Анна и Сергей Литвиновы - Ideal жертвы
Я кивнула:
– Наболтались.
Спросит, о чем говорили, или нет?
Он не спросил. Просто стоял и смотрел на меня. В его глазах читалась тревога. И еще мне вдруг показалось, какая-то безысходность.
– У тебя что-то случилось, Костя? – тихо произнесла я.
– Ох, Лиля! – с неожиданной горячностью произнес он. – Ты сейчас такая красивая!
Сердце приятно заныло.
Но как там учила меня Ангелина? Мужика надо держать в тонусе?
Я кокетливо улыбнулась:
– Знаю.
– Ты красива всегда. Сейчас, в джинсах. На тренировке, в спортивной форме. Дома, в том коротком халатике... – Его голос слегка охрип.
Я же, памятуя поучения свахи, лукаво продолжила:
– А еще в купальнике. Где-нибудь на Карибах. И в вечернем платье – в дорогом ресторане. И за рулем спортивного «БМВ», знаешь ли, тоже неплохо смотрюсь.
Он шагнул ко мне. Положил руки на плечи. Притянул к себе. Да плевать мне на самом деле на «БМВ»! Все врет Ангелина. Не деньги главное. Я была бы счастлива, живи мы с Костей в нашей убогой квартирке. И еще я бы хотела, чтобы наш поцелуй длился бесконечно...
Однако целовались мы, кажется, лишь пару секунд. Потом Костя, не глядя на меня, произнес:
– Лиля. Я хотел тебя предупредить. Ты иногда ведешь себя, м-мм... несколько вызывающе. Как сегодня, в столовой. А тебе надо быть очень, очень осторожной.
И взглянул на меня чуть ли не с мольбой.
Я, распаленная его горячими губами, только кивнула. Снова потянулась к нему. Однако второе наше объятие получилось куда сдержанней первого. И поцелуй не так сладок... Я всегда безошибочно чувствую, когда мужчина полностью отдается любви, а когда – лишь отбывает повинность. Сейчас Костя явно держал в уме не меня, не нас с ним, а что-то совершенно другое. И вместо того, чтоб еще раз предложить мне уехать вместе куда угодно, говорил безликие и пустые слова об осторожности.
Я усмехнулась:
– Осторожной, Костя, мне надо было быть раньше. Когда я – по твоей, заметь, наводке – сюда на работу устраивалась.
Он опустил голову:
– Лиля, прости. Я сам себя последними словами кляну.
Меня по-прежнему одолевала сладкая ломота, все тело, каждая клеточка, рвалась к Константину – и он наконец почувствовал это. Сделал шаг ко мне. Положил руки на плечи. Сжал в объятиях. Пробормотал:
– А, плевать, Лиля! Плевать на все!
И нежно, бережно поцеловал меня в губы.
Я почувствовала: он хочет меня, здесь и сейчас, всю до самого до донышка.
Я подалась навстречу его объятиям. Костина рука скользнула мне под блузку, коснулась соска...
Я просто потеряла голову – и потянула его на траву.
...В моей жизни было не так много мужчин, но Костя оказался самым сладким из них, самым восхитительным, самым сильным. Он поработил меня, поглотил, измучил – и вознес. Время остановилось. Я умирала, воскресала, смеялась и плакала.
...А потом, когда мы, отдыхая, лежали на влажной земле, прикрытой всего лишь Костиной курткой, я никак не могла на него наглядеться. Все целовала, мимолетно, но страстно, его синие глаза.
А Костя – довольно ревниво – спросил:
– Кстати. Где ты сегодня ночевала? Я стучался к тебе – ты не открыла.
Сердце у меня ушло в пятки – вдруг он узнает про мою ничего не значащую измену?
Впрочем, мне удалось довольно спокойно произнести:
– Да у меня такое приключение случилось! Ты сейчас упадешь.
И пересказала ему, как вчера меня увезли в особняк Тулякова и с каким предложением обратился ко мне вдовец.
Костю эта история заинтересовала чрезвычайно. Он потребовал, чтобы я подробнейшим образом передала ему свой разговор с Димусиком, потом задал еще кучу дополнительных вопросов. Я добросовестно на них отвечала – и все время тряслась, ожидая главного: почему наша беседа с мужем погибшей длилась целую ночь?
Однако этого Костя, пораженный рассказом вдовца, по счастью, не спросил...
Потом мы рука об руку шли по парку, и я чувствовала себя самой счастливой женщиной на земле. Все проблемы отступили на второй план, главным было то, что Костя – мой! Мой! Мой! Встреча с ним – лучшее, что только могло произойти в моей жизни. Я чувствовала: мы подходим друг другу, как ключ – к замку, листва – к деревьям, море – к пляжу... И я не расстроюсь, исчезни на земле все – если, конечно, останусь я и Костя рядом со мной. Я доверяла ему, любила его, растворилась в нем, слилась с его сильным телом.
Скромно идти с ним рядом я просто не могла. Мне хотелось, чтобы его сильные пальцы не просто лежали на моем предплечье, а ласкали меня, терзали, нежили и взрывали волною счастья.
Костя – он действительно моя половинка, потому что понял меня с полуслова. Вдруг развернул меня к себе лицом, стиснул в объятиях и впился в губы неистовым поцелуем. И я от одного прикосновения его губ к моим губам тут же улетела далеко-далеко.
И поразилась и даже обиделась, когда Костя неожиданно меня оттолкнул. Мои щеки еще горели от его прикосновений, губы припухли от поцелуев, в глазах стояло одно только его лицо. Но любимый досадливо пробормотал:
– Только этого нам не хватало...
И я наконец увидела – навстречу нам спешит моя бывшая клиентка, пампушка Бэла, причем лицо девушки залито слезами, рот перекошен в болезненной гримасе. Судя по совершенно убитому виду нескладной толстухи, заприметила она нас давно. Похоже, хоронилась где-то в кустах и следила за нами. Интересно, с какого момента? Стала свидетелем лишь нашего последнего поцелуя – или за сценой на поляне тоже наблюдала?
Только что ей, собственно, за дело до наших с Костей отношений? Неужели, с ее-то лицом и фигурой, она тоже имеет на него виды?! Представить невозможно, что у Кости с ней могло что-то быть. Конечно же, тогда, в ресторане, они просто беседовали. Потому что не может нормальный мужчина захотеть этакую кадушку сала!
Я уже приготовилась рявкнуть на толстуху. Пусть катит прочь! С какой стати она следит за нами?
Но мимолетно посмотрела моему принцу в лицо – и прочла в его взгляде мольбу. Услышала его еле слышный шепот: «Несчастный человек... Пожалей ее».
Я про себя хмыкнула. Могу, конечно, и промолчать – но только, судя по решительному виду пампушки, скандал в любом случае начнется...
Я оказалась права, Бэла фурией подскочила к Косте (передвигалась она сейчас куда быстрее, чем во время наших с ней тренировок) и взметнула руку в пощечине. Я отступила на шаг. Интересно, как мой рыцарь поведет себя в столь щекотливой ситуации?
Но Костя не выглядел растерянным. Он легко и уверенно перехватил руку Бэлы, обнял девушку, успокаивающе заговорил:
– Изабель, пожалуйста...
Я не удержалась и фыркнула. Пампушка Бэла, оказывается, еще и Изабель?
А та вырывалась из Костиных рук и довольно бессвязно вскрикивала:
– Пусти! Негодяй! Ведь я тебе верила... Ждала!.. А ты, ты! Ты просто лжец!
В ее глазах плескалось искреннее отчаяние, мне даже стало жаль беднягу. Конечно, обидно: иметь такое невыразительное лицо, кучу лишних килограммов, голову, забитую совершенно бесполезными знаниями – и при этом мечтать о принце. Но почему она кричит, что верила и ждала? Неужели наивная девочка действительно возомнила, что такой совершенный мужчина, как Костя, может в нее влюбиться? Да нет, нельзя быть до такой степени глупышкой.
Вдруг меня кольнуло страшное подозрение. Вспомнился рассказ моего бывшего начальника Емельяна. Ведь тот утверждал – и очень уверенно, – будто сотрудники санатория оказывают заезжим столичным штучкам сексуальные услуги. Так, может, Бэла, москвичка-богачка, моего Костю просто купить пыталась? Не он ее пригласил – она его вывела в бар, накормила... И теперь бесится, что он гулял на ее деньги – а потом кинул?
Фу, даже подумать противно. Чтоб Костя – мой Костя! – оказался альфонсом? Не может быть. Но почему тогда у него такой виноватый вид? Почему он просто не пошлет эту Бэлку?
А он все твердит:
– Бэла. Пожалуйста. Не надо. Я прошу тебя: не кричи. Все хорошо.
Та уже и не кричала: просто ревела. Потом вдруг неожиданно резким движением вырвалась из Костиных объятий и бросилась ко мне. Я подобралась. Он, может, и джентльмен – но я, коли Бэла посмеет на меня кинуться, влеплю ей так, что мало не покажется.
Однако толстуха лезть в драку не стала. Смахнула с глаз злые слезы и спокойно обратилась ко мне:
– Лиля! Мне тебя просто жаль.
Этого я не ожидала и хмыкнула:
– Тебе? Меня?
– Ты просто не знаешь, что он за человек, не понимаешь, с кем связалась. – Бэла с нескрываемым презрением посмотрела на Костю.
Я забыла о своих намерениях вести себя тише воды ниже травы и промурлыкала:
– Ну, одно я знаю прекрасно. Любовник он отличный!
Бэла изменилась в лице, но, тем не менее, продолжала свою явно выстраданную речь:
– Твой Костя – он просто альфонс. Альфонс! Охотник до чужих денег!
Я в изумлении увидела: Костино лицо закаменело. Неужели мои смутные подозрения подтвердились? И Бэлка говорит правду?!
– Кто же ему платит? Ты? – усмехнулась я.
