Герт Нюгордсхауг - Норвежский детектив
— Как это произошло? — спросил я и слишком поздно спохватился, что, возможно, спросил чересчур в лоб.
Но Леонарда отреагировала так, точно именно такого вопроса от меня и ждала.
— Я была на занятиях, — начала она свой рассказ. — Хожу на курсы норвежского для иностранцев. Дело было в понедельник на прошлой неделе. Шестого января. Я вернулась домой раньше, чем рассчитывала, около восьми часов. Пришла вместе с подругой, она гречанка, мы с ней познакомились на курсах. Она меня подвезла. На машине. В кабинете у Бьёрна Уле, мы видели, горел свет. Он сделал себе кабинет на втором этаже. А комната, где я работаю, прямо напротив, дверь в дверь. Я шью. Хотела бы найти постоянную работу, но это не так-то просто с туристической визой. Да и незаконно. Но я умею шить. И дома, на Филиппинах, этим себе на жизнь зарабатывала.
Мария, эта гречанка, тоже шьет, — продолжала Леонарда. — Вот я и пригласила ее зайти ко мне на второй этаж посмотреть мои работы. Мы сидели с открытой дверью. А у него дверь была притворена. Он ее всегда закрывает, когда работает. Не хочет, чтобы ему мешали. Он тоже ходит на курсы.
Ходил на курсы, — поправилась она. — По программированию. Там они с Педером и познакомились. По вечерам он делал задания, которые им задавали на курсах. И в тот вечер тоже. Мы с Марией сидели и разговаривали, а дверь в комнату была открыта. Так что если бы он закончил работу и вышел, я бы увидела. Но он так и не вышел. А около десяти мы с Марией стали прощаться. Но я решила сперва познакомить ее с Бьёрном Уле. И пошла к нему. Постучала, но никто не отозвался.
Слезы покатились у нее по щекам, но она не прервала рассказ:
— Один полицейский сказал, что он сделал это, видимо, когда я уже вернулась домой. Не раньше, чем без четверти девять. Они по данным компьютера определили. У него была своя машина, он ее для работы купил. Вот машина и показала, что он сделал это, когда я сидела в комнате напротив, через коридор. Если бы я только к нему вошла. Если бы я только…
Голос ее затих.
Я посмотрел на Педера и спросил:
— Как это по данным компьютера можно определить, что человек умер?
— Очень просто, — ответил он. — Во всяком случае, в этой ситуации. Дело в том, что когда ты заканчиваешь файл или когда включаешь или отключаешь компьютер, он регистрирует точные дату и время. Вот машина и показала, что Бьёрн Уле в тот вечер работал почти до без десяти девять. Значит, в это время он был еще жив.
— Но почему он это сделал? — спросил я.
Педер взмахнул только одной рукой, потому что в другой у него была чашка, и одновременно пожал плечами. Леонарда, видно, приняла этот жест за сигнал к действию, собрала пустую посуду и направилась на кухню. Как будто роль хозяйки дома доставляла ей больше удовольствия, чем просто гостьи.
Мы с Педером посмотрели ей вслед, остановив взгляд на ее чуть покачивающихся бедрах.
— Я не знаю, — наконец сказал Педер.
— Но должна ведь быть какая-то причина?
— Насколько я понимаю, никакой видимой причины нет.
Помолчав, он добавил:
— Наверно, не всегда причина самоубийства бывает ясна как день.
Леонарда вернулась из кухни. Она разливала кофе так же непринужденно и элегантно, как официанты в английских телесериалах.
— А не может быть, чтобы кто-то…
Легкий намек как бы повис в воздухе, но Педер сразу подхватил мою мысль.
— Нет, — категорическим тоном отрезал он. — Леонарда с подругой пришли около восьми и все оставшееся время сидели в двух-трех метрах от двери в ту комнату, где он работал. Он был жив без четверти девять, как свидетельствует компьютер. Никто не мог незаметно для них войти в ту комнату или выйти оттуда. Обе они сразу увидели тело, как только открыли дверь, а спрятаться в той комнате человеку негде. Окна были закрыты на все крючки. А следы какой-либо борьбы или насилия отсутствуют.
— Значит, он покончил с собой, — согласился я.
Педер кивнул.
— А родственники у него были? — поинтересовался я.
— Да, — ответила Леонарда. — Родители. Они очень добрые. Живут далеко на севере. Там есть город, Хаммер-фест называется. Оба они сразу приехали и оставались до конца похорон. Хотели, чтобы я переехала к ним жить, но мне кажется, я там не выдержу. Совсем чужой город и сплошь одни незнакомые люди. Здесь у меня есть друзья. Я могу к ним прийти, когда мне тяжело. Такие, как Педер. Родители Бьёрна Уле люди приятные. Они мне хотят только добра. И рады, что у них будет внук или внучка. Может быть, я и съезжу к ним позднее, но не сейчас.
Она замолчала. Потом продолжила:
— Ерунда! Что это я говорю?! Никогда я туда не поеду. Мне ведь через три недели вообще отсюда уехать придется. Поеду домой, на Филиппины. Мои родители не будут в восторге от внука, зачатого в грехе.
Мне кажется, родители Бьёрна Уле хорошо ко мне относятся. Я слышала, есть норвежцы, которым не нравится, что их сыновья приводят в дом жен-азиаток. Но его родители не такие. Когда я приехала к ним в первый раз, они меня встретили, как родную дочь. И хотя я по закону не имею никаких прав на то, что принадлежало Бьёрну Уле, они сказали, чтобы я распоряжалась этим имуществом, как своим. Как если бы мы с ним были женаты на законном основании. Дело не в том, что я много чего хочу взять, но…
— А как вы с Бьёрном Уле познакомились? — спросил я.
Она улыбнулась сквозь слезы:
— Мы четыре года переписывались. А потом он приехал ко мне — полтора года назад. И мы полюбили друг друга. А потом я приехала сюда. Мы познакомились через норвежский клуб знакомств — «Филконтакт».
9
Вопрос был решен, когда я увидел, как Марио Донаско считал деньги. Как будто, войдя в вестибюль гостиницы, филиппинец внезапно вспомнил, что начались седьмые сутки его пребывания в «Отеле Торденшолд». Когда он положил бумажник на место и подошел к стойке за ключом, я сказал:
— Завтра, Марио, ты переезжаешь ко мне.
Он не пытался возражать. А мне следовало бы, наверно, подумать, не вышибут ли меня с работы за такие фокусы, но я послал этим мысли куда подальше. К тому же контингент гостей у нас в тот вечер оказался и так необычайно велик. Правда, Аксель Брехейм возвратился в Осло три дня назад, но помимо филиппинского таксиста у нас в ту ночь было еще восемь постояльцев. Шестеро из них представляли руководство сборной Норвегии по игре на банджо и балалайке. Еще был проповедник из Кристиансанна, бледнолицый, в сером костюме, черных чулках и с гитарой в коричневом чехле из кожзаменителя. Он направлялся в район вестланнских фьордов после успешного турне по Хельгеланнскому побережью, где пропагандировал Евангелие. И наконец, рыбак из Фрейи, загорелый, гладко выбритый и необычайно кривоногий. Так что если всего лишь несколько дней назад количество гостей с отъездом Марио сократилось бы ровно вдвое, то теперь оно уменьшилось бы не более чем на одиннадцать процентов.
Это был один из тех дней, когда благодаря понижению температуры после легкой оттепели грязно-серый снег на улице превращается под ногами в некую смесь муки и сахара. За Собором Богоматери ночное небо над Средним городом начинало бледнеть, когда мы с Марио, пройдя мимо статуи Торденшолда[8], пересекли Королевскую улицу и сели в одно из трех свободных такси, стоявших возле «Лебединой аптеки».
По воскресеньям автобусы начинают ходить не раньше чем в десятом часу. Обычно путь от гостиницы до дома на холмах с западной стороны Илы занимает не более получаса прогулочным шагом. Но в сопровождении спутника, не имеющего опыта ходьбы по зимним норвежским дорогам, такси было наилучшим решением. Тем более что попутчик мой имел при себе тяжелый чемодан.
Шофер попался из разговорчивых, и уж совсем он разошелся, когда узнал, что везет своего коллегу с другого конца света. Филиппинец? Ну как же, ему много что известно об этой стране. Он ходил штурманом на судне под либерийским флагом, но с филиппинской командой. А сосед его был женат на филиппинке. Познакомился с ней заочно, по переписке. Он, кстати, видел как-то раз в «Адрессе», что рекламу одного такого клуба поместили под рубрикой «Домашние животные». Хе-хе-хе…
— Комната для гостей на втором этаже, — предупредил я.
И стал первым подниматься по лестнице. Марио шел следом и с интересом поглядывал на застекленные стенды с бабочками, висевшие на стенах между этажами и наверху в коридоре. Возможно, он думал о том, как малы и неярки большинство норвежских видов по сравнению с известными ему тропическими.
— Мне обязательно надо сделать два дела, — сказал он позднее за завтраком. — Я хочу встретиться с Рагнаром Мюрму и посмотреть место, где жила Марсела.
Он поглядел в окно. По-воскресному ленивый город, судя по всему, зашевелился в сероватом утреннем свете.
— Я хочу поговорить с Мюрму, чтобы понять, что он за человек и для чего занимается своим клубом, — объяснил Марио. — А в усадьбу Фьёсеид хочу съездить, чтобы узнать, что же это за сила такая в этой стране и в особенности в той глухомани, которая может полностью сломать человека, как это случилось с моей сестрой. Не верю, что всему виной плохой муж, который ее бил и унижал. Кольбейн Фьелль, по-моему, ничуть не хуже большинства других мужей, что норвежских, что филиппинских. Да и Марсела была более стойкой, чем кажется.
