Алина Егорова - Сапфиры Айседоры Дункан
«Если старика убили и в его квартире оказалась моя зажигалка, значит, там был еще кто-то. И этот кто-то меня подставил». Идея о том, что зажигалку подбросили, была очень близка Лене – это был его метод, он сам его использовал в борьбе с Инарховым. Получалось, что Инархов убил Каморкина и свалил все на него. Судя по тому, как этот жук ловко выкрутился, он был способен на многое. В этот момент Леню посетила простая до гениальности мысль.
– Я вспомнил. Я все вспомнил, – сообщил Обносков, выказывая желание помогать следствию.
* * *– Где вы находились пятнадцатого июня?
– На работе. А в чем дело?
– Вы там пробыли весь день? – Илья Сергеевич проигнорировал вопрос подозреваемого и продолжал задавать свои.
– Да. То есть нет. – Он явно путался в показаниях.
Высокий, с военной выправкой, представительно одетый бизнесмен никак не походил на хладнокровного убийцу старика и охотника за драгоценностями. Он жил в Москве, а в Петербург приехал на конференцию, откуда и был доставлен к следователю. Но Тихомиров хорошо знал, что преступники часто выглядят как вполне преуспевающие люди.
– У нас есть сведения, что пятнадцатого июня сего года вы находились в Великом Новгороде.
– Этого я не отрицаю. С утра я был в московском офисе, а ближе к вечеру приехал в новгородский филиал.
– Вам знаком Степан Константинович Каморкин?
– Нет.
– Вы все-таки подумайте. Степан Константинович Каморкин, бывший следователь прокуратуры.
– Дел с прокуратурой я не имел.
Действительно, Никита Севастьянов ранее не привлекался и ни по каким уголовным делам не проходил даже свидетелем. И вообще его биография была подозрительно чистой.
– Это ваша вещь? – Тихомиров положил на стол флешку.
– Возможно. У меня есть похожая.
– Надеюсь, вы не будете отрицать, что записанные на ней фотографии принадлежат вам.
Илья Сергеевич вставил флешку в компьютер, и на экране появились пестрые африканские пейзажи.
– Да, это фото моего майского отпуска, – подтвердил Никита, никоим образом не показывая удивление, хоть и не понимал, откуда у следователя эти снимки. Он умел прекрасно владеть собой, что немаловажно в бизнесе.
– Степан Константинович Каморкин пятнадцатого июня был убит в своей квартире. Там же была найдена ваша флешка. Подумайте, как она могла там оказаться.
– Не знаю. Эти фотографии я показывал матери, когда приезжал к ней. По моему представлению, эта флешка должна быть в Шарье.
– В Шарье? – Илья Сергеевич с интересом посмотрел на него.
– Да, я родом оттуда.
Когда за Севастьяновым закрылась дверь, Тихомиров уже догадался, в чем дело, но догадки требовали подтверждения. Он набрал номер Атоманова, чтобы задать интересующие его вопросы.
– Ты говоришь, жена Обноскова на момент задержания мужа была в Шарье?
– Да, у нее там свекровь.
– Очень хорошо. Севастьянов тоже родом из Шарьи. То есть они с Обносковым могут быть знакомы.
– Скорее всего. Я дам команду ребятам, чтобы выяснили.
* * *Когда после очередной беседы с Атамановым Алиса выходила из его кабинета, в коридоре она заметила знакомый силуэт. Она ускорила шаг, чтобы догнать высокого мужчину, который направлялся к выходу.
– Никита! – окликнула она неуверенно.
Севастьянов обернулся. Он никак не ожидал встретить здесь Алису.
– Что ты здесь делаешь? – от волнения она перешла на «ты».
– К следователю ходил.
– Что-то случилось? – забеспокоилась Алиса. В последнее время в ее окружении происходило что-то страшное. Вот теперь и Никита оказался у следователя.
– Пустяки, – отмахнулся он. – Ты здесь как?
– Леню арестовали, – произнесла она срывающимся голосом. – Его подозревают в убийстве. К нему не пускают, а мне надо к нему попасть. Он никого не убивал, я знаю, – она уткнулась в крепкое плечо Никиты.
– Если твой муж не виноват, его отпустят. Ты только не переживай. Я постараюсь помочь.
Алиса ему верила. От этого человека исходили уверенность и сила. Рядом с ней давно не было такого сильного, надежного мужчины.
Они с Никитой сидели в тихом, спрятавшемся в центре города ресторанчике. Здесь было очень уютно и спокойно. Небольшие закутки отгораживали столики друг от друга. Получалось что-то вроде отдельных комнат с большими панорамными окнами с видом на Неву. Алисе не хотелось идти домой. Там было пусто и одиноко. В ее жизни уже была такая гнетущая пустота, и встретиться с ней вновь она боялась. Никита все понял без слов и привел ее в этот ресторан.
После того, как они с Никитой съездили в Шарье в больницу, они больше не общались и даже не обменялись телефонами. И если бы не эта случайная встреча в стенах РУВД, кто знает, возможно, они бы больше никогда не увиделись.
Алиса смотрела на своего спутника, такого спокойного, ни словом не обмолвившегося о своих проблемах – а ведь они у него были, раз его вызывал следователь – и думала, что как его закалил конфликт со сверстниками в школьные годы: переживания держит в себе и виду не показывает, что у него не все в порядке.
– Ты не сердишься на Леню? – осторожно спросила Алиса.
– Нет. За что мне на него сердиться?
– За детские обиды. Наверное, быть изгоем – это очень тяжело. Такое откладывает отпечаток на всю жизнь. С тобой никто не хотел дружить из-за случая на футболе, когда ты разбил затылок. Я знаю, мне Леня рассказывал. Потом Юлия Львовна пыталась найти виновного, потому что ей сын сказал, что его нарочно толкнули.
– А, понятно, – рассмеялся он. Смех у него был заразительный, и Алиса сама начала улыбаться.
– Что ты смеешься?
– Забавно. Это все он про меня рассказал? Это я головой к штанге приложился, и моя мама пошла за меня заступаться? – продолжал веселиться Никита.
Алиса смутилась. Она не могла представить, чтобы высокий, сильный Никита, будучи даже в школьном возрасте, позволил матери разбираться со своими друзьями. Она вспомнила тонкий, в виде буквы зет, шрам на Ленином затылке и все поняла. Это Леня тогда пострадал на футболе, и это его мать устроила дрязги с выяснением подробностей. Это очень похоже на Нину Карповну – она всегда тряслась над сыном, а уж когда речь шла об угрозе его здоровью, превращалась в настоящую наседку, готовую защитить свое дитя. Алисе стало стыдно за мужа. Как он мог оговорить Никиту? И зачем? Чтобы втоптать его в грязь и самоутвердиться за счет этого? Неприятное чувство возникло у нее по отношению к Лене. Алиса всегда знала, что ее муж, как и все люди, не идеален. Она старалась не обращать внимания на его недостатки и лелеяла все хорошее, что в нем было. Но за годы их совместной жизни неприглядный портрет Леонида складывался сам из оброненных им слов и дурных поступков, как камушек за камушком складывается мозаика. И вот теперь в мозаику упали еще несколько камней. Алиса впервые заставила себя взглянуть на мужа без розовых очков и ужаснулась: неужели Леня такой?!
* * *– Гражданин Обносков, потрудитесь объяснить, каким образом у вас оказалась флешка, которую вы «нашли» в квартире Каморкина?
– Я же уже рассказывал. Когда я пришел за перстнем, увидел на полу флешку и решил ее забрать. Мало ли там какая полезная информация? Но там оказались фотографии. Вот я вспомнил, что у старика компьютера не было, а значит, флешка не его. Вот я и решил, что ее преступник обронил.
– Логично, – усмехнулся Тихомиров. – Вот что, вы эти фокусы оставьте. Не в ваших интересах сознательно вводить в заблуждение следствие. Вы знакомы с Никитой Севастьяновым? Знакомы. Вы учились в одном классе. Вы с ним общались и позаимствовали у него флешку. Не будем сейчас заострять внимание, как она у вас оказалась, – он вам ее сам дал или вы ее украли. Скорее всего, второе, но это неважно, так как по причине малой стоимости и отсутствия заявления от Севастьянова инкриминировать вам кражу не имеет смысла. У меня к вам только один вопрос – зачем вы это сделали? Зачем вы сказали, что нашли флешку на месте преступления? Вы знали, что на флешке есть отсканированный техпаспорт на имя Севастьянова, по которому мы на него выйдем. Вы так же знали, что одной флешки крайне мало, чтобы предъявить обвинение Севастьянову. Так зачем вы это сделали?
– Чтобы ему жизнь медом не казалась, – буркнул Обносков. – Чтобы создать ему проблемы, чтобы его затаскали по допросам.
– Но зачем? Чем он вам насолил?
– А нечего на чужих жен зариться!
* * *Алиса всегда чувствовала внутреннее противоречие, у нее было словно две натуры: одна смирная и тихая, другая – независимая и своенравная. Робость и нерешительность являлись результатом бабушкиного воспитания. Строгая бабуля с детства наставляла: надо быть хорошей девочкой, выучиться на преподавателя (бабушка была учительницей и считала свою профессию самой достойной), непременно выйти замуж и, естественно, во всем слушаться мужа. Еще тысяча аксиом, как правильно жить, внушенных бабушкой, крепко сидели в ее сознании и терзали каждый раз, когда Алиса от них отступалась. Постоянно соблюдать правила она не могла. Крутой нрав, импульсивность, дерзость, экстравагантность во всем: в одежде, мыслях, поступках – эти черты возникли под влиянием отца, эпатажного, отчаянного человека, в грош не ставившего общественное мнение. Он не знал никаких ограничений, поступал, как велело сердце, и был счастлив. Живешь сам, не мешай жить другим – это было единственное правило, признаваемое им.
