Камилла Лэкберг - Ангелотворец
— Уверена, что не хочешь с нами? Боязно как-то оставлять тебя одну после всего, что случилось вчера, — сомневался Дан.
— Ничего страшного. Будет неплохо побыть в тишине пару дней, — Анна послала супругу умоляющий взгляд, чтобы он понял и не обижался.
— Я понимаю, милая. Тебе не нужно объяснять. Отдыхай и позаботься о себе. Ешь, плавай, гуляй, делай покупки. В общем, делай что хочешь, главное, чтобы дом устоял до нашего возвращения, — пошутил он, обнимая жену на прощание, и вернулся к сумкам.
Горло сдавило. Анна чуть не сказала, что передумала, но прикусила язык. Ей необходимо было время, чтобы поразмышлять, и не только о том, что случилось вчера. Нужно было подумать о том, что будет дальше. Нельзя жить, постоянно оглядываясь назад. Пора принять решение. Отбросить прошлое и смотреть в будущее.
— Почему ты не едешь с нами? — потянула ее за рукав Эмма.
Анна присела на корточки перед дочкой. Поразительно, как та выросла за весну! Уже совсем большая стала…
— Я же тебе говорила, что у меня много дел… — стала объяснять девочке мать.
— Но мы же пойдем в Лисеберг! — Эмма посмотрела на нее как на безумную. Наверное, в мире восьмилетних детей никто добровольно не отказывается от похода в парк развлечений.
— В следующий раз я обязательно с вами поеду, — пообещала Анна. — И ты же знаешь, какая я трусиха. Я боюсь кататься на каруселях. Ты гораздо смелее меня.
— Конечно! — гордо вытянулась девочка. — Я поеду даже на тех, на которых боится кататься папа.
Сколько бы раз Анна ни слышала, как Эмма и Адриан называют Дана папой, каждый раз это трогало ее до слез. И это было еще одной причиной, почему ей так нужны были эти два дня в одиночестве. Нужно найти способ снова стать нормальным человеком. Ради семьи. Она поцеловала дочь в щечку:
— Увидимся в воскресенье вечером.
Эмма побежала к машине, а ее мать устало облокотилась на дверной косяк и, скрестив руки на груди, принялась наблюдать за спектаклем. Дан весь вспотел. Видимо, он начал понимать, что проект оказался сложнее, чем он ожидал.
— Боже мой, сколько вещей они с собой взяли! — вздохнул он, утирая лоб. Багажник уже был полон до краев, а в холле еще оставалась целая куча сумок. — Ничего не говори! — предостерег он Анну, увидев, что она смотрит на него.
Она всплеснула руками:
— Я ничего не видела!
— Адриан! Тебе действительно нужно брать с собой Дино? — спросил Дан, доставая любимую игрушку мальчика — огромного плюшевого динозавра, полученного в подарок на Рождество от Эрики и Патрика.
— Если Дино не поедет, я тоже останусь дома! — завопил Адриан, выхватывая зверя из рук отчима.
— Лисен! — крикнул Дан. — Ты уверена, что хочешь взять с собой всех твоих Барби? Может, выберешь двух самых красивых?
Лисен ударилась в слезы. Анна покачала головой и послала мужу воздушный поцелуй:
— Это твоя битва. Я не вмешиваюсь. Удачи!
Она вернулась в спальню, легла на кровать поверх одеяла и включила телевизор. Пощелкав пультом, остановила свой выбор на шоу Опры.
Себастиан раздраженно отшвырнул в сторону блокнот. У него было плохое настроение, при этом без всяких на то причин. Все шло по плану. Ему нравилось управлять Перси и Йозефом. Состояние дел было прекрасное и обещало хорошую выгоду. Монссон не уставал удивляться людям. Уж он-то никогда бы не связался с таким типом, как он сам, но фон Барн и Мейер оба были в отчаянном положении, хотя у них и не было ничего общего. Перси боялся, что у него отберут наследство, Йозеф боялся, что умрет, не успев искупить свой долг перед предками. При этом мотивы аристократа были понятны Себастиану; тот рисковал утратой очень важных в жизни вещей — денег и статуса. А вот причины страха Йозефа оставались для него загадкой. Идея открыть музей Холокоста была просто безумной. Из этого ничего не выйдет, и надо быть идиотом, чтобы этого не понимать.
Монссон встал у окна. В гавани было полно лодок с норвежскими флагами. На улицах повсюду слышалась норвежская речь. Себастиан не имел ничего против. Он провел с норвежцами много отличных сделок с недвижимостью: они охотно тратили нефтяные доллары и давали двойную цену за дом с видом на море на шведском побережье. Потом взгляд его обратился к Валё. Зачем Леон вернулся? Кто его просил ворошить муравейник? Монссон подумал о Леоне и Йоне. Они тоже были в его власти, но он всегда был слишком умен, чтобы воспользоваться этим. Вместо этого он, подобно хищнику, нашел самых слабых в стае и отбил их. А теперь Кройцу зачем-то понадобилось снова собрать стаю, и Себастиан чувствовал, что это не в его интересах. Но процесс уже начался, и не в его правилах было переживать из-за того, на что он не мог повлиять.
Эрика выглянула в окно, проверить, отъехала ли машина Патрика, затем бросилась поспешно одевать детей. Эббе она оставила записку, в которой сообщила, что уезжает по делам и что завтрак в холодильнике. Йосте писательница отправила сообщение еще утром, предупредив его о своем визите.
— Куда мы едем? — спросила Майя, сидя сзади с куклой в руках.
— К дяде Йосте, — ответила ее мать и тут же пожалела об этом, осознав, что девочка непременно расскажет все Патрику.
Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться. Эрику куда больше пугало другое: она утаила от мужа, что в их доме кто-то был. Но, свернув на Анрос, Эрика решила пока не думать о том, кто шарил в ее кабинете. К тому же у нее уже был ответ на этот вопрос. Или, точнее сказать, было два варианта ответа. Или кто-то решил, что ей удалось обнаружить что-то важное в деле об исчезновении на Валё, или это имеет отношение к ее визиту в дом Йона Хольма и записке, которую она оттуда прихватила. Женщина больше склонялась ко второму варианту.
— Ты всех детей с собой притащила? — якобы недовольным тоном спросил Флюгаре, открыв ей дверь; но в глазах его плясали искорки смеха.
— Если у тебя есть какие-нибудь ценные безделушки, лучше сразу их убери, — посоветовала его гостья.
Близнецы застеснялись и вцепились Эрике в ноги, но Майя радостно обняла старого полицейского:
— Дядя Йоста!
Тот застыл, не зная, как реагировать на это горячее приветствие, но потом черты его лица смягчились, и Флюгаре поднял ребенка на руки.
— Какая красивая девочка! — воскликнула он, внося Майю в дом. — Я накрыл стол в гостиной.
Эрика подняла близнецов и последовала за ними, украдкой разглядывая дом Йосты, находившийся прямо рядом с полем для гольфа. Она не ожидала от его жилья чего-то особенного, но все равно дом Флюгаре ее приятно удивил. Он не был похож на жилище холостяка, в нем было красиво и уютно. Повсюду чистота, ухоженные комнатные растения на подоконнике. Сад позади дома тоже был в прекрасном состоянии, хотя он был таким маленьким, что ухаживать за ним не составляло особого труда.
— Им можно есть булочки с морсом или вы из тех родителей, что держат детей на диете? — спросил Йоста, сажая Майю на стул.
Эрика невольно улыбнулась. Он что, в свободное время тайком читает журнал «Мама»?
— Они обожают морс с булочками, — ответила она, опуская сыновей на пол. Те тут же принялись исследовать сад. Их сестра тоже заприметила кусты малины и слезла со стула.
— Можно ей есть малину? — спросила Эрика, уже хорошо знавшая свою дочь: после нее на кустике не останется ни ягодки.
— Конечно, — ответил хозяин, наливая им кофе. — Ее все равно едят только птицы. Май-Бритт варила варенье, но я этим не занимаюсь. Эбба…
Он закусил губу.
— Что Эбба?
Эрике вспомнилось лицо фру Старк, когда они плыли с Валё. Видно было, что она рада отъезду с острова, но ее не оставляет тревога за мужа. Несчастная женщина разрывалась между желанием уехать и остаться.
— Эбба тоже съедала всю малину, — неохотно отозвался Йоста. — В то лето, когда она у нас жила, на варенье ничего не осталось. Но Май-Бритт не жаловалась. Так приятно было смотреть на нее в одном платьице, когда она ела малину, вся перемазанная соком.
— Эбба у вас жила?
— Да, но только одно лето. Потом она переехала к новым родителям в Гётеборг.
Эрика сидела молча, пытаясь переварить услышанное. Поразительно. Собирая информацию, она нигде не видела, чтобы фру Старк жила у супругов Флюгаре. Но теперь ей стало понятно, почему Йоста принимает это дело так близко к сердцу.
— Вы не хотели ее оставить? — спросила она наконец.
Полицейский уставился в чашку с кофе и нервно размешивал сахар. Эрика пожалела, что спросила. Ее собеседник не смотрел на нее, но от нее все равно не укрылись появившиеся у него на глазах слезы. Йоста кашлянул:
— Если бы мы только могли… Мы обсуждали это снова и снова. Но Май-Бритт считала, что мы не годимся на роль ее приемных родителей, и я позволил ей уговорить себя. Мы думали, что нам нечего ей предложить.
— А после того, как она уехала в Гётеборг, вы общались?
