер. Полагаю, если сказать «генеральный менеджер» — это включит в себя все мои обязанности. Но мистер Чандлер-Пауэлл, разговаривая с пациентами, обычно представляет меня как администратора.
— И как долго вы здесь работаете?
— В следующем месяце исполнится шесть лет.
— Вам здесь, должно быть, не очень легко, — сказала Кейт.
— Не очень легко — в каком смысле, инспектор?
В тоне мисс Крессет слышался лишь вежливый интерес, однако Бентон не упустил нотки сдерживаемого негодования. Ему уже приходилось встречать такую реакцию: подозреваемый, чаше всего — человек, обладающий некоторым авторитетом, более привыкший задавать вопросы, чем отвечать на них, и не желающий восстанавливать против себя офицера, руководящего расследованием, срывает раздражение на его подчиненных. Но Кейт не так легко запугать. Она сказала:
— Вернуться в дом, такой прекрасный, которым ваша семья владела на протяжении многих поколений, и видеть, как его занимает кто-то другой. Не каждый смог бы справиться с этим.
— Но это не от каждого и требуется. Вероятно, мне следует объяснить вам. Моя семья владела Манором и жила в нем более четырехсот лет, но все когда-то кончается. Мистер Чандлер-Пауэлл любит этот дом, и лучше, чтобы он владел Манором и заботился о нем, чем другие, смотревшие поместье и желавшие его приобрести. Я не убивала его пациентку, чтобы заставить его закрыть клинику и так отплатить ему за то, что он купил мой родовой замок, и купил задешево. Простите мою откровенность, инспектор, но разве не это вы пришли выяснить?
