Наталья Солнцева - Селфи с римским фонтаном
– Фу, Атос! – прикрикнула на него хозяйка.
Сенбернар поднял голову и сел, не сводя с меня внимательных глаз. Благородное имя он носил не зря, в каждом его движении сквозило неторопливое достоинство.
– Хочу снять дом на месяц, привезти детей с няней, – громко объяснил я. – Пусть порезвятся на природе. Не подскажете, кто сдает?
Старик, опираясь на палочку, подошел к калитке.
– На нашей улице, в конце… – показал он в сторону огромной старой ели, усыпанной шишками. – Там завтра дачники съезжают.
Сенбернар вытянул шею и залаял. Старушка погладила его по голове со словами:
– Не ругайся, Атос. Хватит гавкать! Ты мешаешь людям разговаривать.
Пес послушно замолчал, но продолжал стоять, настороженно глядя в мою сторону. Интересно, он лаял, когда убивали Артура Холодного?
– А тут кто-то живет? – показал я на дом журналиста. – Люблю березы… и разноцветные стекла. Когда солнышко светит, внутри, вероятно, чудесно!
Улыбка сбежала с лица пенсионера. Он обернулся к жене, словно ища поддержки. Та кивнула, давая ему добро.
– Тут человека убили. Хороший был человек, талантливый. Статьи политические писал, на телевидении выступал. Приезжал сюда редко, и надо же, чтобы именно на даче его застрелили! Ужас, какие дела творятся… Мы с женой потом несколько ночей не спали – жалко соседа. Молодой был, пожить не успел. После, как все улеглось, вдова дом закрыла, а ключи нам оставила – на всякий случай. Вдруг протопить понадобится? Или, не дай бог, проводка замкнет? Дом-то старый, его еще отец Артура строил.
Я хлопнул себя по лбу, будто только что сообразил, о ком идет речь:
– Конечно! Артур Холодный! Неужели я попал на его дачу? Боже мой… вот так совпадение. Мы с ним вместе ездили на Дальний Восток, делали репортаж о контрабанде икры…
Я удивлялся, как складно у меня получалось врать, легко и убедительно. Старичок и его убеленная сединами супруга безоговорочно мне проверили.
– Вы тоже журналист? – спросил пенсионер.
– Нет, я… экономист, эксперт по теневой торговле.
Он не заметил секундной заминки, увлеченный моим красноречием. Я обрушил на старика страстный монолог, обличающий власть бизнеса и пресловутых олигархов. Он не сводил с меня восхищенных глаз.
– Эх, Артур, Артур… не уберег ты себя! – артистически причитал я.
– Его убрали, – охотно поддакивал сосед. – Убийца прятался за забором, в зарослях орешника. Перед тем днем дочка забрала Атоса в город, а то бы он сразу учуял чужого. Пистолет был с глушителем, мы ничего не слышали.
– Разве это не ваша собака?
– Нет. Атоса нам оставляют на время, если дети куда-нибудь уезжают. Этим летом они делают ремонт, поэтому периодически собаку привозят сюда. Атос не выносит резких запахов. У него аллергия на краску – глаза слезятся, слюна течет. В общем, он живет то у них, то у нас, на даче. Мы бы его на все лето забрали, да внук не дает.
Не слышал, чтобы собаки страдали аллергией. Ну да ладно.
Я опять заговорил об Артуре, сетуя на медлительность органов правопорядка, на их нежелание искать преступника.
– Может, этого киллера самого убили, чтобы заказчиков не выдал, – резонно заметил пенсионер. – Теперь такие правила: каждый за себя. Бедная Верочка. Одна осталась, без работы, без денег. Ну, даст бог, выйдет замуж. Не пропадет! Артур хорошо зарабатывал, вероятно, откладывал на черный день. Вот он и пришел, день тот! Смерть не разбирает, кому сколько лет.
Он замолчал и, подслеповато щурясь, взглянул на меня снизу вверх. Его спина согнулась от груза пережитого, волос почти не осталось. Этот старик много повидал: и войну, и беспощадные советские пятилетки, и развал страны, которой он отдал свою молодость, энтузиазм и душевные силы. Крушение идеалов – вот что ранит больнее всего.
– Может, вдова согласится сдать мне этот дом? – с надеждой спросил я.
Он покачал лысой головой:
– Вряд ли. После смерти мужа она сюда не приезжает. Наверное, слишком свежа рана… Но сдавать дом, где все напоминает о покойном, Верочка не решится.
– Вы хорошо ее знаете?
– Она с нами мало общалась, в основном за все здесь отвечал Артур. Настасья! – позвал он жену. – Подойди! Молодой человек спрашивает о Вере.
Старушка приказала сенбернару сидеть, а сама, тяжело ступая, подошла к забору:
– С тех пор, как Артура убили, я видела ее всего два раза… А что?
– Вера не собирается сдавать дом?
– Кажется, нет.
– Послушайте, можно я хотя бы осмотрю участок? – спросил я. – Если мне понравится, я найду Веру в Москве и уговорю ее.
Соседи в замешательстве переглянулись. У них не было прямых указаний хозяйки насчет того, пускать кого-либо на территорию дачи или нет. Я вызвал у них симпатию, и они ощущали неловкость.
– По-моему, не будет ничего страшного, если он пройдется по участку, – робко вымолвила Настасья. – Дай ему ключи от калитки.
– Я провожу вас…
Старик пошел впереди, то и дело оборачиваясь ко мне. Дом выглядел угрюмо, несмотря на разноцветные стекла веранды. Разросшийся плющ обвивал фасад и навес над крыльцом. Я замедлил шаг, глядя на дверь.
– Простите, но я не имею права пустить вас в дом без разрешения хозяйки.
– Да, понятно…
Вокруг дома росли березы, дикая малина и шиповник. Никаких грядок, клумб, фруктовых деревьев. Колодец с металлической крышей зеленого цвета. Дорожки, усыпанные каменной крошкой.
– Артур сохранил все, как было при отце, – объяснил провожатый. – Его родители умерли рано. Ему их не хватало. Он очень дорожил этим домом.
Я обвел взглядом траву, вымощенную булыжником площадку у забора, где, вероятно, погибший журналист ставил машину, куст калины с розовыми ягодами.
– Где это произошло?
Старик понял, о чем я спрашиваю, и показал на площадку.
– Здесь. Артур подошел к своему автомобилю… тут в него и выстрелили…
Я постоял, пытаясь воссоздать в воображении картину убийства. Ничего!
– А где была Вера, когда…
– В доме. Она еще спала, кажется. Мы с женой тоже спали. Артуру надо было ехать в Москву, он куда-то торопился. На какую-то встречу. К нам дважды приходил следователь, задавал вопросы… Но мы никого не видели. Верочка не знала, что Артур лежит мертвый, пока его не увидели дачники, которые проходили мимо. Забор редкий, все как на ладони. Люди подняли крик, тогда только мы вышли, и она выбежала… Глянула и упала без сознания…
Подробности нашумевшего убийства я прочитал в Интернете. Все, как говорил сосед.
– Верочка – артистка! – зачем-то сказал я.
– Моя жена ее обожает! Она немного не в себе…
– Кто, Вера?
– Настасья, – горестно воздохнул старик. – Она твердит, что Верочка играет в немом кино. У нее полно старых фотографий актеров и актрис, которые собирала еще ее мать. Я ей говорю: «Опомнись, дорогая, разве сейчас снимают немые картины?»
– Женщины чертовски упрямы.
– У девочки и фамилия подходящая… Вера Холодная. Вам это ни о чем не говорит?
Он был ниже меня и стоял с гордо поднятой головой, как престарелый испанский гранд. Я неопределенно пожал плечами.
– Конечно, нет, – кивнул он. – Вы родились в другое время, вы – новое поколение и культ у вас новый. Ваш бог – искусственный интеллект! Это страшно, молодой человек…
* * *Откуда у меня появилось навязчивое стремление проникнуть если не в дачный дом погибшего журналиста, то хотя бы в квартиру его вдовы? Я начинал понимать страсть вполне обеспеченных людей к воровству. Щекочущее нервы развлечение для богатых и праздных. Прихватить в супермаркете какую-нибудь мелочь – консервный нож, банку кофе, шоколадку – и с замиранием сердца пытаться проскользнуть мимо видеокамер и охраны. Клептомания! Так это называют психологи. Чересчур умное объяснение, на мой взгляд.
Я начал замечать еще одну вещь: абсолютную несостоятельность ума во всем, что выходит за рамки системы, или, если хотите, за рамки навязанной реальности. Этого не может быть просто потому, что не может быть! Чудненькое объяснение.
Я представил себе общество абсолютно слепых, среди которых вдруг появляется зрячий. Как он там оказался – вопрос второстепенный. Меня заинтересовало, как бы к нему там отнеслись. Объявили бы психом!
Впрочем, о чем это я? Ах да! Ищу оправдания своему нездоровому желанию залезть в чужое жилище без ведома хозяина, вернее, хозяйки. Умудрился связать воедино клептоманию и слепоту! Хотя ни то, ни другое в данном случае не подходит. Я не собираюсь ничего воровать, и мое зрение не лучше, чем у всех остальных. По крайней мере, пока я не увидел ничего, кроме собственных фантазий. Вера Холодная, которая живет двумя этажами выше меня, совсем не та Вера Холодная, которая…
Я запутался. Должно быть, у меня помрачение рассудка. Вера Холодная – звезда немого кино или вдова убитого журналиста? Затрудняюсь ответить… Одна умерла в далеком 1919 году в выстуженной морскими ветрами Одессе, другая ходит на могилу мужа и отказывает мне в знакомстве… Должно быть, я тоже когда-то давно умер, а теперь хожу за нею по пятам в надежде завоевать ее благосклонность. Был пограничником, банкиром, мужем Златы, потом все бросил и решил писать книги… Большинство людей не поймет меня, как и я не понимаю их. Вера Холодная, всеобщая любимица, ушла обожаемой и непонятой. Она чего-то недосказала, недонесла до своих зрителей… Есть вещи, которые нельзя исчерпать до конца. У них нет конца…
