Ростислав Самбук - Взрыв
Лишь возвратясь домой, Хаблак сказал Марине о поездке в Карпаты и попросил собрать чемодан. Слава богу, это не испортило ей настроение, даже позавидовала:
— Надо же, на той неделе купался в море, а теперь — горы! Везет людям…
Но глаза жены смотрели грустно.
В Ивано-Франковске Хаблаку еще не приходилось бывать. Почему-то считал: маленький провинциальный город, а оказалось — большой, чистый, благоустроенный, с широкими проспектами новостроек и оживленным, с множеством зелени и цветов центром.
Хаблака принял начальник областного уголовного розыска — ему уже звонили из Киева и просили помочь майору, — пообещал обеспечить машиной и толковым помощником: старший лейтенант Стефурак, местный, знает горы как свои пять пальцев и не новичок в уголовном розыске.
Хаблак поднял руки: все, больше ничего не нужно!
Машина и товарищ, ориентирующийся в местных условиях, — об этом можно только мечтать!
Полковник смерил Хаблака оценивающим взглядом.
— Машина, правда, не очень комфортабельна… «ГАЗ-69». Но, думаю, останетесь довольны, на «Волге» по горным дорогам не очень-то разгонишься.
— Я не турист, товарищ полковник.
— Заночуете тут?
— Хотел бы выехать сразу в Коломыю.
— Стефурак предупрежден, машина в гараже.
Хаблак представлял, что чуть ли не сразу за городом
начнутся Карпаты, а дорога петляла по пригоркам, прорезала широкие долины, горами тут и не пахло — обычный подольский пейзаж. Почувствовал что-то вроде обиды, как ребенок, которому пообещали игрушку и забыли купить, но глаз радовали веселые чистые села, и поля вокруг колосились пшеницей, она уже набрала силу и кое-где начала желтеть.
Вел машину сам Стефурак. Невысокий, приземистый, в надвинутой на лоб матерчатой кепочке — совсем не похож на инспектора уголовного розыска, обычный шофер районного начальника средней руки или председателя колхоза. Хаблак, правда, не очень-то походил на председателя, все же ощущалась офицерская подтянутость, — впрочем, за заведующего отделом культуры или иного райисполкомовского деятеля вполне мог сойти. Это его устраивало, и майор приветливо поглядывал на Стефурака: кажется, парень дельный, хорошо, что сам предложил обойтись без шофера — водитель, пусть хороший и невзыскательный, все же требует дополнительных затрат, моральных и материальных. А тут все просто: номер на двоих организовать легче, чем на троих, не говоря уже о прочих мелочах.
Перед отъездом Хаблак рассказал Стефураку, с каким заданием приехал, и назвал фамилию Манжулы. Старший лейтенант подумал немного и заметил: если память не подводит, он встречал эту фамилию в каких-то сводках или протоколах, и вроде бы сравнительно недавно. А вскоре вспомнил, что полмесяца назад раскручивал какую-то кражу, одна из ниток привела его в Коломыю, там и услышал эту фамилию: Манжула. Дело в том, что работники районного ОБХСС напали на след спекулянтов листовым алюминием, которым гуцулы кроют дома. В связи с этим и был задержан Манжула, но, как оказалось, безосновательно. Доказательств против него не было — извинились и отпустили.
Интересно, подумал Хаблак, одну из своих последних открыток к сестре в Одессу Манжула написал именно из Коломыи. Значит, правильно, что едут они туда, вероятно, не случайно тогда задержали этого одесского пройдоху.
Въехали в село. Стефурак показал Хаблаку первый встретившийся им дом, по здешней моде крытый листовым алюминием.
Майор попросил остановиться и вышел из машины. Большой деревянный дом, непокрашенный, казалось вечным желтое смолистое дерево. Окна совсем городские, широкие, на втором этаже лишь немного поменьше. Мансарда не мансарда, нет привычных линий, скосов— и все это под гордо поблескивающей серебристой кровлей. Мастера, крывшие дом, имели штампы, они выдавливали из алюминиевого листа различные формы, тут, например, как показалось Хаблаку, под черепаху: и в самом деле, будто исполинская черепаха оставила на доме свой панцирь.
Фасад дома украшали вырезанные из алюминия олени— трубили боевую песню и, угрожая тяжелыми рогами, в весеннем раже собирались броситься друг на друга.
В восхищении Хаблак отступил к машине.
— Ну? — коротко спросил Стефурак.
— Грандиозно.
Хаблаку действительно понравился дом, однако старший лейтенант воспринял его реплику по-своему.
— Тебе приходилось видеть, чтобы где-либо продавали алюминиевый лист? — спросил Стефурак.
— Нет.
— И я не видел.
— Значит?..
— За такую кровлю, говорят, платят не менее трех тысяч.
— Не может быть! — искренне удивился Хаблак.
— Только за алюминий, без работы.
— Невероятно!
— Ничего удивительного! Во-первых, мода. Во-вторых, кровля легкая, красивая и красить не нужно.
Хаблак подумал: если и правда три тысячи, всегда найдутся люди, греющие на этом руки.
Они снова двинулись в путь, и майор спросил:
— Ты же сам говорил: не видел в продаже.
— Но ведь где-то берут…
— По-моему, наши обэхээсовцы уже ломают над этим голову.
— Поздновато.
Стефурак лишь пожал плечами, и майор так и не понял, осуждает или оправдывает он своих коллег.
Въехали в Коломыю незаметно: может, Хаблак задремал, утомившись, или просто задумался, только околицу не запомнил.
Коломыя понравилась майору, правда, сегодня ему нравилось все, даже несколько однообразные села вдоль шоссе. Он задумался: чем именно поразил его город? И вскоре понял — не чистотой центральных улиц, даже ее обилием зелени и цветов, а неторопливостью ритма жизни, неперенаселенностью улиц и, вероятно, царящим тут духом какой-то особой общительности, почему-то бросившейся в глаза Хаблаку, — может, потому, что люди группками стояли у магазинов, дружески беседуя, или потому, что на каждом шагу замечал, как, встречая друг друга, мужчины приподнимают шляпы.
Когда-то все, связанное с этим «сонным» ритмом жизни и вообще с так называемым провинциализмом, подвергалось своего рода остракизму и решительно осуждалось, но Хаблак но ощущал какой-либо неприязни к увиденному, наоборот, после сумасшедшего темпа столичной жизни, помноженного на темпы деятельности уголовного розыска, степенность и обстоятельность здешних горожан приятно поражали его.
Хаблак подумал, что при таком жизненном ритме, наверно, и отношения между людьми покрепче, чем у жителей больших городов со свойственной им отчужденностью, значит, здесь меньше проявлений зазнайства, наглости, злобы, выходит (это был его сугубо профессиональный вывод), и меньше преступлений.
Капитан Пекарь, начальник местного уголовного розыска, ожидал их в темноватой комнате с настежь распахнутым окном — щелкал семечки, наблюдая, как два петушка подпрыгивают и хорохорятся, готовясь к бою.
Хаблак и в этом усмотрел преимущества здешнего ритма: заваленный делами начальник розыска любого столичного района вряд ли смог бы так беззаботно щелкать семечки.
Пекарь сразу же преодолел неловкость, воцарившуюся было из-за того, что застали его не за лучшим из занятий, немедленно предложив:
— Обедать! Время-то обеденное, и я тут заказал…
Хаблак переглянулся со Стефураком. Видно, того нисколько не удивила категоричность капитана, да и майор не возражал против обеда — на том и сошлись. Пекарь привел их в уютную, буквально сияющую чистотой столовую, где накормили домашним борщом и вкусными котлетами с отменно поджаренным картофелем.
Хаблак, поскольку ему довольно часто приходилось перебиваться стандартными бифштексами с клейкими макаронами, еще раз убедился в несомненности достоинств здешнего образа жизни.
Как только возвратились в темноватую комнату капитана Пекаря, Хаблак положил на стол фотографию Манжулы и вкратце объяснил, зачем они со Стефураком приехали в Коломыю. И тут же подумал, что Пекарь начнет расспрашивать, советоваться, размышлять — к таким мыслим поневоле склоняла его сценка с семечками у распахнутого окна. Но капитан сразу же снял трубку и пригласил кого-то:
— Гриша, ты свободен? Загляни.
Гриша не заставил себя ждать — низенький, чернявый и юркий человек также с капитанскими погонами. Он назвался Григорием Васильевичем Гутовским, пожал всем руки, и после этого Пекарь показал ему фотографию Манжулы.
