Светлана Алешина - После дождичка в четверг (сборник)
– Его фамилия Буханкин? – спросила я. – А как его звали?
– Миша, – ответил Тишинский. – Михаил Сергеевич. Как и того человека, который действительно изменил наш мир. Все кончилось тем, что институт едва не прекратил свое существование. Со многими сотрудниками пришлось расстаться. Буханкин попал в их число. Кроме всего прочего, он никогда не умел ладить с людьми и, к сожалению, частенько ударялся в запой. Пару раз даже лежал в психбольнице.
– Простите, а вы не знаете, кто был его лечащим врачом? – озадачила я Тишинского вопросом.
– Н-нет, этого я не знаю, – удивленно произнес он. – А это важно?
– Возможно, – задумчиво протянула я. – Но, однако, что же стало с работой Буханкина? Он добился каких-то результатов?
– Тоже не могу ничего сказать, – ответил Тишинский, – боюсь соврать. Кажется, последнее время у него ничего не получалось – он ходил злой на весь свет, а потом сорвался в запой. Когда он из него вышел, его должность уже сократили. Я его видел тогда два или три раза – мимоходом. Буханкин казался притихшим и совершенно раздавленным, не знал, как жить дальше. Честно говоря, мне тогда было не до него – грубо говоря, я спасал собственную шкуру. Потому даже не знаю, забрал ли он из института свои аппараты и записи. Полагаю, что все-таки забрал, – тогда все тащили что кому не лень. А вот продолжил ли Буханкин свои опыты? Я ничего об этом не слышал. По-моему, он просто тихо сгинул. Но, наверное, я ошибаюсь, раз вы проявляете такой интерес к этой проблеме? Неужели Буханкин где-то всплыл?
– Пока ничего не могу сказать, – ответила я. – Сама не знаю. А вы не могли бы рассказать о Буханкине подробнее?
– Нет ничего легче, – ответил Тишинский. – Вообще-то Миша удивительный человек. С виду полный заморыш, застенчивый и закомплексованный. Но какая голова! У него ведь, знаете, два высших образования – биофак и медицинский. И оба – с отличием. А пьет как сапожник! В нетрезвом виде абсолютно невыносим. Жена от него ушла, не выдержав и двух лет. Больше он никогда не женился. Потому-то я и боюсь, что, лишившись привычной среды обитания, Буханкин мог погибнуть. В принципе он был совершенно неспособен бороться за место под солнцем. Он может сделать открытие, но весь навар с него снимут другие.
– А ваш Буханкин носил бороду? – поинтересовалась я.
– Да-а… У него была реденькая рыжеватая бородка, – произнес Тишинский. – Откровенно говоря, с ней он выглядел полным идиотом. Но, позвольте… Выходит, вы встречались с Мишей? Он совершил преступление? Это ужасно! Неужели ему грозит тюрьма?
– Постойте, Георгий Савельевич, – перебила я его. – Как у вас фантазия, однако, разыгралась. Я ни разу в жизни не видела Буханкина, впервые слышу о нем от вас, а вы уже готовы его в тюрьму посадить…
– А вот это ни в коем случае! – с неожиданным пылом заявил Тишинский. – Такой талантливый человек, как Миша, ни при каких обстоятельствах не должен сидеть в тюрьме. Это все равно… все равно что посадить в тюрьму… ну, скажем, Эйнштейна! Абсурд, понимаете? Кафка, понимаете? Буханкин – настоящий ученый.
– Вы сами говорили, что у Буханкина сложный характер, – напомнила я. – А если он совершил преступление? Что же ему – Нобелевскую премию давать?
Тишинский оторопело посмотрел на меня.
– Ну-у, не знаю, – недоверчиво проговорил он. – Преступление преступлению рознь. Вы вон и меня не прочь к пожизненному приговорить. А в чем я, в сущности, виноват? В том, что не могу устоять перед обаянием женщины? Между прочим, эту программу заложила в нас мать-природа!
– Мать-природа много чего в нас заложила, – возразила я. – На этот случай и придуманы законы.
Тишинский покрутил головой.
– Миша Буханкин – преступник… Нет, это выше моего понимания! Что же он такого натворил? Ограбил банк, угнал «Мерседес»? Да он же с кошкой не справится!
– Напрасно вы так разволновались, – заметила я. – Возможно, Буханкин невинен, как овечка. Просто я должна проверить все обстоятельства. Кстати, а у вас не осталось координат Буханкина? Мне хотелось бы навестить его.
Тишинский наморщил лоб, потом растерянно оглянулся по сторонам и наконец, произнеся облегченно: «А!», полез куда-то под стол, кряхтя и чертыхаясь. Некоторое время он рылся там в бумагах, затем чихнул и вынырнул наружу с конторской книгой в руках.
– Нашел! – сообщил он. – Здесь адреса всех старых сотрудников.
Он бросил книгу на стол, подняв облачко пыли, и принялся листать пожелтевшие страницы.
– Странно, что ее не выбросили. Видно, шестое чувство удержало. Сейчас посмотрим… Та-ак… – бормотал он, проглядывая строчку за строчкой. – Сейчас… Ага, вот! Буханкин Михаил Сергеевич, проспект Строителей, дом шестьдесят четыре, квартира восемнадцать. Когда Миша с женой развелись, они разменяли квартиру, и он переселился к черту на кулички. Ему досталась однокомнатная на шестом этаже. Помню, он еще жаловался, что у него ужасно текут потолки… Но это было так давно! Не гарантирую, что он по-прежнему там живет.
Я записала адрес и строго посмотрела на Тишинского.
– Это все? Может быть, еще что-нибудь вспомните?
Георгий Савельевич пожал плечами.
– Право, не знаю… Я бы мог многое порассказать о Мише, но, думаю, эти воспоминания для вас несущественны… Вам ведь главное – его поймать.
– Еще раз повторяю, – сказала я, – никого ловить я пока не собираюсь. Мне нужно встретиться с вашим Буханкиным. Согласитесь, это не одно и то же!
– Хотелось бы надеяться, – вздохнул Тишинский. – Ну, тогда главное я вам сказал. Думаю, если он сменил адрес, вам не составит труда его выяснить…
Тишинский, несомненно, был со мной искренен, но все-таки что-то не давало мне покоя.
– Да, чуть не забыла! – сказала я. – Вот вы все время говорили о Буханкине как о некоем чудаке-одиночке. Неужели у него не было ни одного друга, единомышленника, наконец? Кстати, вам ничего не говорит фамилия Трауберг?
Тишинский на секунду задумался.
– Трауберг, Трауберг… – озадаченно пробормотал он. – Нет, эта фамилия мне ничего не говорит…
Потом вдруг он застывшим взглядом уставился на меня и спросил:
– Постойте, а может, не Трауберг, а Крамер? Вы спросили насчет друга, и я вспомнил! Нет, друзьями их назвать было трудно, но в общем они были довольно близки. Видите ли, Крамер тоже работал у нас – простым лаборантом, у него не было высшего образования. Но в электронике он соображал – дай бог! Буханкин руками делать не мог ни черта, а Крамер как раз и помогал воплощать его идеи в реальность. Вся техническая сторона была на нем. Не знаю, чем уж Буханкин его соблазнил, может, будущей славой… Вообще-то Крамер был довольно замкнутым и, по-моему, равнодушным ко всему человеком. Ко всему, кроме денег, пожалуй…
– Помилуйте, – заметила я. – Какие же деньги у лаборанта?
– В том-то и дело! Крамер жил частными заказами – ремонтировал любую электронику. У нас он работал только ради трудовой книжки. Ну и потом, он ведь тоже имел возможность брать на работе какие-то детали, инструменты…
– Ну, ясно, – сказала я. – Насколько я понимаю, Крамер тоже здесь больше не работает.
– Да, он задержался у нас немного дольше Буханкина, – кивнул Георгий Савельевич. – Ушел на вольные хлеба. С тех пор мы с ним не встречались.
– Он высокий, красивый, черноволосый, обходительный в обращении? – уточнила я.
– Пожалуй, это исчерпывающий портрет, – усмехнулся Тишинский. – Прибавьте еще, что он всегда прекрасно одевался. Видя их вместе, Крамера и Буханкина, нипочем нельзя было угадать, кто есть кто. Крамер смотрелся куда солиднее.
– Хорошо было бы узнать и его адрес, – сказала я.
Тишинский снова принялся листать конторскую книгу.
– Та-ак, этот жил на Университетской улице, в доме номер десять, – сообщил он. – Наверняка это старый жилой фонд – квартира не указана. По-моему, на том месте построили многоэтажный дом. Не знаю, удалось ли Крамеру там зацепиться. Вообще-то вполне возможно – деловая хватка у него была.
Ученый закрыл книгу и посмотрел на меня с любопытством.
– И все-таки вы от меня что-то скрываете, Ольга Юрьевна! Говорите, что никогда не встречали Буханкина, а сами даже внешность Крамера описали. Неужели у них так плохи дела?
– Георгий Савельевич, – серьезно сказала я. – У меня к вам настоятельная просьба – о нашем разговоре никому ни слова!
– Да я понимаю! – с досадой отозвался Тишинский. – Не маленький. Жалко мне Мишу. Такой талант был!
– Разделяю ваше сожаление, – заметила я. – Но хочу обратить внимание на то, что за столько лет вы ни разу не попытались талантливого Мишу разыскать и хотя бы спросить, как у него дела. Вы предпочли его забыть, не так ли? Поэтому не стоит сейчас проливать крокодиловы слезы, что с Мишей могут поступить несправедливо. Вы с ним поступили ничуть не лучше!
Лицо Тишинского на мгновение сделалось жалким. Он отвернулся и глухо сказал в сторону:
