Джоэл Роуз - Самая черная птица
По решил добраться до постоялого двора на Уихокен-стрит под названием «Друг моряка», где, как он вдруг вспомнил, кто-то нанял ему комнату.
Не здесь ли поэт однажды останавливался вместе с той, кого уже нет на свете?
Вспомнит ли он? Сможет ли?
Поначалу впечатлительный писатель на каждом шагу оборачивался и всматривался в пространство, слыша скрип веревки, на которой медленно раскачивался сержант Макардел из ночной стражи. Потом звук затих, ужасное зрелище скрылось из виду, и он оказался у излучины реки.
По пошел по Льюис-стрит, добрался до Восьмой улицы, двинулся дальше на запад и вскоре уже брел по широкому пространству, некогда бывшему фермой Питера Стайвесанта.[18] Срезав два квартала, поэт заглянул на церковное кладбище Святого Марка, где семь ночей назад, затаив дыхание, он прятался в тени двух вязов-близнецов, не спуская глаз со вскрытой могилы Джона Кольта, боясь, как бы духи мертвецов не завладели его телом.
Погруженный в свои мысли, писатель размышлял о том, что все в этом мире известно. Его глаза горели, в них были голод, безумие, помешательство.
Наконец добравшись до бедного постоялого двора на Уихокен-стрит, Эдгар тут же устремился за письменный стол и начал строчить письмо своей Мадди, в Филадельфию.
«Дорогая матушка, — писал он, наморщив брови. — Вот уже три недели, как я тебя не видел; все это время твой бедный Эдди еле дышал, словно в мучительной агонии. Одежда моя в ужасном состоянии, а сам я очень болен».
Глава 47
Ради спасения души
Даже ради спасения души По не мог бы объяснить, что делал на берегу реки. Он пришел сюда одинокой темной тропой и встал на каменистой площадке, глядя на воду.
Писатель ощущал под ложечкой какую-то тошноту и тревогу.
Он зашел в воду, в ее низкие волны, намочив себе туфли и шерстяные брюки. Волны поднимались и падали, река волновалась. Тошнота прошла, растворилась под действием обжигающе холодной воды. Но тревога вернулась, от нее сжимались и выворачивались наизнанку внутренности.
Эдгар закрыл глаза, и ему почудилось, как рука его Мэри высовывается из воды, тянется, манит…
Без шляпы, одетый в черное, поэт отступил в лес, пытаясь сообразить, куда идет, но это ему не удалось. Он вспомнил девушку, с которой был когда-то обручен: Мэри Стар из Балтимора, — потом она вышла замуж за некоего Дженкинса и поселилась где-то в Джерси. В тот день Эдгар трижды пересек Гудзон, разыскивая ее. Он знал ее под именем Мэри Деверо.
На пристани ждал паром. Снова переправляясь в город и всю дорогу нервно расхаживая по палубе, бедняга спрашивал всех, кто встречался ему на пути, не знают ли они восхитительную Мэри Деверо.
По уже один раз приходил на службу к ее мужу и узнавал адрес, но эти сведения вдруг стерлись из памяти и он не находил себе места. Паром причалил у Кортланд-стрит. Поэт, даже не сойдя на берег, отправился обратно в Джерси, по-прежнему стоя на мостике и допрашивая каждого встречного. Бормочет, что готов, если придется, отправиться в преисподнюю, чтобы только раздобыть адрес Мэри, какое бы имя она теперь ни носила.
Наконец эти слова услышал матрос, который и объявил По, что знает, как ему помочь.
Дома никого не оказалось. Миссис Дженкинс отправилась по магазинам в город, вместе со своей сестрой. Как только они вернулись, дверь распахнулась будто сама собой — Эдди стоял на пороге.
Мэри, много лет не видевшая его — с того момента как навещала их с женой в Филадельфии, — сразу же заметила, что писатель не был дома уже несколько дней и очень много пил. Глаза смотрели мутно, губы скривились…
— Ах, — вздохнула она, — Эдгар, как мило, что вы приехали!
Глаза поэта вспыхнули, и он произнес, словно выплюнул:
— Так, значит, вы вышли замуж за этого проклятого!..
Женщина была ошеломлена.
— Да, я вышла замуж, — признала она, — но только никакой он не проклятый. Мой муж добрый и внимательный.
По лицу По медленно расползлась улыбка.
— Любите ли вы его по-настоящему?
— По-настоящему?
— Вы вышли за него по любви?
Мэри была возмущена.
— До этого никому нет дела! Это касается только нас.
— Вы его не любите, — не унимался писатель. Потом голос его зазвучал иначе, едва ли не умоляюще. — Ведь вы любите меня. — Он почти рыдал. — И знаете это сами. О, Мэри!
Они потрясенно смотрели друг на друга.
Наконец молодая женщина смягчилась, предложив поэту остаться на чай.
Он сел за стол, рассеянно глядя на стоящую перед ним вазу с редисом, а потом схватил нож и быстрыми резкими ударами превратил горку редиса в фарш.
Сначала женщины были поражены, но потом Мэри начала смеяться, сестра последовала ее примеру и По тоже присоединился к ним.
Он настоял, чтобы бывшая невеста спела его любимую песню — «Склонись, отдохни у меня на груди», написанную ирландским поэтом Томасом Муром, и она уступила.
На то и любовь, что вовек не пройдет,
Будь горе иль счастье, позор иль почет!
Виновен ты пусть — твой удел разделю,
Каков бы ты ни был — тебя я люблю.[19]
Почти сразу же по окончании баллады поэт встал и начал прощаться. Похвалил певицу, сказав, что в голосе ее по-прежнему звучит удивительная сладость. А всего через несколько дней на пороге появилась его тетя, миссис Клемм, явившаяся сюда в поисках «своего Эдди».
Бедняжка рассказала миссис Дженкинс, что следовала за ним из Филадельфии в Нью-Йорк, потом в Нью-Джерси и, наконец, в этот дом. Сообщила, что Вирджиния сходит с ума от тревоги и волнений.
— Если он не пишет ей дважды в день — моя бедная дочь беспокоится так сильно, что почти теряет рассудок. Она отказывается от еды и питья, несмотря на все мои усилия.
Были организованы поиски поэта. Через несколько часов По обнаружили недалеко от пещеры Сивиллы. В волосах запутались сучки и листья, к одежде прилипли мох и ягоды ежевики — он бродил в лесу на северной окраине Джерси.
— Как досадно, когда жена докучает своими заботами! — проворчал писатель, когда ему рассказали о беспокойстве Сисси.
Миссис Клемм храбро решила отвезти его домой, в Город Братской Любви, и там уложить в постель. Большую часть недели Эдгар провел в бреду, произнося сквозь лихорадку и жар лишь одно слово — «Мэри».
Глава 48
Охота за убийцей возобновляется
Полтора года спустя,
13 апреля 1844 года
Образы, сопряженные со смертью этой девушки, никогда не покидали констебля.
Он никак не мог вообразить себе убийцу. Был ли это По? Или кто-то другой?
Четырнадцать месяцев назад, в феврале 1843 года, после месячного перерыва в «Сноудэнс ледис компэнион» появилась третья часть «Тайны Мари Роже».
Ольга воспользовалась знакомством со своим издателем и достала корректуру прежде, чем журнал появился на прилавках.
В тот день, вернувшись домой, она погрузилась в чтение повести.
Хейс стоял над душой у дочери, ожидая, пока она закончит.
Узнать, какие фрагменты изъяли из оригинального варианта, а какие — добавили, было невозможно. Но ясно оказалось одно: По не раскрыл убийство.
Тщательно изучив текст, дочь констебля пришла к выводу, что по крайней мере два последних абзаца добавили позже.
— Полагаю, в оригинале повесть заканчивалась здесь, — указала она отцу на слова «для Бога все — только теперь». — Следующим параграф начинается так: «Я повторяю, что рассматриваю все, о чем здесь шла речь, только как случайные совпадения…»
Папа, я готова держать пари, что это более поздняя вставка. Данный фрагмент несвойствен манере мистера По. Столь грубый и неумелый повтор — не в нашем стиле. В авторе слишком много изящества для такого явного спотыкания. Не говоря уже о том, что он перестал именовать героиню Мари, называя ее прямо — Мэри Роджерс, и наделил ее судьбу эпитетом «несчастная». Думаю, писатель сделал неудачную попытку скрыть неуверенность, свидетельствующую о его смущении.
Хейс размышлял.
— Что-нибудь еще, Ольга? — спросил он.
— По не раскрывает имя убийцы, — ответила Ольга, — если ты об этом, папа. Он только мельком упоминает, что девушка умерла в результате неудачной попытки прервать беременность. А в предыдущем фрагменте он утверждал, что любовник убил ее на поляне. Сомневаюсь, что автор был в состоянии внести значительные дополнения. И вряд ли у него оставалось на это время. Один-единственный абзац, где он делает неуклюжую попытку объявить поляну местом преступления, а потом забирает свои слова обратно. Но, честно говоря, даже он выглядит как-то топорно. Я считаю, что беднягу застало врасплох признание, сделанное в бреду миссис Лосс.
Детектив колебался.
— Как тебе кажется, Ольга: По оправдывает или обвиняет себя?
