Джордж МакМаннан - По головам
Ваха сидел несвязанным на деревянном стуле за грубо сколоченным столом в импровизированной допросной комнате, которую соорудили на пункте временной дислокации после прокурорской проверки. Смирнитский ненавидел проверяющих всей душой за их пижонство и высокомерие.
– Если у тебя есть семья, – начал Ваха, – то, возможно, ты меня поймешь.
Смирнитский плотно сжал губы, а Балакин напрягся, тема семьи – это как балансирование на «грани фола».
– У меня большая семья, – говорил Ваха, – Аллах подарил мне пятерых замечательных детей, которые пока здравствуют.
Он акцентировал внимание на слове «пока».
– Вот только время нынче весьма неспокойное, – продолжал Ваха. – Ты, как человек военный, понимаешь, что нельзя соблюдать нейтралитет, находясь между двумя противоборствующими силами, так сказать, между «молотом и наковальней». Я и так очень долго старался быть в стороне.
– Но, в конечном итоге, ты принял решение встать не на сторону «хороших парней»? – спросил Смирнитский.
– А тебе не кажется, что в этой войне нет «хороших» и «плохих» парней? – вопросом на вопрос ответил Ваха. – Есть две стороны, которые отстаивают своё видение на будущее этой многострадальной республики.
Смирнитский хмыкнул.
– Над этим можно много рассуждать, но ответа мы так и не получим. А вот на мой вопрос ты не ответил.
– Представь, полковник, что в твой дом врывается грабитель и грозится убить семью, если ты не отдашь ему, скажем, все драгоценности. Как ты поступишь?
– Вероятнее всего, исполню требования, – ответил Смирнитский.
– Вот и я исполнил требование, – тяжело вздохнув, ответил Ваха.
«– … ты молодец, Ваха, – по-свойски хлопнул того по плечу Сулиман Гагкаев, – ты поступил правильно.
Ваха только кивнул в ответ. Он ненавидел амира Ножай-Юртовского района не только за преданные идеалы и традиции народа, к которому он принадлежал, но и за то предательство, а по иному Ваха это не мог назвать, которое ему пришлось совершить: выдать военных, обменять их жизни на жизнь членов семьи.
На въезде в селение Симсир стоял пятидверный военный УАЗик с простреленными колесами и выбитыми на боковых дверях окнами, а рядом с машиной лежали связанные три тела с мешками на головах.
– Эти неверные тут шакалили. Они подбирались всё ближе и становились реальной угрозой нашим планам, – презрительно бросил в их сторону Гагкаев. – И ты совершил богоугодное дело, Ваха, что рассказал нам о них.
«Иначе ты бы убил мою семью!» – подумал Ваха, но вслух сказал:
– Да, амир…»
– Стоило сообщить об этом нам, – вставил Балакин, когда Ваха рассказал о том, как Гагкаев вынудил сдать сотрудников. – Мы смогли бы защитить и тебя, и семью.
Ваха хмыкнул.
– Твоё государство даже тебя не может защитить. Куда уж до нас, простых смертных. Полковник, – обратился Ваха к Смирнитскому, – когда-то очень давно амбиции одного человека развязали на этой земле войну. По прошествии двадцати лет с её начала никто уже не знает, кто здесь воюет и за что. За что вот лично ты тут воюешь?
Смирнитский был не готов к такому вопросу, задумался и ответил:
– За мир на своей земле.
– Разве это твоя земля? Это не твоя земля. Знаешь ли ты её историю, знаешь людей, которые тут жили не одно поколение, чем питались, чем дышали? Нет, полковник, это просто очередная ваша территория. И что вы тут защищаете, ты так же не представляешь.
– Я должен защищать её, – ответил Смирнитский.
– Вот именно, что ты тут ради долга. В конечно счёте, когда мы умрём, после нас будут говорить оставшиеся верность, честь, долг, а время решит, следовали ли мы данной когда-то клятве. Тела истлеют, бренность бытия заберёт наши имена, но последствия наших дел и то, почему мы поступали именно так, а не иначе, будут жить после нас. Когда-то давно я тоже ради долга воевал на чужой для меня территории. В 1982 году наш отряд забросили в Афганистан для проведения разведывательно-диверсионной работы…
«– … Ара, – спросил командира заместитель Лис, – если ты неприязненно относишься к разведке, почему ты до сих пор служишь?
«Ара» – позывной Михаила Архангельского, не отвлекаясь от чистки оружия, ответил:
– Лис, ты не прав. Я не просто не люблю разведку. Я её просто ненавижу.
– Но тогда почему? – не понимал Лис.
– Когда-нибудь, – только ответил Ара, вставляя обратно начищенный затвор автомата…».
…Балакин присвистнул: второй «Лис» и тоже из разведчиков.
Жизнь воистину преподносит сюрпризы. После рассказа Вахи Балакин не знал, как к нему относиться. В сущности, пособником Ваху не назовешь. Перед Балакиным сидел человек, который просто хотел нормального существования для себя и семьи в мире, полном откровенного дерьма.
– Сейчас я понимаю, – закончил Ваха, – почему мой командир служил, несмотря на отношение к службе. Он дал клятву и не мог её преступить. Мы все в этой комнате находимся между «молотом и наковальней», просто у каждого они свои. Мне жаль, что всё так вышло, полковник.
– Да, – протянул Смирнитский, – мне тоже.
Он достал из кобуры пистолет и передернул затвор.
* * *Балакин подошёл к курившему Смирнитскому.
Некоторое время они стояли молча, наблюдая за царившей на пункте дислокации суетой.
– Это было необходимо? – прервал молчание Балакин.
Смирнитский только кивнул в ответ, затянувшись сигаретой.
В это время двое бойцов вынесли из допросной комнаты завёрнутое в чёрный полиэтиленовый мешок тело.
– Ну, – протянул Балакин, – тебе, конечно, виднее. Ты же у нас служишь в «беспредельных» органах.
Смирнитский сделал последнюю затяжку, и едва тлеющий окурок упал не землю.
– Отвезите в Грозный, – отдал распоряжение Анатолий Иванович бойцам, тащившим мешок с телом, – передайте его эксперту Куртускому. Только ему и никому другому.
– Есть, – ответили те.
– В любом случае, мы не могли отпустить его отсюда живым, – сказал Смирнитский, наблюдая, как мешок грузили в кузов служебной «Газели», – иначе убили бы гагкаевцы, а заодно и его семью. С момента, как Ваха пересек границу ПВД, он считался трупом. Мы просто спасали его семью.
– М-да, – протянул Балакин, – странная штука, эта судьба. Кто знает, как всё обернётся в следующее мгновение.
– Лис, всё будет хорошо, – улыбнувшись, сказал Смирнитский, положив руку на плечо другу, – всё будет хорошо.
К допросной подъехала машина, в которую сели трое мужчин в военной форме. Одним из них оказался Ваха Нальгиев с некогда выбранным позывным «Лис». Перед тем, как машина тронулась, он посмотрел в сторону Балакина с таким же позывным «Лис» и Смирнитского и отдал им воинское приветствие, на которое они ответили.
– Но ты прав, странная штука судьба, – философски сказал Смирнитский и закурил вторую сигарету.
Часть V: Один День (2009 год)
Глава: Ход Кривошеева (часть IV)
Из расшифрованной радиограммы
Донесение № 5: «Ислам Оздамиров с группой планируют покинуть территорию Украины по отработанному маршруту на автотранспорте (высылаем установочные данные).
Предлагаемый вариант действий – обеспечить пересечение границы Российской Федерации без досмотра, при этом «отметив» сигнальным маячком транспорт для осуществления контроля его передвижения.
Специальное донесение: «Араб» нами не установлен. Важно: по внешним признакам он европеец (фотоматериалы высланы). По имеющимся информационным массивам не проходит».
Донесение № 6: «Комплекс оперативных мероприятий против «противника» выполнен успешно. Прямое соприкосновение в зоне работы отсутствовало.
В приграничных районах зафиксирована активность «противника» на грузинском направлении, о чем был поставлен в известность представитель «Гнезда». В ближайшее время возможно разворачивание активных действий вблизи границы Грузии, что вызывает дополнительные опасения в отношении деятельности «Араба».
База законсервирована. Срок проверки надежности – через год со дня консервации. Возобновление работы резидентуры – через год при положительных результатах проверки надежности.
Личный состав определен согласно штатному расписанию».
г. Москва, кофейня «Метро», один день в мае
Солидный мужчина в возрасте допивал заказанный ранее кофе в ожидании старинного, как он надеялся, друга.
Жизнь многое меняет и расставляет по местам, особенно, если не общаться очень долго, а последняя встреча, с которой прошло чуть менее двадцати лет, сквозила взаимными упрёками.
Но он продолжал сидеть и ждать, изредка поглядывая на часы. Друг не опаздывал – до назначенного часа оставалось около пяти минут. Насколько ему помнилось, друг, которого он ожидал, отличался пунктуальностью и не имел привычки появляться ранее обозначенного времени. Однако за столько-то лет могло поменяться многое.
