Джейн Хичкок - Обман зрения
Он потер лицо руками, потом вцепился себе в волосы, словно хотел их вырвать. Я смотрела, как он корчится от боли, вспоминая подробности той ужасной ночи.
— Я оставил ее наедине с этим монстром, а я ведь поклялся, что никогда этого не допущу. Когда я пришел утром… она была уже мертва.
Он замолчал и стал вытирать глаза салфеткой. Я терпеливо ждала, пока он успокоится.
— Я думаю, что Холт пришел к ней ночью, чтобы восстановить свои права. Когда она стала сопротивляться, он…
Голос его задрожал.
— Фрэнсис сказала мне, точнее, поклялась, что он убил ее случайно. По ее словам, это был несчастный случай. Нож лежал на тарелке с фруктами рядом с кроватью Сэнди и каким-то образом в пылу борьбы…
— А вы верите, что это была случайность?
Он покачал головой:
— Нет.
— Что же это, по-вашему, было?
— Я думаю, он сделал это намеренно, — тяжело произнес Роберто. — Он не хотел, чтобы она принадлежала кому-то другому.
Я на минуту задумалась.
— Роберто, а почему Фрэнсис сказала вам правду? Вас ведь там не было. Почему они не предложили вам ту же версию, что и полиции?
— Потому что я слишком много знал, — с уверенностью сказал он.
— Понимаю. А когда Фрэнсис призналась вам во всем?
— Через два дня, когда полиция что-то заподозрила.
— Они начали подозревать Холта?
— Думаю, что да, — кивнул Роберто. — Но все было не так просто. Холт Гриффин был значительной фигурой, на короткой ноге с президентами и судебными властями. Как можно арестовать такого человека за убийство собственной дочери? Какой мотив у такого преступления? О нем мог рассказать только я.
— Верно. А где был Холт все это время?
— Глотал успокоительное в своей комнате. Я его не видел.
— А Фрэнсис?
— Всем заправляла, как обычно, она, — горько усмехнулся итальянец. — В тот момент главное было сохранить репутацию семьи. Для этого она не пожалела бы ничего, даже своей дочери. И ей это удалось.
Я смотрела, как он допивает свой коктейль. Передо мной сидел конченый человек.
— Роберто, вы ведь ее любили, — осторожно произнесла я. — Почему же вы не пошли в полицию? Почему не сказали им о Холте? Вы ведь его ненавидели.
Он со вздохом отвел глаза.
— Фрэнсис предложила мне деньги. Проценты с пяти миллионов долларов.
— А как же деньги Кассандры? Вы же ее наследник. Разве этого было недостаточно? — спросила я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал максимально деликатно.
— Сэнди не могла распоряжаться своими деньгами до тридцати лет. В случае ее смерти они возвращались в семью. Мне ничего не доставалось, — откровенно признался мой собеседник.
— Значит, вы ее продали?
— Да. За те самые тридцать сребреников, — проговорил он, смахивая слезу.
Роберто выглядел таким жалким, что я не стала развивать эту тему. Удивительно, как глубокие чувства могли уживаться в нем со столь трезвым расчетом?
— И за все эти годы вам ни разу не захотелось нарушить молчание?
— Конечно, хотелось, — сказал он, посмотрев на меня как на слабоумную. — Но я этого не сделал.
— Почему?
— Потому что я сказал себе, что Сэнди уже не вернешь. И мне все равно никто не поверит. Но главным образом потому, что я… привык к деньгам. Мне нравилось быть богатым.
— Но вы живете совсем не как богач.
— Нет. Я пошутил, — сказал он с ужимкой.
— Так вы никому ничего не сказали? Ни одной живой душе? Молчали все это время?
— Да. Вы первая, кто узнал правду, — торжественно провозгласил он.
— А почему именно я?
Чуть поколебавшись, Роберто сказал каким-то будничным голосом:
— Из-за моего поведения прошлой ночью. Я чувствую угрызения совести. А впрочем, не знаю. Вы так похожи на Сэнди, а я ее по-прежнему люблю. Возможно, я надеялся, что признание облегчит мне душу.
— Ну и как? Полегчало?
— Нет, — с улыбкой покачал головой он.
Мы долго молчали. Постепенно до меня стали доноситься звуки ресторана — разговор посетителей, стук тарелок и стаканов. Музыкальный автомат в углу играл мелодию в стиле кантри-вестерн. Наконец принесли яичницу, но мне больше не хотелось есть. Проглотив пару кусков, я отставила тарелку и закурила.
— Но правда могла открыться гораздо раньше.
— Этому бы никто не поверил, — пожал плечами Роберто. — В любом случае всем было наплевать.
Мы оба грустно улыбнулись.
— А как умер Холт Гриффин? Кажется, от сердечного приступа?
— От сердечного приступа? — усмехнулся Роберто. — У него не было сердца.
— Так писали в газетах. Я что-то припоминаю.
— Холт Гриффин умер от передозировки наркотиков.
— Вы шутите?
— Возможно, он сделал это намеренно. Тут я не уверен.
— Вы хотите сказать, что он покончил с собой? — изумленно спросила я.
— Вполне вероятно. Подозреваю, что именно так. Но с наркотиками ничего нельзя знать наверняка.
Роберто с жалостью посмотрел на меня.
— Милая моя Фейт, когда вы наконец поймете, что они никогда — никогда — не говорят правды?
— Бедная Фрэнсис. Ну и жизнь была у нее.
— Она сама ее выбрала, — резко бросил Роберто.
— Может быть. Но сейчас она хочет во всем признаться и покаяться. Я это точно знаю.
— В чем признаться? — раздраженно спросил итальянец. — В том, что ее муж был чудовищем? Что ее дочь была с самого начала обречена? Что вся ее жизнь не стоит и ломаного гроша? Да она никогда ничего не скажет. Как же она может опорочить великий род Гриффинов? Ведь она всю свою жизнь посвятила созданию легенды миссис Гриффин. Это единственное, что у нее есть. От этого зависит, войдет ли она в историю — и от Холта тоже.
— Но она хочет, чтобы я узнала правду, — возразила я. — Это очевидно.
— А вы не задавали себе вопроса — почему? — загадочно улыбнулся Роберто.
— Что вы хотите сказать?
— Почему она хочет, чтобы вы все узнали? Вам не кажется это странным? — допытывался он.
Я на минуту задумалась.
— Она хочет мне исповедаться, так же как и вы, — предположила я. — Она старая больная женщина и боится умереть с таким грехом на совести. Ей надо кому-то открыться.
— Но почему именно вам? Она могла бы выбрать для этого психоаналитика или священника.
— К чему вы клоните?
— Этот мистер Питт, он ваш близкий друг?
— Да, очень близкий. А при чем здесь он?
— Тогда спросите у него.
— О чем?
— Поговорите с ним, — продолжал настаивать Роберто.
— Я и так собиралась это сделать, но на что вы намекаете, Роберто? Я что-то не пойму.
Он откинулся назад, скрестив на груди руки.
— Я и сам точно не знаю, — задумчиво произнес он. — Но здесь что-то нечисто, уверяю вас.
Мади потянулся за сигаретами, но пачка была пуста. Он скомкал ее в маленький шарик и бросил на стол, где она начала медленно разворачиваться.
— Почему она выбрала именно вас для своего грандиозного проекта? — продолжал Роберто. — Вы когда-нибудь об этом задумывались?
— В общем-то да. Видите ли, мне почти столько же лет, сколько было бы сейчас Кассандре. Как художница я вполне могу представить себе мир миссис Гриффин, хотя сама туда и не вхожа. И потом, я напоминаю ей о дочери…
Роберто покачал головой:
— Сомневаюсь.
— Но вы же сами сказали, что я похожа на Кассандру.
— Не в этом дело, — сказал он, отмахнувшись.
— А в чем?
— Я скажу вам, что думаю по этому поводу.
— Сделайте одолжение.
— Мне кажется, здесь есть какая-то тайная причина, которую вы непременно должны узнать. Вы забыли, что Фрэнсис очень подозрительно относится к людям. Она никого не подпускает к себе.
Я вспомнила, как миссис Гриффин устроила за мной слежку.
— Но что же это может быть? — озадаченно спросила я.
— Не знаю, но все это очень странно. Скажите, а как она вас нашла?
— Она сказала, что прочитала мою статью о Веронезе.
Роберто присвистнул.
— Да бросьте!
— Но она действительно ее прочла, — запротестовала я. — Мы с ней ее обсуждали.
— Все равно это не повод, чтобы приблизить вас к себе. Уж поверьте мне.
— И кроме того, я работала у ее знакомых.
— Вам позвонил ее секретарь?
— Нет. Я никогда не общалась с ее секретарем. Она сама пришла ко мне в студию. Совершенно неожиданно.
— Сама? — прищурился Роберто.
— Да.
— Без предупреждения?
— Ну да.
Роберто расхохотался.
— Что же здесь смешного?
— Это поразительно. Фрэнсис никогда не приходит без предупреждения. Она слишком не уверена в себе, чтобы делать что-либо самостоятельно. Вы же знаете, что она не настоящая аристократка и приобрела свое положение только благодаря замужеству. Все выскочки боятся делать что-то сами. У них всегда целая армия секретарей и слуг, которые поддерживают их связь с миром. Им кажется, что только отгородившись от людей, они могут сохранять свое величие.
