Наталья Солнцева - Танец семи вуалей
Эмма, не подозревая подвоха, впустила Самойловича, который не преминул воспользоваться ее слабостью и склонить ко всякого рода любовным «изыскам», порой совершенно неприличным. Натешившись вдоволь, он будто невзначай глянул в окно, крикнул: «Граф едет! Надобно прыгать!» – сиганул вниз со второго этажа, упал на колено, поднялся и, хромая, кинулся прочь.
Вся еще разгоряченная его ласками, Эмма свесилась в окно, вне себя от стыда и страха, и попалась на глаза мужу, который стоял у подножия липы. Он все прочитал на ее лице…
Та же волна, которая заставила его сомкнуть пальцы на горле служанки, захлестнула графа. Он одним махом взлетел по ступенькам и ворвался в спальню. Эмма оцепенела, резко попятилась, споткнулась о ковер и опрокинулась навзничь. Оленин навис над ней, потрясая кулаками.
Она закричала. Он ударил ее, попал во что-то мягкое и теплое, выругался, ударил еще раз – наотмашь, по лицу, схватил за распущенные волосы… застонал, разжал пальцы и выпрямился. Эмма лежала у его ног, испуганная и дрожащая, в слезах, в одной нижней юбке.
– Кто он? – взревел обманутый супруг, бросая дикие взгляды на смятую постель и разбросанные по комнате предметы женского туалета. – Говори, или я убью тебя!
Это новое предательство оскорбило его. Да, он разлюбил Эмму и открыто поклонялся другой женщине. Но его измена не простиралась дальше мыслей и эротических грез. Ежели бы Ида была к нему благосклонна! Однако та не замечала Оленина и тем самым уберегла его от греха. Он даже Фросю, в сущности, не тронул: вовремя опомнился, очнулся от наваждения. Чуть не придушил, правда… но ведь та осталась жива и невредима, поехала с ними в Москву, продолжает получать жалованье как ни в чем не бывало. Ходит, потупившись и краснея, мимо графа, а он ничего не чувствует… никакого вожделения не испытывает, ни капельки. Шаровары и тюрбан Иды жена приказала сжечь на заднем дворе, и он не противился. Принял как должное.
Нет, он решительно не виноват перед Эммой. Ладно, пусть все-таки виноват… самую малость. Но она перешла черту дозволенного, презрела всякую мораль, всякий семейный долг! Беззастенчиво предается разврату и пороку прямо перед носом у мужа!
– Убей, убей же меня! Или я сама это сделаю! – истерически выкрикивала Эмма, валяясь на ковре в непотребном виде. Ее полные груди казались безобразными и мясистыми в сравнении с едва выступающими холмиками Иды и девичьими формами Фроси.
– Ты мне противна, – вырвалось у Оленина. – Убирайся к своему любовнику! Вон из моего дома…
– Это не твой дом. Здесь все оплачено моим отцом! Таких слов он от Эммы не ожидал. Лучше бы она ударила его, обозвала как-нибудь, призналась в любви к другому.
– По крайней мере я не сплю с лакеем! – мстительно выкрикнула жена, глядя на него снизу вверх. – Не обнимаюсь с извозчиком!
Это уже была не та кроткая и робкая Эмма, которая ловила каждый его взгляд, готовая угождать и подчиняться. Это была разъяренная фурия, загнанная в угол кобра, показывающая ядовитые зубы.
Она упрекала Оленина в связи с горничной. Но на самом деле связи-то никакой и не было. Была минута затмения, вспышка безумия… ослепление. Тогда как Эмма хладнокровно и обдуманно, едва закрыв дверь за мужем, принимала у себя любовника.
– Ты отказываешься назвать его имя?
– Отказываюсь, – рыдала она, корчась на полу, словно внутри нее ворочался и шипел клубок змей.
«Да в нее бес вселился!» – с омерзением подумал граф.
Слезы сменялись у нее приступами смеха. Она не позаботилась прикрыть свою наготу. Вскочила, растрепанная и полуодетая бросилась в кухню, схватила нож и подбежала к мужу, размахивая острым лезвием. В ней не осталось ничего человеческого…
Сцена семейной драмы развивалась по всем законам жанра. Ни Оленин, ни Эмма не успокоились. Он не сумел скрыть вспыхнувшую ненависть, она зашла слишком далеко, угрожая убить себя.
Оленин попытался отобрать у нее нож. Она вывернулась, скользкая и неожиданно сильная, толкнула его и метнулась к выходу.
На улице было темно и тихо, где-то в отдалении раздавался стук колес по булыжной мостовой. Сладко пахло липой. От истерических воплей Эммы проснулись другие жильцы. В доме зажигались окна…
Когда Оленин догнал жену, она ударила себя ножом и, обливаясь кровью, упала ему на руки…
Москва. Наше время– Так я и знал! – воскликнул Лавров, с торжествующим видом повернувшись к доктору. – Вы привели меня к ней…
Казалось, они с Олениным попали в виртуальный мир, где догадки быстро становятся явью, а воображаемые картины стремительно воплощаются.
– Не городите чепухи! – занервничал пленник.
– Под кучей мусора лежит труп вашей ассистентки, Ларисы Серковой. Я наполовину откопал его. Что и требовалось доказать. Вам кранты, господин эскулап! Желаете убедиться?
Он поднес к лицу доктора развернутый паспорт, извлеченный из сумочки, – так, чтобы тот мог увидеть фото и прочесть имя, отчество и фамилию погибшей девушки.
Оленин выглядел совершенно сбитым с толку. Он уставился в пожелтелый документ, потом поднял взор на своего врага.
– Не может быть… откуда ей здесь взяться?..
– Вы убили ее, затащили в подвал и забросали мусором, – охотно объяснил Лавров, чувствуя себя на коне. – Вы все правильно рассчитали. Стройку приостановили… кто сюда сунется? Лежать бы телу спокойненько, да вот незадача. Вас потянуло на место преступления! Вы же профессиональный психолог, Оленин, должны бы осознавать эту особенность внутренних побуждений убийцы. Что, тяга оказалась сильнее здравого смысла?
– Я понятия не имел… даже представить себе не мог…
– Что вас, неуловимого и неуязвимого, выследят и застукают? Маньякам присуще раздутое самомнение!
– Я не маньяк…
– Вы опасный психопат, Оленин. И я с удовольствием сдам вас в руки правосудия. За решеткой вам не поздоровится, обещаю. Знаете, что ждет на зоне таких, как вы?
Лаврову давно пора было звонить в полицию… или хотя бы сообщить о своей находке оперативнику, который расследовал убийство Марины Стешко. Но он почему-то медлил. В рамки его версии не укладывалась Айгюль. Он еще не все выудил у доктора. Вернее, ничего не выудил. Глория его не похвалит.
– Кстати, почему же вы документик не уничтожили? – обратился он к пленнику. – Колечко с трупа не сняли, прочие атрибуты, по которым родственники смогут опознать тело?
– Я не убивал…
– Все так говорят. Поначалу. А потом признаются в содеянном. Облегчите душу, Оленин! На вашей совести – две загубленных молодых жизни. Молчите? Ладно… тогда я звоню в убойный отдел…
Лавров достал из кармана телефон и сделал вид, что набирает номер.
– По…постойте!..
– Надумали сделать признание? Мудро.
– Мне не в чем признаваться, – выдавил доктор. – Клянусь вам, я не знаю, как здесь оказался труп… Я не лгал вам! Я следил за своей пациенткой, только и всего. Нарушил врачебную этику и собственные правила. Даже такое невинное нарушение влечет за собой расплату. Если вы сдадите меня полицейским, я не смогу оправдаться.
– Да уж… вашему адвокату придется попотеть…
Оленин был подавлен и напуган. Такого оборота он не ожидал.
– Расскажите мне все, – предложил ему Лавров. – Поверьте, из меня получится неплохой исповедник. Выкладывайте, зачем вы убивали этих несчастных девушек… и я подумаю, как облегчить вашу участь.
– Это длинная история… – сдался пленник.
– У меня хватит терпения.
Лавров поставил рядом деревянный ящик и уселся на него, приготовившись слушать.
Оленин колебался, будто решаясь, признаваться ему или продолжать все отрицать.
– Серкова была моей первой помощницей… – медленно начал он. – До нее я обходился без ассистенток. Она так и не усвоила моих требований. Мне пришлось с ней расстаться…
– Вы ее уволили?
– Я попросил ее уйти. Она поплакала и согласилась.
– Что же еще ей оставалось делать? – хмыкнул Лавров. – Ну, дальше?
– Собственно, больше я ее не видел. Потом ко мне пришел следователь, задавал вопросы. Оказывается, она пропала. Ушла из дома и не вернулась. Но я не причастен ни к ее исчезновению, ни к ее смерти.
– Кто же ее убил?
– Ума не приложу…
– У вас был секс с ней?
– Разумеется, нет! Я нарочно подбирал девушек с определенной внешностью… – вырвалось у Оленина.
Он сообразил, что сболтнул лишнее, и прикусил губу.
– С определенной внешностью! – выразительно повторил Лавров. – Ну-ну, продолжайте… поделитесь со мной своими сексуальными предпочтениями.
– Мне нравятся худые высокие брюнетки.
– Но все ваши помощницы – светловолосые…
– Я же говорю, нарочно таких подбирал. Чтобы не соблазняться. Я мужчина… могу увлечься. Только блондинки меня не заводят. И это хорошо! На работе надо заниматься работой, а не крутить романы.
