Аркадий Адамов - Последний «бизнес»
— А в чем же?
— Вы лично настроены против меня. И я знаю, кто вас настроил.
— Вы так думаете? — усмехнулся Артамонов.
— Я уверен. Вам что-то наговорил Вехов. И я просто удивлен, как вы, человек умный и опытный, так легко приняли на веру слова этого мальчишки, этого начинающего склочника, которого даже его собственная бригада…
Павел Григорьевич нахмурился и приподнял руку.
— Вот что. Вы уже много говорили, и я вас внимательно слушал. Теперь послушайте меня.
— Пожалуйста…
Удивительно разными казались даже со стороны эти два человека. Чеходар, худой, поджарый, с черными длинными волосами, которые поминутно падали ему на глаза, и он нервным движением руки откидывал их назад. Разговаривая, он все время энергично и немного театрально жестикулировал, непрерывно курил.
Павел Григорьевич сидел неподвижно, упершись локтями в стол, и серые глаза его смотрели на собеседника понимающе и чуть иронически.
«Зачем так волноваться, зачем так дергаться?» — как будто говорили они.
Когда Чеходар сказал: «Пожалуйста…», Артамонов задумчиво потер подбородок и вдруг усмехнулся: вспомнил, что так делает Огнев.
— Так вот, — начал он. — Вы тут кое-что исказили. Во-первых, я не собираюсь зачеркивать всю работу дружины. Это было бы несправедливо. Вовторых, насчет формирования патрулей и учета. Это не ошибки, как вы выразились. Это сознательное очковтирательство.
— Да как вы можете так утверждать?! — вскипел Чеходар.
Артамонов остановил его движением руки.
— Могу. Я привык называть вещи своими именами. Теяерь, втретьих. Да, я настроен и лично против…
Пока Артамонов говорил, Чеходар сидел в напряженной позе, перекинув ногу на ногу и сцепив руки на колене. Глаза его пристально смотрели в одну точку на столе, широкие, вразлет черные брови нервно вздрагивали.
— И все-таки это ошибки, которые вы обязаны поправить в рабочем порядке, а не создавать вокруг этого нездоровый шум, — упрямо покачал головой он. — А ко мне лично вы можете относиться как угодно, но я старался для дела…
Артамонов строго поправил:
— Не для дела…
— Ну да, да, — торопливо перебил его Чеходар. — Я вашу точку зрения понял.
— Согласны с ней?
— Нет!
— Ладно. Перенесем этот разговор.
— Пожалуйста!
Чеходар заметно оправился от охватившего его было смущения и теперь говорил с прежним апломбом.
— Не думайте, что бюро райкома вас поддержит, — добавил он со скрытой угрозой. — У товарища Сомова свой взгляд на нашу дружину.
Глава XI
ВОЗЗВАНИЕ К ТАРАСОВЦАМ
В тот день Андрюша Рогов поздно явился в редакции газеты «Ленинская смена». Вид у него был хотя и усталый, но довольный, даже чуточку гордый. Лучистые карие глаза его смотрели на всех с таким плохо сдерживаемым ликованием, что Халатов сочувственно осведомился:
— Ты, голубчик, никак опять стихи ночью кропал?
— И не думал даже, — солидным тоном объявил Андрюша. Я, между прочим, ваше задание выполнил. Вот, пожалуйста, — и он торжественно положил на стол рукопись. — Детективный рассказ.
Халатов усмехнулся и настороженно, но с явным интepecoм перелистал страницы.
— Называется «Будильник звонит тревогу». Любопытно. Чего он так звонит? Ну-с, а теперь… — он отложил в сторону рукопись, — рассказывай. Что увидел? Что понял? Кошмарный случай описал, конечно, с тремя убийствами, погонями и перестрелкой?
— Таких теперь у нас в городе не бывает, — авторитетно сказал Андрюша. — И вообще… У меня, понимаете, был выбор… За это время — два преступления. Одно — это неквалифицированная кража из Союза спортивных обществ. Ее совершили мальчишки, а раскрыть помогли дружинники. Второе…
Незаметно вокруг Андрюши и Халатова собралась чуть не половина редакции. Всем, оказывается, было интересно послушать «уголовные байки Рогова», как с наигранным пренебрежением выразился Саша Дерюбин, довольно энергично тем не менее проталкиваясь поближе к рассказчику.
— …Второе, — продолжал Андрюша, — это очень опасное преступление, совершенное опытным рецидивистом. Убийство сторожа и ограбление комиссионного магазина. С проломом потолка, с машиной и так далее. Я выбрал для рассказа первый случай.
— Правильно, — одобрил Дерюбин. — Нечего народ пугать. А нам второй случай расскажи. И поподробнее, пожалуйста.
Андрюша досадливо махнул рукой.
— Не в том дело, что народ пугать. Здесь же какая проблема воспитания! В семье, в школе. Дружинники тоже… И потом, характеры какие!
— Да, но все это… — кто-то прищелкнул пальцем, скучновато. Между нами говоря, убийство есть убийство. И, как о нем ни пиши, оно всегда волнует.
— Примитив! — авторитетно откликнулся Саша Дерюбин. Не тем волновать надо. Истинная художественность, дитя мое, заключается…
Халатов взъерошил седые волосы и с досадливой иронией произнес:
— Вас не туда повело, мальчики. Перегрелись. Что значит скучновато? И что значит примитив? Это значит, что и в том и в другом случае вещь плохо написана. Плохо! Неталантливо! Вот и все! О воспитании писал Макаренко в «Педагогической поэме». Это что, скучновато? Об убийстве писал, например, Достоевский. Что это, примитивно? Так о чем речь?
Андрюша подумал, что сейчас от этих великих примеров Халатов перейдет к его рассказу, и ему стало не по себе. Успокаивала, правда, мысль, что рассказа Халатов все-таки еще не читал и поэтому разносить его вроде бы рано. Правда, Халатов все может…
И, как бы подтверждая это мнение, Халатов обратился к Андрюше:
— К тебе один вопрос. Самих этих ребят видел? С дружинниками говорил? Где вообще был, кроме угрозыска? Так сказать, два слова о творческой лаборатории.
— Для будущего биографа, — вставил Саша Дерюбин.
Из довольно сбивчивого рассказа Андрюши выяснилось, что ни у ребят, совершивших преступление, ни у дружинников он не был.
— Плохо, — констатировал Халатов. — Я тебя, кажется, не торопил. Возьми свой рассказ и еще подумай.
Выйдя из редакции, Андрюша в сомнении потоптался перед подъездом, потом, взглянув на часы, решительно направился к остановке троллейбуса.
В штабе народной дружины инструментального завода жизнь шла уже своим чередом.
За столом дежурный член штаба Григорий Степанович Проскуряков то сварливо, то с шуточками инструктировал старших по патрулям.
— Опять, как прошлый раз, по одному да по два посылать будете? — недовольно спросил кто-то. — Не пойду я так больше.
— Я, кажется, еще не сказал, как вам идти, — строго ответил ему Проскуряков. — Я, может, и сам этот порядок не признаю.
— А кто ж тогда до него додумался?
— Кто додумался, тот пусть и посылает, — сердито насупился Проскуряков. — По пять человек пойдете, как положено.
В ответ все тот же парень ядовито заметил:
— Маловато патрулей получится. Отчетность пострадает.
А другой с откровенной насмешкой сказал словами Чеходара, которые уже стали в дружине как присказка:
— «Что ж, мы свое доброе имя будем пачкать? Тень на коллектив бросать?» — и вдруг с нескрываемой досадой прибавил: — И так уже половина дружины разбежалась.
— Оно и к лучшему, — сварливо ответил Проскуряков. Сами вернутся, когда мы порядок у себя наведем.
— Наведем, когда рак свистнет…
— А потому все, что набрали в дружину кого ни попадя, вмешался третий парень. — Вехов точно тогда сказал, а ему рот заткнули.
— Ничего, ничего, придет время — скажет, — многозначительно заметил Проскуряков. — Не на такого напали. В ближайшее время собрание соберем.
В ответ раздались возмущенные голоса:
— Во, во! Перцу там дадим…
— Молчать не станем…
На улице, у входа в штаб, в коридоре и в самом помещении штаба толпились дружинники, наперебой обсуждая всех взволновавшее известие: в субботу состоится первое заседание суда чести дружины, разбор дела Василия Тарана из четвертого цеха.
Самого Василия в штабе уже не было.
У окна беседовали Огнев, инженер Рогов и Николай.
Невдалеке, поджидая своего бригадира, играли в шахматы Борис Mискин и Коля Маленький. У их столика собралось несколько молодых парней. Собственно, партия уже закончилась, и теперь Борис разыгрывал варианты. Поблескивая стеклами очков, он небрежным тоном говорил:
— Конь на бе четыре не даст форсированного выигрыша. Пусть не брешут. Черные отвечают слон эф два…
Кто-то попытался возразить:
— А пешка там на что?
Борис снисходительно посмотрел на говорившего.
— Милый! Первым ходом черные берут эту пешку ладьей. Надо же помнить ходы.
Оппонент сконфуженно умолк. А Коля Маленький, оглянувшись, толкнул Николая и с лукавой гордостью сказал:
— Могучий талант воспитали!
— Ты лучше расскажи, как вы Тарана воспитали, — ядовито заметил один из дружинников. — За что его судить будут?