Энн Перри - Воскрешение на Ресуррекшн-роу
— Доброе утро, мистер Смит, — ответила она с трудом. Нужно с честью выйти из этого неловкого положения. Он американец с прескверными манерами, но она-то умеет себя вести в любой ситуации.
Алисия открыла глаза.
Вергилий Смит стоял перед ней, держа маленькую кошечку, которая то потягивалась, то сворачивалась в клубок у него на руках. Заметив застывший взгляд Алисии, он посмотрел на кошечку и принялся ласково ее гладить. Маленький зверек замурлыкал.
Смит покраснел, поняв, что Алисия слышала, как он говорит с кошкой.
— О, — сказал он, смутившись. — Не обращайте на меня внимания, мэм. Я часто разговариваю с животными, особенно с кошками. А эту я особенно люблю.
Алисия вздохнула с огромным облегчением. Наверное, у нее сейчас глупая улыбка, подумалось ей. Ее переполняло счастье. Она протянула руку и погладила кошечку.
Вергилий тоже улыбался, и лицо его сияло, а в глазах была нежность.
Такое случилось с Алисией впервые, но она поняла, что это такое. Она удивилась, но лишь на мгновение, а потом это чувство показалось ей знакомым, изумительным и прекрасным — как листья, раскрывающиеся в молочном солнечном свете весны.
Глава 10
Питт прикинул, на что он может рассчитывать, и попросил себе в помощь еще трех констеблей, чтобы разобраться с огромным количеством фотографий из магазина Годольфина Джонса. Их нужно было рассортировать, а также опознать женщин, запечатленных на них.
Ему дали одного констебля — в придачу к тому, что уже был. Питт отправил обоих на Ресуррекшн-роу с указанием узнать имя каждой женщины, род ее занятий и происхождение. Однако он позволил показывать только лица женщин, а также запретил давать информацию относительно того, где и при каких обстоятельствах были найдены фотографии. Последнюю инструкцию ему несколько раз повторили его начальники, запинаясь от волнения. Они спрашивали, нельзя ли вести это расследование каким-то иным способом. Один суперинтендант даже предложил считать это дело «глухим» и переключиться на что-нибудь другое. Например, есть дело о краже со взломом, которое просрочено, и было бы прекрасно, если бы удалось вернуть похищенную собственность владельцам.
Питт в ответ указал на то, что Джонс был художником из высшего общества, который жил в таком фешенебельном районе, как Гэдстоун-парк, и поэтому нельзя просто забыть об его убийстве, иначе обитатели других таких районов забеспокоятся о собственной безопасности.
И ему нехотя уступили.
Проинструктировав констеблей, сам Питт направился в Парк, к майору Родни. На этот раз он не станет обращать внимания на гнев и протесты майора — он просто больше не может это себе позволить. Если убийца Годольфина Джонса воспользовался случайно подвернувшейся разрытой могилой, чтобы скрыть свое собственное преступление, то смерть лорда Огастеса не имеет отношения к этому делу. И нет смысла доискиваться до связи между Альбертом Уилсоном, Хорри Снайпом, У. У. Портьесом и лордом Огастесом — ее нет. Что касается мотива и средств, то убийство Годольфина Джонса стояло особняком. Ключ к нему, несомненно, следует искать в порнографическом магазине на Ресуррекшн-роу, или в маленькой записной книжке с рисунками насекомых, а может быть, и там, и там.
Возможно, убийцей была одна из тех женщин, чьи лица запечатлены на фотографиях, или же кто-то другой, кого Джонс шантажировал, как Гвендолен Кэнтлей. Но, конечно, у него было ограниченное число любовных связей: он не был привлекательным мужчиной. Возможно, Годольфин неумеренно льстил, но светским красавицам это не в новинку. И вообще Питт склонен был думать, что романтическая версия не особенно достоверна. Да и что касается шантажа, он вряд ли связан с романами художника. Итак, все это возвращало Томаса к Ресуррекшн-роу и фотографиям.
Он стоял у двери майора Родни. Ему открыл дворецкий, который впустил Питта с утомленным видом человека, который смирился с чем-то неприятным, но неизбежным. Питт испытывал подобные чувства, когда зубная боль наконец заставляла его пойти к дантисту.
Майор принял его неприветливо, почти не скрывая нетерпения.
— Мне нечего добавить, инспектор Питт, — сердито сказал он. — Если вам больше нечем заняться и вы будете без конца приходить и докучать людям, то лучше передайте дело кому-нибудь более компетентному. Вы просто несносны!
Питт не смог заставить себя извиниться.
— Убийство — неприглядное и малоприятное дело, сэр, — ответил он.
Он возвышался над майором, и тот, не желая с этим мириться, указал инспектору на кресло, приглашая сесть. Сам он уселся на стул с прямой спинкой и теперь мог смотреть сверху вниз на Питта, утонувшего в глубоком кресле. Пальто инспектора распахнулось, шарф был развязан: в комнате было тепло.
Майор снова обрел некоторую уверенность в себе.
— Итак, что теперь? — осведомился он. — Я уже говорил вам, что был почти незнаком с мистером Джонсом лично — не более, чем велит простая учтивость. И я показал портреты. Не знаю, чем еще могу быть полезен. Я не из тех, кто интересуется чужими делами. Никогда не слушаю сплетни и не позволяю сестрам пересказывать мне то, что они случайно услышали. Ведь это в природе женщин — болтать о банальных пустяках.
Томасу хотелось поспорить (он мог себе представить, что сказала бы сейчас Шарлотта), но майор не понял бы его. К тому же не время обсуждать подобные вопросы. Майор Родни ему не друг и не ровня, и каких бы убеждений он ни придерживался, Питту нет до них дела.
— В самом деле, сплетни могут быть великим злом, и в основном они неверны, — согласился инспектор. — Правда, когда я к ним прислушиваюсь, у меня часто случаются прозрения, и я начинаю лучше понимать характеры людей. То, что один человек говорит о другом, может быть неправдой, но это показывает мне…
— Что этот человек сплетник, да еще и лжец в придачу! — отрезал майор. — Я не испытываю ничего, кроме презрения к вам и к профессии, которая заставляет вас потакать таким порокам! — Он с негодованием буравил Питта взглядом.
— Совершенно верно, — согласился Томас. — Слова человека могут ничего не сказать о том, кого он оговаривает, зато говорят многое о нем самом.
— Что? — Майор был поражен. Ему потребовалось несколько минут, пока до него дошел смысл слов Питта.
— Когда вы открываете рот, то непременно выдаете себя, — пояснил Томас. У него возникла новая мысль относительно майора Родни и его отношений с женщинами.
— Гм-м! — хмыкнул майор. — Никогда не занимался софистикой. Всю свою жизнь я был солдатом. Я человек действия и никогда не сидел сложа руки и философствуя. Для вас было бы лучше, если бы вы в свое время отслужили в армии — там из вас сделали бы мужчину. — Он взглянул на расхристанный вид Питта, развалившегося в кресле, и тот зримо представил себе сержанта, муштру, учебный плац. И улыбнулся, счастливый оттого, что это ему не грозит.
— Конечно, среди женщин есть много злобных сплетниц, — заметил Томас, подбрасывая майору нужные мысли. — А праздность — мать пороков.
Майор снова удивился. Он не ожидал таких разумных мыслей от полицейского, особенно от этого.
— Вот именно, — подтвердил Родни. — Поэтому я делаю все возможное, чтобы мои сестры были заняты делом. Уютные домашние дела и, конечно, изучение предметов, которые им по силам, — домоводство и садоводство, и тому подобное.
— А как насчет современных событий? Или может быть, немного истории? — спросил Питт, осторожно направляя его в нужную сторону.
— Современные события? Не говорите глупостей. У женщин нет ни интереса, ни способностей к таким вещам. И все это им не подходит. Как я вижу, вы не очень-то хорошо знаете женщин!
— Не очень, — солгал Питт. — Кажется, вы были женаты, сэр?
Майор заморгал. Он не ожидал подобного вопроса.
— Да, был. Моя жена давно умерла.
— Какое несчастье, — посочувствовал Питт. — И долго вы с ней прожили?
— Год.
— Как трагично.
— Сейчас все это уже в прошлом. Это случилось много лет назад. Да я и не успел к ней привыкнуть — на самом деле почти не знал ее. Я был солдатом — всегда вдали, всегда сражался за королеву и за родину. Такова цена долга.
— Да, это так. — Питту не пришлось изображать жалость — это горькое чувство росло в его душе, по мере того как внезапно пришедшая мысль все больше завладевала им. — И женщина не всегда оказывается другом, которого надеешься найти, — добавил он.
Майор задумался, вспоминая, как одна за другой рушились его надежды и иллюзии. Реальность оказалась несносной, но он справился и теперь чувствовал удовлетворение и даже превосходство над теми, кому еще предстоит познать разочарование.
— Они отличаются от мужчин, — согласился он. — Пустые существа — болтают только о модах, тряпках и прочих глупостях. И всегда смеются над пустяками. Мужчине трудно долго это выдерживать, если только он не так глуп, как они.
