Маргарет Миллар - В тихом омуте
– И Гарри сказал ему, что именно написать?
– Гарри подсказал. Рон был слишком ошарашен, чтобы думать самому. Вы же знаете, он очень любил Гарри. Все его любили. – На лице ее выступила краска. – Какая глупая ошибка – сказать в прошедшем времени, будто он умер или что-нибудь еще.
– Или стал другим.
– Он не стал другим, вовсе нет.
Но ее возражение было слишком поспешным и решительным, и Тьюри подумал, столько лет притворства и обмана, угрызений совести и гнетущего чувства вины подействовали на Гарри.
– А телефонный звонок Дороти в тот вечер, когда Рон умер?
– Звонил не Рон. Гарри. Как и письмо, этот разговор входил составной частью в версию о самоубийстве. Эту версию необходимо было внушить всем заранее, чтобы ни у кого не возникло и мысли об убийстве. Если бы кто-нибудь подумал об убийстве и начал настоящее расследование, Гарри и я были бы весьма уязвимы. Ни один из нас не смог бы объяснить, что делал в тот субботний вечер. Гарри вовсе не уезжал по срочному вызову в Мимико, он был со мной, мы ждали Рона, чтобы осуществить свой замысел. И машина у Гарри не испортилась, чем он объяснил вам свое опоздание. Он даже не сидел за ее рулем. Нашу машину вела я. А Гарри вел машину Рона, и я ехала за ними, чтобы в нужный момент Гарри мог пересесть в нашу машину и ехать в охотничий домик. Время было рассчитано по минутам. Но мы все предусмотрели. Гарри довез меня до Мифорда, где я села на автобус, отправлявшийся на Вестон в десять тридцать. И приехала домой за десять минут до того, как Гарри позвонил мне из Уайертона.
– И этот звонок был запланирован?
– Каждое слово нашего разговора.
Тьюри не мог опомниться от изумления и растерянности:
– Я не могу... я просто не могу этому поверить.
– Иногда я сама себе не верю.
Вдруг она повернула голову, заслышав звуки шагов, которые ждала и которые были ей хорошо знакомы. Через полминуты из-за дома показался Гарри.
Он немного отпустил брюшко, немного облысел, но шаг его оставался таким же упругим, а улыбка – мальчишеской. И улыбка выглядела вполне естественной, словно Гарри был искренне рад встретить старого друга.
Он пошел через дворик, протягивая руку:
– Ральф, старина. Бог ты мой, прямо-таки глазам больно, когда смотришь на тебя. Не постарел ни на день. Правда, Телма? Ну, садись, садись. Как насчет рюмочки, дружище? Что бы ты?..
– Брось эту игру, Гарри, – резко вмешалась Телма. – Прошу тебя.
– Ну вот еще, должны же мы проявить гостеприимство, разве не так, любовь моя? Почему бы не выпить по рюмке за добрые старые времена?
– Я не уверена, что Ральф примет угощение от тебя или от меня.
– Ерунда. Он наш друг.
Никто ничего не сказал, но слова "каким был и Гэлловей" повисли в воздухе, точно пыль в снопе солнечных лучей. Наконец Тьюри сказал:
– А Гэлловей?
– Что Гэлловей? – У Гарри между бровей появилась капризная морщинка. – Не понимаю, о чем ты говоришь.
– В тот вечер, когда Гэлловей умер, он принял от тебя рюмочку.
– Даже две.
– И обе с барбитуратами?
– Ничего подобного, с чистым шотландским виски.
– Тогда как же тебе удалось напичкать его снотворным?
– Снотворным? Чепуха. Он зашел, сказал, что неважно себя чувствует и не прочь промыть желудок. И я налил ему. Может быть, слишком много. Совершенно случайно.
– Гарри...
– Зачем ворошить все это? Что было, то было, все давным-давно кончено. К тому же у меня болит голова. Всякий раз, как иду к врачу, она начинает болеть. Терпеть его не могу. Он шарлатан и дурак.
– Так зачем ты ходишь к нему?
– Телма посылает. А со мной все в порядке. Глупости. Я прекрасно себя чувствую. Хожу к нему, чтобы угодить Телме. Разве не так, дорогая?
Та молчала.
– Ну, скажи ему, Телма. Скажи, что со мной все в порядке. И к доктору sL хожу только ради тебя. Телма!
Женщина оставалась безмолвной, на мужа не глядела, а устремила взор в небеса, будто осталась одна на необитаемом острове и искала в заоблачных высях знаки близкого спасения.
– Скажи ему правду, Телма. Давай. Правду.
– Помогай нам Бог, сказала Телма, повернулась и пошла к дому.
– Телма, вернись!
– Нет. Ну, пожалуйста.
– Я тебе велел вернуться. И ты должна подчиняться мне. Я – хозяин в семье. Мы об этом договорились два года назад, помнишь? Хозяин я или нет?
Телма мгновение колебалась, прикусив краешек губы. Потом спокойно сказала:
– Да, Гарри. Конечно, ты хозяин.
– И ты не имеешь права вот так поворачиваться и уходить от меня. Неуважение. Мне это не нравится, и я этого не потерплю. Слышишь?
– Да, Гарри.
Он протянул к ней руки ладонями кверху, и на запястье каждой руки Тьюри увидел багровый шрам в виде креста.
– Ты знаешь, что мне придется сделать, если ты не будешь обращаться со мной как подобает, если не будешь послушной женой.
– Нет, Гарри. Не надо. Не заставляй меня еще больше страдать.
– Ты страдаешь? Ах, Телма, Телма! Тут ты ошибаешься. Это я должен страдать. Я должен смывать твои грехи своей собственной кровью. Так сядь и веди себя прилично. Ральф приехал в такую даль, чтобы повидаться с нами. Мы обязаны проявить гостеприимство. Он наш старый друг. Верно, Ральф? Сколько лет мы дружим, а?
– Лет двенадцать, – ответил Ральф.
– Всего-навсего? С Роном мы дружили в два раза дольше. Рон умер, – добавил Гарри, словно сообщил новость. – Теперь моя очередь.
– Почему ты так думаешь?
– Тот же вопрос задают мне Телма и доктор. Но я не думаю. Я знаю. Некоторым людям это дано. Они просто знают, без всяких доводов и рассуждений. Придет и мой день, особый день. И я сразу об этом узнаю. Будут знаки в небе, в воздухе, на деревьях, и я буду знать: вот он, мой день.
– А как же твоя жена и твой мальчик?
– Мой мальчик? Значит, ты ей поверил. Я тебя не осуждаю, она рассказывает очень убедительную историю. Только это неправда. Ребенок не мой, а Гэлловея. Телма солгала тебе чтобы уберечь мое самолюбие. Она талантливая лгунья. Когда-то и я поверил, что она забеременела до того, как сблизилась с Роном. Поверил, потому что очень хотел поверить. Даже убедил себя, что все анализы, сделанные в Торонто, были ошибочными, что я вовсе не бесплоден, а такой же мужчина, как и все. Но вот однажды, купая ребенка, я заметил, что его левое ухо немного больше оттопырено, чем правое, точь в точь, как у Рона. Форма рук и ног – тоже. И я понял, что Телма солгала мне. О, разумеется, из благородных побуждений, но солгала, обманула меня, одурачила. Это был ее грех. Мне надо было что-то сделать, чтобы спасти ее душу. Попробовал смыть ее грехи своей кровью. – Он показал шрамы на запястьях. – Она меня не поняла. Вызвала этого дурака-доктора и они отправили меня в больницу. Но долго продержать меня там не удалось. Для этого я слишком хитер. Я был вежлив, прилично вел себя, отвечал на все вопросы. Фокус в том, чтобы рассказывать им достаточно, но не слишком много. Надо было заставить их подумать, что я вполне коммуникабелен, а свои тайны оставить при себе. Мели все, что хочешь, о своем детстве, но не о своем ребенке. Тем более, если он на самом деле не твой. Телма!
Она подняла на него глаза. Они были светлыми и чистыми, словно тысячу раз омытыми слезами.
– Не оставляй меня одну, Гарри. Я люблю тебя.
– Я знаю, – устало сказал Гарри. – И я тебя люблю. Но пришло время, когда я должен знать правду. Ты столько лгала мне, что теперь я не могу разобрать, где правда, а где ложь. Вот, например, Чарли. Твой муж. Я знаю, что он – выдумка, мы с тобой вместе его выдумали. Но по временам я вижу его совершенно отчетливо, как он сидит в моем кресле, ведет мою машину, входит в твою спальню и закрывает за собой дверь. И если я прислушаюсь хорошенько, то слышу, как вы шепчетесь, слышу, как стонут пружины матраса, и знаю, что вы с Чарли занимаетесь любовью, и тогда мне хочется убить его по той же причине, по которой я убил Рона – за то, что он осмелился прикоснуться к тебе.
– Не продолжай, Гарри, не думай об этом.
– А разве ты этого не знала, Телма? Мне не нужны были деньги Рона. Мне нужна была его жизнь. Я убил его из ненависти и бешеной ревности. Когда он сидел без сознания на заднем сиденье, а я правил его машиной, надев его кепку и взяв его бумажник, я чувствовал себя мужчиной. Забавно, правда? Рон был не ахти какой мужчина, но у него было что-то, чего не было у меня и чего мне хотелось. Потом, когда я стянул его ремнем безопасности, остановив машину над обрывом, а Телма ждала на дороге в нашей машине, я думал только об одном: ты никогда больше не притронешься к ней, Гэлловей, не притронешься и к другой женщине, не наставишь рога еще какому-нибудь другу, не зачнешь еще одного ублюдка...
– Хватит. Остановись, прошу тебя.
– Не сию минуту. Настало время правды. Ты такая природная лгунья, Телма. Ты лжешь, как другие люди дышат, не задумываясь об этом.
– Нет!
– Но сейчас ты должна сказать мне правду. Времени в обрез. Мальчик – мой мальчик, он на самом деле не мой, так, Телма?
