Эрик Ле Болок - Нож винодела
— Словом, вы хорошо знаете всех.
— К этому обязывает мое положение Великой Лозы.
— Не могли бы вы рассказать мне о моем предшественнике?
— Отец Анисе, безусловно, был священником, который оказал наибольшее влияние на наше содружество. Мой супруг очень его любил, они обменивались мнением обо всем.
— То есть?
— Они встречались несколько раз в неделю, а если не получалось, то писали друг другу, уточняя какие-то вопросы.
— Значит, они действительно были близки.
— Да. Впрочем, Эдмон был одним из тех редких людей, кто обращался к Анисе на «ты». Когда муж занимался осветлением вина у нас в поместье, то всегда приходил священник и приносил молодые побеги чеснока. Он резал их на кусочки, и вместе с работниками они готовили большой чесночный омлет из желтков, добавляя жареных летучих мышей.
— Летучих мышей?
— Да, это восхитительно.
Начинающий следователь решил, что пришло время перейти Рубикон:
— А вы не могли бы позволить мне посмотреть переписку вашего супруга?
Услышав такую просьбу, Элизабет де Вомор откровенно удивилась.
— Я доверю вам один секрет: я очень любопытен.
Было уже четверть третьего, когда Тьерри и Надя вошли в мэрию. Мартен за письменным столом изучал досье. Увидев капитана, он встал и поспешил ему навстречу:
— Вам лучше, патрон?
— Все в порядке, Мартен, все в порядке!.. Что нового после ночи?
— Получен протокол вскрытия Марьетта.
— И что?
— Он умер от удушья. Доктор отметил перелом подъязычной кости. Вскрытие выявило внутренние кровоподтеки на мускулах шеи. Под ногтями обнаружена кожа.
— У нас есть цитологическое заключение относительно Блашара?
— Я как раз хотел сказать: анализ подтверждает, что речь действительно идет о его ДНК.
— Все это ненамного нас продвигает, босс. А главное, это соответствует показанию хозяина гостиницы.
— Да, но ясно одно: чтобы сломать шейную кость, надо обладать достаточной силой… Что еще?
— Ничего, я с нетерпением ожидал лейтенанта, чтобы продолжить допрос. А!.. Чуть не забыл о звонке комиссара Журдана. Он в ярости, что вы побывали в ставке и не зашли к нему.
— У нас не было времени, я позвоню ему позже. А пока, Мартен, ты отправишься за своим лордом и сам проведешь допрос.
С огромной признательностью во взгляде Мартен горячо поблагодарил начальника. Надя знала, что Кюш был доволен своим молодым членом команды, и его решение это подтверждало.
— Спасибо, капитан, вы об этом не пожалеете.
После нескончаемо долгих минут ожидания в комнату вошел лорд Кинсли. Несмотря на проведенную под стражей ночь и отросшую щетину, он по-прежнему выглядел как настоящий англичанин. Мартен предложил ему сесть, Маджер снова взяла на себя неблагодарную роль машинистки.
— Вы готовы сотрудничать и сказать все, что знаете?
— Как я уже говорил вам вчера, я не имею никакого отношения к этим убийствам. Я о них сожалею, а в случае с Анисе сожалею от всей души. Для меня он был не просто священник, а почти что друг.
— Почему вы вернулись семнадцатого в Сент-Эмильон, никому ничего не сказав?
— Я прибыл в Мериньяк семнадцатого, но это не значит, что я приезжал сюда.
Мартен взял два листка из стопки корреспонденции:
— Мы получили копию вашего счета за электричество, и могу вас заверить, что кто-то находился у вас в тот вечер. Счетчик работал. К тому же вот сведения о ваших телефонных разговорах семнадцатого июня. Особо обращаю ваше внимание на четыре звонка между двадцатью одним часом сорока пятью минутами и двадцатью тремя часами пятнадцатью минутами, из которых один на мобильный телефон отца Анисе… Разговор длился тридцать семь секунд… Что вы друг другу сказали?
— Я приехал во Францию и хотел поприветствовать его.
Не выдержав английских маневров, в разговор вступал Кюш:
— Я полагаю, что вы должны прекратить разыгрывать свой скетч, это никому, кроме вас, не доставляет удовольствия. А теперь скажите нам правду.
— А кто вы, месье?
— Я капитан Кюш, я провожу это расследование и должен не позже сегодняшнего вечера назвать прокурору имя… Ваше вполне годится.
— На что вы намекаете?
— В общем и целом на этот вечер у вас две возможности на выбор: спать либо в своей кровати, либо в тюрьме.
— Но это шантаж!
— Именно так, лорд!
Надя подхватила:
— Месье, напоминаю вам, что вы даете показания в рамках дела об убийствах. Я не знаю, отдаете ли вы себе отчет в серьезности фактов.
— Я полностью отдаю себе в этом отчет, мадемуазель. Как я уже сказал вам, Анисе был моим другом. Я обещал ему попытаться приехать на дегустацию вина фабр-шане. Но я пропустил свой самолет, и мне пришлось лететь следующим. В Бордо я прибыл лишь около двадцати одного часа, но это вам уже известно.
— Продолжайте!
— Было уже около двадцати двух часов, когда я добрался до Сент-Эмильона. Я устал и потому позвонил Анисе, сказав ему, что не смогу присутствовать на заседании. Я предложил ему зайти ко мне после, чтобы выпить по стаканчику.
— Вот, значит, почему он пошел через холм Вайян… Надя, ты все записала?
— Да, босс.
Едва успели прозвучать эти слова, как в кабинете затрезвонил телефон. Кюш снял трубку.
— Кюш, это Журдан!
— Мое почтение, комиссар.
— Что вы там еще затеяли, старина?
— А в чем дело?
— Говорят, вы держите под стражей англичанина?
— Да, верно, он как раз передо мной.
— У вас есть обвинения против него?.. Достоверные факты?
— Нет, не совсем, но как раз в эту минуту я пытаюсь прояснить темные стороны.
— Ну так вот, проясняйте без него, а его немедленно отпустите…
— Но…
— Это ясно, Кюш?
— Совершенно ясно, месье дивизионный комиссар.
Надя прекрасно поняла, какое давление было оказано на капитана. Кинсли с самого начала допроса был спокоен, и теперь она знала почему. Когда три четверти часа назад она пришла за ним, компанию ему составляла Жаклина Турно. Они втроем вместе с сенатором готовили свой номер. Против мэрши Надя ничего не могла поделать… По своему статусу та была главным должностным лицом коммуны, имеющим полномочия по расследованию правонарушений, и в этом качестве могла беспрепятственно беседовать с Кинсли.
С мрачным видом Кюш положил трубку. У него на глазах улетучился еще один след, и в это самое мгновение англичанин изменил свою позицию:
— Я все вам расскажу, капитан…
Кюш направился в дом священника. Это единственный способ все выяснить. Он терпеливо подождал у двери. Если Кинсли сказал правду, то это легко будет проверить. Прошли две минуты, никто не открывал. Капитан опять два раза ударил в дверь бронзовым молотком. Но никто так и не появился. Он уже собрался было повернуть назад… Потом остановился. Это слишком глупо! Англичанин находился все еще там, в его кабинете, но если Кюш уйдет, он потеряет драгоценные минуты. Ладно, тем хуже, он все-таки рискнет, наверняка Клеман простит ему это вторжение. Полицейский прошел вдоль каменной стены до металлической двери ограды. На связке всего два ключа. Он вставил тот, который показался более подходящим. И тотчас замок щелкнул. Второй поворот ключа — и дверь отперта. Кинсли говорил правду. Теперь Кюш проник в сад. Он добрался до застекленной двери и вставил второй ключ. И тут опять никаких сюрпризов: ключ повернулся.
Внутри все в полном порядке, никого не видно. Кюш приступил к осмотру и открыл ящик письменного стола. В эту минуту дверь распахнулась. Клеман столкнулся лицом к лицу с Кюшем.
— А-а, Клеман, извините за вторжение.
Полицейский был крайне смущен, но Клеман не выглядел удивленным.
— Если вы здесь, значит, на то у вас есть серьезная причина.
— В самом деле, у англичанина, которого мы арестовали, есть ключи от сада и от вашей комнаты. Он рассказал нам, что постоянно встречался с Анисе… Скажем, тайно.
— Я вас что-то не понимаю…
— Прошу вас пока никому об этом не говорить.
— Я слушаю вас.
— В тысяча девятьсот девяносто девятом году Анисе и Кинсли вместе купили один виноградник. Кстати, это бывшее владение Блашара. Англичанин был стеснен в средствах, и Анисе внес пятьдесят процентов суммы. Так что он владел половиной виноградника.
— Отсюда и эта страсть к винам и тот факт, что он отказывался уезжать из города в другую коммуну.
Клеман показал на внушительную библиотеку и многочисленные труды о вине.
— Но откуда он взял такие деньги?
— Насколько мне известно, семья Анисе была богатой. Монсеньор Леру сказал мне однажды, что тот был бароном и последним потомком одного из самых старинных родов французской аристократии.
— Разве, принимая монашество, вы не даете обет бедности?
— Конечно, но у всех нас есть слабости, и потом, священники имеют право владеть имуществом.
