Наталья Борохова - Весенний детектив
«Ветки… ветки на деревьях… деревья… листья… Листья!»
— Листья! — очень громко сказал он. — Листья, черт возьми!
Все затихли, и только Валера продолжал бубнить что-то о карточках и о том, что компьютер не обманешь.
В голове у Макара проносились мелкие детали прошедшего дня, складываясь в картину, и каждый в этой картине занял свое место. Только одно оставалось для Илюшина не совсем ясным, но он ощущал, что разгадка где-то очень-очень близко, в той детали, которая на первый взгляд кажется самой незначительной из всех.
Он снова бросил взгляд на ожерелье, и ответ появился сам. Такой очевидный, что Макару оставалось только удивиться, как он не понял основного замысла раньше, и восхититься безупречно реализованной идеей. Почти безупречной. И почти реализованной.
— Какая наиболее часто цитируемая фраза из Честертона наиболее часто цитируется? — спросил он, обращаясь к ближайшему человеку.
Ближайшим этим человеком оказалась Людочка Ерофеева. Макар понял, что от нее ответа ожидать бессмысленно, но Людочка внезапно для него ответила, не задумываясь:
— «Где умный человек прячет лист? В лесу».
Секунду Илюшин смотрел на нее, затем кивнул:
— Правильно. Кстати, откуда вы это знаете?
— Люблю детективы, — пожала плечами Людочка. — Особенно старые.
— И я люблю. Только очень редко перечитываю. — Он улыбнулся слегка виновато, будто извиняясь за то, что редко перечитывает детективы. — И Честертона, кстати, я никогда не стал бы перечитывать. Он хороший писатель, здесь не поспоришь, но далеко не из самых моих любимых, потому и не стал бы.
— При чем здесь Честертон? — спросил Вересаев, искренне пытаясь понять.
— При том, что самая известная фраза из него — про лист, который умный человек прячет в лесу.
— А если ему нужно спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес, но при чем здесь это?
— Ни при чем, Степан Степанович. Нужна была только первая половина фразы, которая навела бы нас на мысль о том, где можно спрятать ожерелье. Потому что сами бы мы не догадались выбрать именно архив. Но мы должны были найти колье, причем там, куда его мог положить только один человек, чтобы его виновность казалась неопровержимой. Несколько простых действий, которые по отдельности, кажется, ни к чему не приводят, — и все получается, как задумано. Но ведь я не просил вас приносить мне Честертона, Анатолий Иванович. — Макар посмотрел на Горошина и покачал головой. — Я не люблю брать чужие книги.
— Мы с вами разговаривали о детективах пару дней назад, за обедом, — напомнил тот.
— Да, — согласился Илюшин. — И вы рассказали мне о том, что у него есть несколько малоизвестных, но очень неплохих рассказов. И даже повернули беседу таким образом, что получилось, будто бы я прошу вас принести их мне. Но я не просил, правда?
— Я всего лишь сделал вам небольшое одолжение.
— Конечно. Только это было не одолжение, это был расчет. И довольно точный, я признаю. Если весь день человеку показывать рисунок со светофором, а затем попросить его назвать три цвета, какие он назовет?
— Красный, желтый, зеленый? — вопросительно произнесла Оля Земко.
— Да, вероятнее всего. А если утром предложить человеку детектив, в котором есть всем известный афоризм о том, как лучше что-то спрятать, а вечером привлечь его к поискам пропажи, что человек вспомнит в первую очередь? Правильно, этот афоризм. Я уверен, Анатолий Иванович, что именно вы настояли на том, чтобы я принял участие в поисках.
— Он, точно! — выкрикнул Валера, сделав шаг от двери.
— Сказал, что вы славный мальчик, обязательно поможете, — добавил его начальник.
— Очень, очень хорошо придумано и сыграно, — в голосе Илюшина звучало нескрываемое уважение. — Настаивать на том, чтобы не вызывать милицию, переживать за то, что мы оскорбим женщин своими подозрениями… Лично я полностью уверился в вашем благородстве. А из положения жертвы так удобно управлять ситуацией — не правда ли, Анатолий Иванович?
Горошин молчал, проводя пальцем по сверкающему украшению.
— Когда вы взяли карточку из сумки Маргариты Анатольевны? — спросил Макар. — Для этого вам нужно было, чтобы в кабинете никого не осталось. Как вы это обеспечили?
— И меня купил, — нехотя проговорила Инга Андреевна. — Я ведь только сейчас это поняла. Да, неплохо ты нас изучил, Толенька.
— Что значит «купил»? — не понял Вересаев.
— Девочки убежали торт смотреть, я осталась, — неспешно объяснила Репьева. — А наш Анатолий Иванович возьми да и намекни, что Анжелика беременна. Во мне, старой дуре, любопытство взыграло, и я побежала посмотреть, правда ли это.
— И что же? — Горошин смотрел на нее непонимающе.
— То, что кабинет остался в вашем распоряжении, — ответил за Репьеву Макар. — Вы достали из сумки Безинской карточку, дошли до архива, открыли дверь, сунули конверт с ожерельем между папок, не потрудившись спрятать его как следует, потому что хотели, чтобы поиски не заняли слишком много времени. О конверте вы побеспокоились заранее, проявив тонкий художественный вкус, — Макар усмехнулся. — Хотя, если подумать, странная идея: убирать украшение не в коробочку, а в конверт. Даже если коробочка так оскорбляла ваше эстетическое чувство, в портфеле-то она вам ничем не мешала. Но коробочка была плохим листом, а вот конверт — хорошим, потому что для него нашелся подходящий лес. Далее все просто: вы обнаруживаете, что ожерелье исчезло, просите не вызывать милицию, подключаете меня. Я в нужный момент вспоминаю про лес, Степан Степанович находит конверт, и — пожалуйста — преступник разоблачен.
Илюшин показал на Безинскую, так и стоявшую посреди кабинета.
— У меня только один вопрос, — добавил он. — Вам ведь нужно было, чтобы Маргарита Анатольевна зашла в архив еще раз, на этот раз уже сама. Иначе она могла бы начать утверждать, что близко не подходила к архиву, и, чего доброго, нашлись бы свидетели, которые это подтвердили. Нет, так рисковать вы не могли. Но как вы убедили Маргариту Анатольевну зайти в архив? Загипнотизировали ее?
— Я поняла! — вдруг сказала Безинская. — Господи, я поняла!
Все взгляды обратились к ней.
— И в самом деле, до чего хорошо вы нас изучили. — Она изумленно покачала головой. — Я не собиралась идти в архив, но незадолго до банкета меня словно что-то кольнуло. Мне захотелось перепроверить отчетный период одного из клиентов, довольно непростого. А вам для этого всего-то понадобилось рассказать, что у вас много работы, потому что по две тысячи четвертому году всплыли какие-то недочеты, и вот вы решили перестраховаться, проверить все.
Макар рассмеялся и два раза хлопнул в ладоши.
— Здорово! — восхитился он. — Инге Андреевне вы говорите, что секретарша, кажется, беременна, и она послушно выходит из кабинета, а Маргарите Анатольевне оказалось достаточно намека на возможные проблемы по клиенту, который и так ее беспокоил, и она так же послушно идет в архив. У вас талант манипулятора, Анатолий Иванович, а вы аудитором работаете. Зря!
Горошин спрятал ожерелье в карман и негромко рассмеялся. Макар неожиданно осознал, что первый раз слышит смех Анатолия Ивановича. Тот часто улыбался, тихо посмеивался, и не больше того. Но сейчас он смеялся, и смех его был неприятным.
— Жаль, — сказал Горошин, отсмеявшись. — Так все хорошо задумал. Маленькая месть, не более. Как ты правильно сказал, Макар, она мне почти удалась. Ничего, что я на «ты»? Обращаться на «вы» к восемнадцатилетнему мальчишке, хоть и весьма неглупому, мне не хочется.
Он снова усмехнулся, и ничего растерянного или жалкого в его усмешке больше не было.
— Ну что же, милая моя Маргарита Анатольевна, мне остается утешать себя лишь тем, что я неплохо потрепал вам нервы. Хотя, конечно, это довольно мизерный результат по сравнению с тем, что вас должны были вышибить из фирмы. Точнее, вы бы ушли сами. Вы же у нас дама гордая, даже не стали доказывать свою невиновность! Кстати, если вам интересно, на это я тоже рассчитывал.
— Зачем?
Безинская сосредоточенно вглядывалась в лицо Горошина, словно пытаясь прочитать на нем ответ.
— Зачем? — Аудитор злобно сощурился. — Я хотел показать вам, дорогая, что нельзя безнаказанно издеваться над людьми.
— Я издевалась над вами? О чем вы говорите?!
— Забыли? Неужели? А как же ваше пренебрежительное «Я не встречаюсь с мужчинами ниже меня ростом»? А? Или вы не понимали, что оскорбляете меня? Понимали, Маргарита Анатольевна, все отлично понимали! Но ведь вам обязательно нужно уколоть, ткнуть в самое больное место по извечной женской привычке, унизить! Не смотрите на меня так и не говорите, что не понимаете, как вы меня унизили! Но вы, наверное, думали, что маленький безответный Горошин не сможет ответить вам достойно. Ошибались, дорогая моя, очень ошибались! Когда вы потеряли бы хорошую работу с клеймом воровки, вот тогда вы бы вспомнили Горошина! «Ниже меня ростом»… Тьфу! Подумать только, а я в вас был влюблен!
