Андрей Анисимов - Кто стрелял в урода?
– А что тебя удивляет? Ты сам высказал мудрую мысль, о ревности любовника, которая пострашнее ревности мужа – Напомнил Ерожин: – А тут не ревность. Тут доллары. Это посильнее. Стоило Беньковскому, намекнуть брату, Лаврентий бы ее в унитаз живьем спустил.
– Вы думаете, Беньковский ее не вычислил?
– Возможно, подозревал, но фактов не имел. А своих соседей расколоть, ему в голову не пришло. Остался бы жив, докопался…
– Тогда, как она решилась похитить эти бумаги?
– Это сценарий Пригожева. Лиля по сравнением с дядей личинка. Она боготворила Беньковского, но проговорилась дяде, что любовник приготовил наживку на мужа. Пригожев мужик хитрый, юрист, решил сам взять в руки удочку. Страх Хромова перед Барри навел его на мысль избавиться от Хромова совсем и завладеть капиталом фирмы. Я не уверен, что Лиля такая кровожадная и желала смерти суженного.
– А что они хотели?
– Запугать Арнольда, чтобы тот ушел в бега и оставил вместо себя жену. Но Хромов не выдержал и пустил пулю в лоб. А шантаж, приведший к гибели человека – статья. И мы родственничков лет на пять отправим на бесплатный отдых. Пригожев не знал, что звонит при свидетеле и попался.
– А что он такого мог сказать Хромову?
– Он мог сказать всего три слова: «Барри все знает». Сие означало, жить Арнольду остались считанные часы. Но видно, пугал долго, раз твой свидетель успел его расслышать…
– Дядю с племянницей еще надо расколоть. – Вздохнул Тимофей: – Милютович слов не разобрал. Уйдут оба в отказ и мы сели…
– Расколются в два счета. Ты когда будешь их допрашивать, намекни, что мы найдем способ сообщить Барри правду. Какой, по твоему, они сделают выбор – смертный приговор, или правый суд. Думаю – суд.
– Их же методом?
– А почему бы нет? Бить противника его же оружием – классика. – Подмигнул подполковник: – Теперь остался всего пустячок – найти убийцу Беньковского.
– У Вас есть версия?
– А у вас?
– У меня пока нет. – Признался Тимофей.
– Отнес мой пистолетик на экспертизу?
– Вместе с пистолетом Пригожева.
– Вот получишь результат и начнешь работать. А пока пойдем заправимся. Есть хочется.
– Почему начнешь, а не начнем? – Переспросил Тимофей.
– Потому, что преступление, где косвенно замешена моя жена, я расследовать права не имею. А тебе пора готовить крылышки к самостоятельному полету. Самоубийство Хромова мое последнее дело на Петровке. – Ерожин встал, пошел к двери и, выпустив Волкова, запер за собой кабинет: – Возьми ключи и вселяйся. Я твою кандидатуру на начальника отдела сегодня утром поддержал.
– Вы шутите, Петр Григорьевич?
– В этой шутке сплошная доля правды. Чего окаменел, обедать идем?
И они пошли в столовую.
* * *Надя проплакала полдня, остальное время провела в напряжении. Чтобы как то себя отвлечь, затеяла уборку квартиры. Но из рук все валилось. Отвратительный конверт с посланием Беньковского продолжал лежать на кухонном столе. Прикоснуться к нему еще раз Наде не позволяли отвращение и брезгливость. Кое-как пройдясь по полам мокрой тряпкой, она уселась в кресло. Думала о муже и о себе. О своем прошлом Петр рассказывал неохотно. Хотя она часто доставала его с вопросами. Наде хотелось знать о любимом все, а он обычно отшучивался. Первую жену Ерожина, Наташу, Надя никогда не видела. Зато познакомилась с его сыном Гришей и его отчимом. Виктора Иннокентьевич Суворов с пасынком приезжали к ним из Новгорода в то самое время, когда Петр во второй раз ловил Кадкова. Эдик, выйдя из тюрьмы, пристрелил депутата областной думы и его супругу. Те жили в бывшей квартире отца Эдика и не ведали, что под паркетом начальник Потребсоюза устроил тайник. Эдик про тайник отца знал и, пристрелив новых жильцов, до него добрался. Покидая место преступления, подбросил сыщикам ложные улики – бутылку спрайта с отпечатками пальцев сына Ерожина. Это была часть плана Эдика по мести своим обидчикам. Сыну Петра грозил арест. Суворов пошел на крайние меры. Он изъял улику и привез Гришу в Москву, чтобы спрятать парня, пока не отыщется настоящий преступник. Надя тогда отправила отпрыска двух милиционеров к папе Алеше под Самару. Сейчас, сидя в кресле, она мысленно вернулась в те дни. Во время приезда ни ревности, ни злобы по отношению к первому мужу Наташи Виктор Иннокентьевич не выказывал. Наоборот, Надю тогда поразило, как тепло и уважительно общался Суворов с Петром. И после не могла припомнить ни одного случая, когда бы знакомые Петра по его прежней жизни хоть бы намеком осуждали его. Слова Беньковского о том, что муж спал с Соней, Надю больно кольнули. Но Петр никогда и не прикидывался ангелом. Если у дочери дяди Вани с Ерожиным и был роман, то до второго брака. И разве только с ней? Женщина допускала – муж вволю похулиганил до женитьбы. Но никто никогда не смог бы ее убедить, что Петр способен на подлость. «Почему он сам признает мерзкий пасквиль Андрона Михайловича?» – Понять она не могла. Мучительные размышления прервал звук замка. Молодая хозяйка вскочила с кресла и побежала в прихожую. Ерожин вошел, закрыл за собой дверь и внимательно взглянул жене в глаза. Надя бросилась к нему, обняла, прижалась и опять заплакала.
– Не надо, Надюх. – Он отнес ее в комнату, усадил в кресло, вернулся в прихожую, снял куртку и снова оказался рядом: – Прости меня, девочка, но от судьбы не уйдешь. Я не слишком верующий. Рос во времена атеизма, но, видно, Бог есть и хочет моего покаяния.
– Неужели ты посадил невиновного человека в тюрьму?! Я не верю.
Ерожин присел рядом с Надей на пол, погладил ее по коленке и грустно сказал:
– Ты у меня еще ребенок. Я не встречал людей безгрешных. Может, они и есть, но мне видеть таких не довелось. Да, я посадил Кадкова, зная, что его отца застрелила Соня. Но тюрьма по нему все равно плакала. Этот гнус не однажды выходил сухим из воды. Папа – начальник, и ему все сходило с рук.
– Но отца он не убивал?! – Сквозь слезы простонала Надя: – Как ты мог?
– Наденька, я и сам по жизни не раз потом себя спрашивал. Не знаю, так вышло. Сейчас бы я этого не сделал. Но в молодости, как ни печально это сознавать, я был большой лоботряс.
– Почему же ты не рассказал сам? Не рассказал, когда женился на мне? – Надя смотрела на мужа полными слез глазами. Петр не выдержал и отвернулся:
– Я очень тебя полюбил… Это все, что я могу ответить…
– Получается, не встреть я этого гада, ты бы никогда не признался?
– Вполне возможно…
Глаза Нади стали сухими:
– А если я еще кого встречу и опять выплывет очередная тайна?
– Ты хочешь знать, что я совершил постыдного в прошлой жизни. Тебе это надо? – Петр посмотрел на жену, и ей показалось, что он улыбается.
– Не смей надо мной смеяться. Да, я так воспитана. Я верю в то, что люди должны поступать по совести. На свете встречаются другие, я это понимаю, но надеялась, что среди моих близких их нет.
– Я не смеюсь. Я тебе многого не говорил, оберегая твою юную душу.
– Я уже взрослая и хочу знать, кто отец моих детей.
– Хорошо, слушай. – Ерожин поднялся и зашагал по комнате. Он начал говорить. Надя услышала о его первом посещении Узбекистана, когда ее Петр при пьяном друге Вахиде имел связь с его женой. А жена Вахида Ибрагимова – Райхон – родная мать Нади. Узнала, что до ее первой неудачной беременности Петр продолжал встречаться с другими женщинами. Надя узнала все, кроме имен своих соперниц:
– Ты этого сама хотела. – Закончил свою исповедь супруг.
– Да, хотела. – Надя встала с кресла и быстро ушла в спальню. Через несколько минут появилась с сумкой, и не говоря ни слова, выбежала из квартиры.
* * *Тимофей Волков пришел на работу, как обычно, к восьми.
– Вас, товарищ майор, начальство требует. – Таинственным шепотом встретил его в коридоре капитан Маслов.
– Петр Григорьевич уже здесь? – Удивился он. Ерожин раньше девяти обычно на службу не являлся.
– Нет, подполковник еще не пришел. Вас сам зам начальника Управления вызывает. Идите в приемную.
Тимофей шел к начальству, смутно догадываясь о причине вызова. Слова Ерожина, что руководство отделом теперь переходит к нему, Волков не воспринял как шутку. С такими вещами Ерожин не шутил. Но Тимофей предполагал, что это разговор шел о туманном будущем.
– Скорее к генералу. – Замахала руками секретарша Лиза, едва завидев майора. Тимофей оправил брюки, рубашку и шагнул в огромный кабинет.
– Чего опаздываешь, сопляк! – Гаркнул Еремин, раздраженно отпихивая от себя бумаги, одновременно нажимая кнопку селектора: – Лиза, забери, я подписал.
Секретарша мышкой юркнула к столу и забрала бумаги.
– Простите, товарищ генерал. Но меня вчера никто не предупредил. Я минуту назад узнал…
– Простите, простите… Тут, ядрена Феня, с самого утра говна наложат, суток не хватит расхлебать. Садись. Ты теперь начальство, вот звездочки для должности не хватает. Пишу на тебя заяву, готовь китель.
