Дик Френсис - Осколки
Естественно, в таких условиях никакого приза не сделаешь. Для начала мне нужно было сформовать тело лошади из нескольких наборов прозрачного хрусталя. А Роза, держа в руках две понтии с огненными наконечниками со сливу величиной, которые могли испепелить все, к чему бы ни прикоснулись, нависала над головами Гикори и Памелы Джейн, грозя прижечь им уши и зажарить их, как мясо на сковородке, если я только попытаюсь «рыпнуться». Она потребовала, чтобы я заранее предупреждал ее обо всем, что собираюсь делать. И чтобы никаких неожиданных действий. Иначе Гикори и Памеле придется худо. Понял?
Я понял.
Я все понял. Как и Памела Джейн, как и Гикори, который ничего не мог сказать, но все слышал.
Я сказал Розе, что мне придется набрать четыре-пять порций стекла из резервуара. И, пока Роза держала свой огненный шарик у самого уха Памелы, я набрал достаточно стекла, чтобы сделать стоящую на задних ногах лошадку высотой в тридцать сантиметров.
Памела закрыла глаза.
Я заранее предупредил Розу, что практически невозможно сделать лошадь такого размера без участия помощника – хотя бы потому, что нужно непрерывно поддерживать температуру стекла после того, как вылепишь шею и передние ноги и начнешь приделывать два куска стекла для задних ног и еще один, для хвоста.
– Валяй-валяй, нечего тут хныкать! – ответила Роза, самодовольно усмехаясь.
Цирковые жонглеры ухитряются вращать целую дюжину тарелок на кончике тросточки. Изготовление этой лошадки было чем-то сродни жонглированию несколькими предметами: нужно было лепить голову, одновременно следя за тем, чтобы ноги и тело не остывали. Тем, что у меня вышло в результате, мог бы гордиться разве что дошкольник.
Роза была довольна. Чем меньше я противился и возражал ей, тем больше она уверялась, что я близок к капитуляции. И ей это нравилось. Она снова улыбнулась – затаенной ухмылочкой дрянной девчонки.
Я взглянул на эту ухмылочку – и внезапно осознал то, о чем говорил Уортингтон. Роза не удовлетворится своей победой, пока не унизит мужчину-противника физически.
В данном случае победа над Джерардом Логаном – а Роза явно полагала, что эта победа уже у нее в руках, – будет неполной, если ей не удастся нанести мне более или менее значительных ожогов.
Я бы содрогнулся при одной мысли об этом, я – но не Роза. Я мог бы попытаться скрутить ее с помощью грубой силы, но обжечь ее расплавленным стеклом я бы не смог. Ее или кого угодно. Мне не хватило бы для этого жестокости.
Бросить своих помощников и сбежать я тоже не мог.
Я взял пинцет, сформовал передние и задние ноги лошади и сунул заготовку на конце понтии в печь, чтобы заново ее накалить. Все же кое-что я сделать могу.
Есть несколько выходов, которые позволят мне сохранить лицо.
И еще несколько выходов, которые не позволят сохранить лицо, но зато спасут мою шкуру.
Мне удалось вылепить из заготовки нечто, отдаленно напоминающее резвого скакуна.
«Выход, черт побери! – думал я. – Мне нужен не просто выход. Если все время отступать, это никуда не приведет».
Я с трудом поднял две понтии и перенес с одной на другую достаточно стекла, чтобы сформовать гриву. Нечего и говорить, что этой гриве недоставало изящества, необходимого для Челтнема.
Уортингтон открыл ведущую на улицу дверь галереи и уже шагнул было за порог. Потом глаза его расширились, он сообразил, что к чему, мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов и припустил под горку прежде, чем Роза успела решить, что важнее: догнать Уортингтона или не спускать глаз с меня.
Когда стало окончательно ясно, что Уортингтона уже не догнать, она приказала Форсу и своему отцу немедленно запереть дверь магазина. Они никак не могли найти ключи. Роза рассвирепела. Я чертовски надеялся, что у Памелы хватит ума не говорить, что у нее есть ключи от всех дверей.
Памела неуверенно покосилась на меня – и стиснула зубы.
Роза прекратила ухмыляться, снова набрала стекла на свою понтию, так что ее порция сделалась величиной с теннисный мяч, и поднесла раскаленное стекло к Гикори.
Я добросовестно прилаживал хвост к моей лошадке, все меньше и меньше походившей на того чистокровного скакуна, которого мне заказывали. Хвост и задние ноги образовывали три точки, на которые опиралась вставшая на дыбы лошадь. Этот момент мне зачастую не удавался, и лошадка выходила неустойчивой. Но на этот раз все вышло просто прекрасно.
Гикори отчаянно извивался, стараясь отодвинуться подальше от раскаленного стекла в руках Розы.
Памела Джейн увидела, что я даже не пытаюсь помочь Гикори, а то, что у меня выходит, – не более чем ребячья поделка, и снова прониклась презрением ко мне.
Я прилепил голову к шее, сформовал пинцетом уши. В результате у меня получилось нечто с головой, четырьмя ногами, гривой и хвостом, но при этом абсолютно неизящное. Я поставил свое творение на катальную плиту, откуда оно было более или менее готово рвануться в будущее.
Невзирая на недостатки моего изделия, Розу оно впечатлило. Однако недостаточно впечатлило, чтобы Роза утратила бдительность или отвела свое оружие от головы Гикори.
Я украдкой взглянул на часы на стене мастерской.
Тик-так, тик-так… Минута тянулась ужасно долго.
– Копыта, грива и хвост будут золотые, – сказал я.
Тик-так, тик-так, тик-так…
Роза сунула остывающий стеклянный шарик в печь и достала новую раскаленную понтию, которую она снова поднесла к голове Гикори.
– Сколько еще ждать, пока привезут золото? – осведомилась она.
Гикори задергался, отчаянно пытаясь содрать липкие полосы со рта и с глаз.
Памела Джейн сидела с закрытыми глазами. Похоже, она молилась.
Две минуты. Тик-так…
– Золото, – сказал я, – прибудет в небольших слитках. Я расплавлю его, затем покрою им гриву, хвост и копыта лошади…
Гикори внезапно рванулся вперед, пытаясь выбраться из кресла. Роза не успела отвести понтию, и Гикори зацепил ухом раскаленную стеклянную каплю.
Рот у него был заклеен скотчем, и закричать он не мог. Тело Гикори выгнулось дугой. Роза поспешно отскочила назад, но ухо Гикори зашипело и завоняло паленым мясом. Наверняка навсегда останется изуродованным.
Три минуты. Целая вечность. Тик-так…
Все уставились на корчащегося на полу Гикори. Любой на месте Розы бросил бы сейчас свое оружие и кинулся на помощь, – но только не Роза.
Миновало три минуты и десять секунд с тех пор, как я поставил лошадку на стол.
Ждать дольше было опасно.
Я схватил большой пинцет, которым формовал гриву лошади, и разорвал им скотч, которым были стянуты ноги Памелы. Я схватил девушку за руки, все еще связанные. Роза отвлеклась от Гикори и крикнула, чтобы я не смел этого делать.
Памела Джейн не понимала, что происходит, а промедление было смерти подобно.
– Беги! – рявкнул я. Но она медлила, глядя на Гикори. Времени не было. Я подхватил ее на руки и потащил прочь.
Памела протестовала. Роза кричала, чтобы я поставил ее на место. Я не послушался. Пошатываясь, я направлялся к проходу в торговый зал, крича опиравшейся на перегородку троице: «Ложись!»
Роза бросилась ко мне через всю мастерскую, размахивая своей понтией, точно мечом.
Отчасти завидев ее, отчасти почуяв грозящую мне опасность, я увернулся, словно тореадор, пытаясь спасти себя и Памелу. Однако Роза все же ухитрилась зацепить меня: на белой майке остался дымящийся черный след.
Пора!
Я выпихнул Памелу в торговый зал, опрокинул ее на пол, невзирая на ее протесты, и упал сверху, чтобы прикрыть девушку и не дать ей вскочить.
Раскаленная лошадь, которую я оставил на катальной плите, вместо того чтобы убрать охлаждаться в отжигательную печь, простояла три минуты сорок секунд и взорвалась.
Глава 12
Острые осколки разлетелись по мастерской, точно злые прозрачные осы. Часть из них перелетела через перегородку в торговый зал.
Адам Форс, естественно, не пожелал лечь, потому что этот совет исходил от меня. В результате он получил две раны: один осколок впился ему в плечо, а второй – в верх скулы, возле самого глаза, отхватив кусок мяса. Доктор едва не потерял сознание от шока и выронил шприц. Рукав его костюма покраснел от крови, но фонтана крови не было – значит, артерии не задеты.
Зато его благообразная физиономия была подпорчена изрядно. Если бы Форс мог сейчас поглядеть на себя в зеркало, он точно упал бы в обморок. Летящий осколок пропахал ему лицо, и на месте этой раны наверняка должен был остаться шрам. К тому же из этой раны, как обычно бывает с ранами на лице, обильно хлынула кровь. Белая борода Адама Форса быстро сделалась алой.
Доктор Форс-Краснобородый… Поделом ему. Жалко, что эта кровь со временем отмоется. Отмоется… отмоется не только борода… идея!
Тонкое стекло стынет быстро. Если выдуть из полужидкого стекла шарик с тонкими стенками, он успеет остыть и сделаться хрупким за несколько секунд.
