Наталия Левитина - Дилетант
— Миллион мы не соберем, — вздохнул Суворин.
— Но хоть что-то прояснится! Игорь снова наполнил емкости.
— Но я понимаю, что это только мои мечты. Думаю, до конца выборов мы так и не получим конкретных требований, Валерий Александрович.
— Да?
— Да. Редкие звонки с туманными угрозами — чтобы измотать меня и вас окончательно. И вывести из игры. Чтобы мы якобы добровольно сняли свои кандидатуры.
— Возможно.
— Фельк прислал с курьером распечатку последнего опроса. Елесенко отстает от вас всего на три процента. Секретарша мне сказала, от его морды уже телевизор вспух. Вещает по два часа кряду.
— Деньги есть — ума не надо, — презрительно шевельнул бровью Суворин. — Клонишь к тому, что это Елесенко все организовал?
— Ага.
— Сначала валил на Кукишева.
— Теперь на Елесенко. А что мне еще делать?
— Хотелось бы думать, что это действительно Елесенко. Он, по крайней мере, физического вреда Олесе и ребенку не причинит. Не совсем ведь из ума выжил. Вернет нам после выборов в целости и сохранности. И денег не возьмет.
— У него, наверное, и без нас хватает.
— Конечно хватает.
— И откуда у него такие средства на предвыборную кампанию?
— Ясно откуда. Из Москвы. Центральный комитет партии поддерживает своего кандидата.
— Мягкая экспансия красной чумы. Скоро коммунисты все приберут к рукам.
— Коммунисты, демократы, какая разница? Бывает, один активный демократ причиняет стране вреда больше, чем пять вялых коммунистов. Я и не посмотрел бы на политическую ориентацию Елесенко, да и на сексуальную тоже, лишь бы он делом занимался, приносил городу пользу. Но Елесенко добивается поста мэра совсем не для того, чтобы ночами не спать и думать, как выкрутиться с бюджетниками и детскими пособиями. Хочет к городской казне присосаться. Это ведь только для бюджетников трудно деньги найти. А на все другое — мигом отыщет резервы. Как подумаю, что он займет мое место, сердце кровью обливается. Все ведь развалит! Будет круглосуточно разглагольствовать по телевизору, строить новую виллу и рыскать по бабам.
— Женщины его слабость.
— Кстати, вчера я познакомился с московской журналисткой. Мария Майская.
— Мария Майская? Знаю, знаю. Читал ее статьи. В газете «М-Репортер». Веселенькая такая газетка. Боевая. А что представляет собой Мария Майская?
— Милая такая девочка, — слабо улыбнулся Валерий Александрович, вспомнив яркую, красивую журналистку у дверцы своего служебного автомобиля. Ее светлые волосы блестели на солнце, абрикосовое платье подчеркивало загар. Знал бы Валерий Александрович, как он ошибается. Мария Майская никогда в своей жизни не была милой девочкой. Она была стервой.
— Старше Олеси?
— Конечно, постарше. И зачем «М-Репортеру» понадобился наш Шлимовск? Именно в этот момент?
— Выборы! — объяснил Игорь.
— Ну, выборы. Эка невидаль.
— Я думаю, для них Шлимовск как город Глупов.
— Салтыкова-Щедрина?
— Да. Это я еще в школе читал. Город, как квинтэссенция российской действительности. Россия в миниатюре.
— Ясно. Когда Маша доберется до Елесенко, тот будет в экстазе.
— Почему?
— Она хороша собой. Блондинка. И вчера, когда она догнала меня на улице у мэрии, на ней было платье размером с носовой платок.
— Вот пусть Елесенко и оттянет на себя всю журналистскую страстность Марии. Чтобы она не слишком интересовалась нашими личными проблемами. Хотя…
— Что?
— Судя по статьям, эту девицу легче убить, чем заставить изменить курс. Настырная, вездесущая, язвительная.
— Так, только этого нам и не хватало! Местную прессу мы можем удержать от трескотни по поводу исчезновения Олеси и ребенка, а как бороться с любопытством москвички?
— Никак.
Игорь снова взялся за бутылку.
— Хватит! — отрезал Суворин. — Заканчиваем попойку.
— Мы же и не начинали, — удивился Игорь, но поставил бутыль на место.
— И все-таки ты распустился, зять. Держи себя в руках.
Игорь покаянно опустил голову.
— Страдаю, — напомнил он.
— Но я ведь тоже! — горько сказал Суворин.
— Ваша тактика подавления эмоций, Валерий Александрович, чревата саморазрушением.
— Разве?
— Конечно. Надо выпускать зверей на свободу, иначе они изгрызут вам все внутренности.
— Точно, грызут. Такая тоска меня гложет, Игорь! Если Олеся и Валерка не найдутся, то не знаю, как мне дальше жить.
— Я тоже. Столько лет ждал ребенка! И вот…
Суворин и Шведов погрузились в свои невеселые думы, как в бассейн с водой. Но если Валерий Александрович, оптимист по натуре, время от времени всплывал наверх и хватал ртом воздух надежды, то Игорь, с максимализмом молодости, опускался на самое дно отчаяния.
Сказать, что Олеся была абсолютно голой, нельзя — на ее лице все же оставалась губная помада. Туманная поволока, застилавшая взгляды парней, и их разинутые от вожделения рты свидетельствовали, что в последующие минуты биография Олеси пополнится еще одним приключением, вспоминать о котором ей будет и больно, и стыдно. Она вжалась в стену около кадки с развесистой искусственной пальмой, наивно пытаясь замаскироваться под кокосовый орешек. Не вышло! Гориллообразный соратник подлого Юры и сам Юра медленно подбирались к обнаженной модели, и остановить насилие мог, наверное, только спор между друзьями — кто будет первым. Но они и не пытались спорить на эту тему. Очевидно, роли в предстоящей забаве были давно распределены.
Три молниеносных мысли со звоном пронеслись в Олесиной голове — «Какая же я дура!», «Лучше умереть!», «Умирать нельзя, дома ждет Валерка!» сверкнули и погасли и сменились безразличием.
Заключительные па мужского стриптиза были приостановлены поворотом ключа в замке входной двери. Кинг-конг и Юра замерли, удивленно выпучив глаза, и перебросились вопросительными взглядами.
Дамы, которые появились в комнате в следующий момент, были очень выразительны. Хрупкая миниатюрная шатенка тихо светилась белой яростью, от брюнетки с выпуклыми формами можно было прикуривать. Электрические разряды наполнили гостиную, слышались отдаленные залпы артиллерии и треск миномета.
— Вика! — искренне удивился Юра. — Ты ведь на работе!
— Ты, я смотрю, тоже! — с ненавистью ответила рельефная брюнетка. Жаркий взгляд, который она метнула в Олесю, испепелял, кокосовая пальма рядом с голой путешественницей задымилась. Непонятно, в чем были виноваты Олеся и пальма, гром и молнии надо было посылать в сторону изобретательного мужа. Юра суетливо вертелся в поисках своих брюк.
Маленькая шатенка пока не говорила ничего. Но кинг-конг вдруг ощутимо уменьшился в размерах. Даже убийственно густая черная шерсть на его плечах, груди и ляжках как-то внезапно поредела, лишилась своей радостной лохматости.
— Ты только посмотри на них, Арина! — язвительно сказала Вика. Яда в ее голосе хватило бы на добрый килограмм лекарственных препаратов. — Наши преданные мужья! Уединились, негодяи, сняли девицу на пару часов! А ты, дрянь, хоть бы постыдилась! Да оденься же ты, мерзавка!
— Ну и хамка, — открыла наконец рот Арина. — Вик, она еще и улыбается!
Олеся на самом деле сияла белозубой улыбкой, не в силах бороться со своими чувствами. Она была готова целовать раздраженных мадам. Вот они удивились бы!
Олесе, конечно, и самой хотелось нацепить обратно свою одежду, но это было сопряжено с определенными трудностями: шорты, и блузка, и остальные детали валялись по всей комнате, а ползать по комнате, собирая предметы гардероба и сверкать незагорелыми частями тела перед разгоряченной публикой было как-то неудобно. Поэтому Олеся скромно пряталась за кадку.
— Ариша, — жалобно начал кинг-конг, которого уже надо было разыскивать с лупой на участке ковра между креслом и диваном и поднимать оттуда пинцетом, — ты только не подумай, что…
— Закрой рот, — металлическим голосом отрезала крошка Арина. — Я тебя пока ни о чем не спрашиваю.
Чувствовалось, что, когда Арина примется за допрос, ее мужу грозит знакомство с неповторимыми ощущениями — теми, что испытывали в инквизиторских подземельях упорные еретики и в гестаповских застенках молчаливые коммунисты.
Юра все же встретился со своими брюками.
— Вы за нами следили, что ли? — с гримасой обманутого в лучших побуждениях интеллигента спросил он. — Вика, ты опустилась до подобного?
— А ты? — гневно тряхнула головой и бюстом Вика. — Я не понимаю, она что, так и будет тут стоять в таком виде?
Вид, надо отметить, был совершенно прелестный. Организаторы пип-шоу или стриптиз-бара с радостью предложили бы Олесе ангажемент.
Арина с брезгливым выражением подняла с пола двумя пальцами грязновато-белую кофточку и шорты и швырнула их Олесе. Предметы нижнего белья она подцепила носком туфли — не рискнула, вероятно, к ним прикасаться руками, опасаясь заразы.
