Ирина Комарова - Самый дождливый октябрь
– Украшения… – Варвара неловко села на пол. – Где же я их возьму? Я не знаю…
– Что значит, не знаю? – посуровел Черников. – Или, ты шкатулку тоже Хахалеву отдала?
– Нет, – она смотрела на него снизу вверх и глаза были полны отчаяния. – Я не отдавала ему шкатулку. Я вообще ее не брала. Я взяла из сейфа только диск.
Петр Кириллович несколько мгновений молча смотрел на нее, потом перевел взгляд на шефа:
– Это что, шутка? Как это, она не брала? А кто тогда взял?
– Пока мы не можем вам ответить. Но разберемся, вы не сомневайтесь.
– Нет, но как это, может быть, что она не брала? У меня что там, был слет грабителей – каждый выбирал то, что ему приглянулось? Ерунда какая-то! Ну что ты сидишь? – снова обратился Черников к секретарше. – Встань, наконец!
Гоша шагнул вперед и протянул Варваре руку. Она вцепилась в его ладонь и, с заметным трудом, поднялась. Машинально отряхнула юбку и спросила:
– А если я не отдам шкатулку?
– Тогда сядешь, – жестко ответил Петр Кириллович. – По полной программе. За каждый камушек отсидишь, а их там много было.
Варвара, которая все еще держалась одной рукой за Гошу, подняла на него умоляющий взгляд:
– Помогите! Я не знаю, что делать, чтобы мне поверили. Но я не брала эти украшения! Я взяла только диск! Как мне это доказать?
И снова хлопнула входная дверь. На какое-то мгновение, я решила, что это вернулся Хахалев, но знакомый голос мгновенно рассеял мое заблуждение.
– Привет, Ниночка! А я тут мимо ехал, дай, думаю, загляну, полюбопытствую, что у вас новенького?
– С чего ты решил, что у нас что-то новенькое есть? – проворчала Нина.
С Володей, старым приятелем, не было необходимости скрывать раздражение под маской официальной любезности. Впрочем, Стрешнева никаким раздражением, даже старательно демонстрируемым, не проймешь. По толщине и дублености шкуры, он входит в призовую тройку, вместе с Гошкой и африканским носорогом.
– Так вы же здесь сидите, а не по домам разбежались, – простодушно ответил Володя. – Значит, есть, что обсудить! Общий привет! – эти слова уже относились к нам.
И тут же оживленное дружелюбие на его физиономии сменилось безмерным удивлением.
– Оп-па! А это что такое? Мы госпожу Казанцеву чуть ли не во всесоюзный розыск объявляем, а она у вас, прохлаждается.
– Меня? – пискнула Варвара, снова прижимая руки к груди.
А Черников изумленно переспросил:
– Всесоюзный розыск? Ах да, вы же еще не знаете, что она вернула диск. Точнее, не совсем она, но это не важно. Главное, что диск с эскизами снова у меня.
– Какой диск? – не понял Володя. – С какими эскизами? О чем вы говорите?
– Об ограблении моей квартиры, конечно. Вы ведь искали Варвару в связи с этим?
– Так вы еще и квартирными кражами занимаетесь? – спросил Стрешнев у Варвары. – Это вы напрасно. Поверьте опытному человеку, надо выбрать одну сферу деятельности и совершенствоваться именно в ней. Двадцать первый век, что вы хотите? Эпоха специализации.
Петр Кириллович растерянно моргнул:
– Я не понял, о чем вы. Я думал, вы хотите арестовать ее за кражу из моей квартиры.
– Нет, квартирные кражи это не наш профиль. Мы разыскиваем гражданку Казанцеву по другой причине. Она обвиняется в убийстве.
Наверное, все мы, в этот момент, посмотрели на Варвару. Появление Стрешнева оказалось той самой соломинкой, что переломила спину верблюда – девушка была похожа на сдувшийся воздушный шарик. У Варвары больше не было сил сопротивляться ударам судьбы, протестовать, объяснять, доказывать. Она протянула вперед руки, сложив их ладонями вместе:
– Вы наденете мне наручники?
Володя бросил на нее быстрый, внимательный взгляд.
– Думаю, в этом нет необходимости. Но пройти со мной, вам придется.
– Володя, – остановила я Стрешнева, – это не она. У нее алиби на время смерти Лобушевой.
– А кто такая Лобушева? – тихо спросил Петр Кириллович.
– Ваша домработница, – так же тихо ответил Гоша.
– Разберемся, – не обращая на них внимания, Володя послал мне ослепительную улыбку. – И алиби проверим, и все остальное. Прошу вас, сударыня, автомобиль у подъезда!
Довольный Володя увел окончательно поникшую Варвару, а в кабинете воцарилось молчание. Нарушил его шеф.
– А что, так даже лучше. Если Стрешнев ее после допроса в камеру определит, ей там безопаснее. По крайней мере, ничего с собой не натворит. А то сиганет, на нервной почве, с седьмого этажа…
– Нет, чтобы Варвара убила Лиду? – Черников явно был потрясен. – Зачем? У нее нет никаких причин. Не может быть.
Ему никто не ответил.
Я вдруг почувствовала, что страшно устала. День-то был довольно суматошный, а вчера я работала допоздна, и, если вы помните, не без приключений. Можно было, конечно еще раз обсудить вероятность того, что домработницу, действительно, убила Варвара, можно было устроить мозговой штурм, чтобы понять, кто же украл драгоценности Надежды Николаевны, можно было… да мало ли, что было можно? Главное, что я уже ничего не хотела. Я хотела домой, и хотела лечь спать. Даже не отвлекаясь на такие пустяки, как ужин. Ничего, для фигуры это полезно.
– Сан Сергеич, может, закончим на сегодня? – не в первый раз, наши с напарником мысли идут параллельно и один произносит то, что собирался сказать другой. Трогательное единодушие, словно у супругов с многолетним стажем.
Баринов посмотрел на часы и кивнул.
– Пожалуй, большого смысла от нашего великого сидения все равно не будет. Все устали. Но завтра, пожалуйста, утром чтобы явились с версиями, у кого может быть шкатулка с драгоценностями. Рита, тебе специально говорю, не старайся раскрыть убийство Лобушевой, сосредоточься на шкатулке. Петр Кириллович, вы на своей машине?
– Нет, меня Гоша привез, – Черников неуверенно топтался на месте. Похоже, ему очень хотелось, чтобы мы сидели в офисе всю ночь и работали, работали, работали… Он даже готов был остаться с нами, для поддержки и контроля. Мысль о том, что существует физический предел возможностей человека, и такие трудовые подвиги не имеют никакого смысла, ему в голову не приходила.
– Значит, он и отвезет, – заключил Баринов. – Гоша, захвати Риту, а я Ниночку до дома подброшу.
Естественно, сначала Гоша отвез домой клиента, потом поехали ко мне. Противный мелкий дождик продолжал сеяться с неба, наводя тоску. Всю дорогу мы молчали – разговаривать не было ни сил, ни желания. Да и о чем говорить? Новых идей нет, а обсуждать одно и то же, двигаясь по кругу, нет смысла.
Гошка, как обычно, проводил меня до двери квартиры – в некоторых отношениях мой напарник безнадежно старомоден.
– Завтра в восемь я за тобой заеду. Будь готова.
– Всегда готова, – вяло отсалютовала я и нажала на кнопку звонка. У меня, разумеется, в сумочке лежит ключ от квартиры, но пользуюсь я им, только когда возвращаюсь слишком поздно, и все уже спят. Или никого нет дома. У нас так принято – звонить в дверь, чтобы все домашние тебе обрадовались.
Гошка улыбнулся, легко поцеловал меня в макушку и быстро спустился по лестнице. Его шаги еще были слышны, когда мама открыла дверь.
– А что же Гоша не зашел? – удивилась она.
– Сегодня день тяжелый был, мы устали очень.
– Тем более, – мама посмотрела на меня укоризненно. – Поужинал бы.
– Мам, он тоже не сирота, – я повесила куртку на вешалку и сбросила мокрые ботинки. – Голодным не останется.
– Набей ботинки газетами, а то до утра не высохнут, – тон, которым был дан свет, должен была продемонстрировать, что мама недовольна. – И можешь принять душ.
– А что, горячую воду дали? – встрепенулась я. Не знаю, как у вас, а у нас дом старый, народ живет консервативный и никакие новшества и эксперименты в жилищной сфере здесь не проходят. ЖКО оставшееся нам в наследство от советской власти, каждый год, в апреле, методично отключает горячую воду на плановый двухнедельный ремонт. И включает ее, только с началом отопительного сезона.
– Еще утром, – мама, которая загораживала дверь в ванную (я уже упоминала, что квартира у нас – стандартная «двушка», и коридор, соответственно, просторным не назовешь), подвинулась в сторону, пропуская меня: – Пока ты моешься, я ужин разогрею.
– Не надо, я ничего не хочу! – отказалась я, закрываясь в ванной. – Устала страшно, сейчас только сполоснусь и спать лягу.
Конечно, легко отказаться от ужина, пока про него только говорят. А когда я, вышла из ванной комнаты, густой котлетный запах чуть не сбил меня с ног. Помнится, что-то я такое говорила, про фигуру, про вред поздних ужинов и прочие правильные слова. И даже искренне говорила. И собиралась отправиться спать, сразу, как только приведу себя в порядок. А теперь признайтесь, вы мне поверите, если я скажу, что именно так и поступила – не заглядывая на кухню, отправилась в постель? Поверите? Нет? Ну и правильно! В конце концов, один раз живем, так что ж теперь, от котлет отказываться? И черт с ней с фигурой, сделаю завтра лишнюю пару сотен наклонов.
