Анатолий Безуглов - Инспектор милиции
— Классиков русской литературы — Пушкина, Гоголя… Ты, Борька, индюк.
Все-таки разозлил меня.
— Давай, трави дальше. — Он это сказал, как многоопытный профессор зазнавшемуся ученику.
Я приготовился поддеть его. Помешали. Кто-то пришел. Я понял, что жена.
Борька вскочил с кресла, едва не опрокинув столик. Он выбежал в коридор, не сказав ни слова.
И через минуту в двери появилась его виноватая физиономия.
— Вот, Светик, тот самый Дима.
А его жена была простая девчонка. Не большая и не маленькая, лицо не очень приметное, все в конопушках и ямочках.
— Тот самый Дима, — повторила она, — из Бахмачеевской?
— Точно, — сказал я.
— Как там моя подружка Люба Коробова?
Я, стараясь не выдать своего удивления тем, что Света не только знает Любу, но и дружит с ней, рассказал о Любиных «боевых заслугах».
— Это похоже на Любку. Хоть она и младше меня, а всегда верховодила. Мы ведь из Бахмачеевской. Я там не была уже лет пять…
Теперь мне стало ясно, откуда Ксения Филипповна хорошо знает эту семью. Но ведь надо же было случиться, чтобы Борис женился на девчонке из Бахмачеевской. Поистине мир тесен.
Света спохватилась.
— Ты гостя накормил? — строго спросила она мужа.
— Умолял. Отказывается. Правда, Кича, умолял?
— Умолял, — подтвердил я.
— Ты с дороги?
Ого! Сразу на «ты». Мне это понравилось.
— С дороги, но есть не хочу, честное слово!
— На кухню, на кухню. — Она без дальнейших церемоний буквально вытолкнула нас на кухню.
Света пошла переодеться. Мы остались одни.
Борька как-то лихорадочно ставил на стол тарелки, рюмки, резал хлеб, колбасу…
— Работа в городе — одно, а у меня — совершенно другое, — продолжал я незаконченный разговор. — Когда ты в городе начинаешь какое-нибудь дело, то перед тобой возникают люди, которых ты видишь впервые. Что ты о них знаешь? Ничего.
— Это как знать, — многозначительно усмехнулся Михайлов.
— Не перебивай. А я в колхозе знаю каждого как облупленного.
— За три месяца? — усмехнулся Борька, доставая бутылку коньяка с небольшим количеством жидкости, почти на самом донышке.
— Я говорю о Денисовых. Понял? Так спрашивается, знаю я Арефу или нет, когда вижу его почти каждый день, бываю у него дома, ем с ним за одним столом?
— Ты смотри, — предупредил он меня строго, — подловят они тебя, погоришь. Не такие еще попадались на удочку. Вот у нас…
Он замолчал. Потому что пришла Света, В белом брючном костюме.
— Давай, Кича, прекратим на профессиональные темы… Не всем это интересно.
— Интересно, — сказала его жена и, взглянув на стол, прикусила палец.
Борька как-то сжался, словно ожидая выговора.
Но Света ничего не сказала. Она спокойно убрала бутылку в навесной шкафчик и достала другую, нераспечатанную.
— Мы тут сами, понимаешь, хозяйничаем… — Михайлов стал зачем-то двигать тарелочки, вилки, ножи…
— Садись. Вам, мужчинам, доверять нельзя.
Ну и молодчина! Получил Борька по мозгам. Мне все больше нравились ее конопушки и ямочки.
Ну что же, Михайлов! Укатали сивку крутые горки. Вернее, сам ты себя укатал.
Света распахнула холодильник, и на стол повалились овощи, фрукты, какие-то баночки, свертки, тарелочки с аппетитной и привлекательной едой.
Я уверен, что потом, когда они останутся одни, она ему выдаст. И поделом.
Я всегда подозревал, что за ухарским, нахрапистым поведением Борьки скрывается что-то другое. А это, оказывается, трусость. Мелковато…
Значит, он боится этого дома. Боится, потому что чувствует себя обязанным.
Мне стало жалко его. Я был рад видеть Борьку. Так всегда радуешься своему дому, в котором прожил детство, каким бы неказистым он ни был…
— Я разогрею голубцы, а вы пока закусывайте.
Михайлов разлил коньяк по рюмкам.
— Постой, постой, — замахал я руками. — Я же за рулем.
— Одну рюмочку. За встречу.
— Не хватало еще, чтобы меня застукали гаишники. Красиво будет выглядеть — пьяный участковый…
— Ерунда! Все в наших руках.
— Тебе куда-то еще ехать? — Света навалила мне полную тарелку всякой всячины.
— В гостиницу. Кстати, Боря, раз уж все в ваших руках, организуй мне где-нибудь койку…
— Это запросто! — Он живо поднялся.
— Как, тебе негде ночевать? — Света удивленно посмотрела на меня, потом на своего мужа.
— Я же говорю — запросто! Даром, что ли, милиция?
— Подождите, Борис Иванович. — Видимо, так Света обращалась к мужу, когда бывала недовольна им. — Вы, значит, не предложили Диме остаться у нас?
— Откуда я знаю, какие у него планы? Светик, у нас дела. Дела государственной важности. Не все мы можем говорить…
Борька выкручивался, как мог. Он пялил на меня глаза, чтобы я поддержал его.
Но мне страшно хотелось позлить его. И я молчал. Интересно, как он справится со своим положением?
Борька нерешительно сел. Взялся за рюмку.
— Ну давай. Если останешься, можешь, между прочим, выпить.
Хитрец, хочет свалить решение этого вопроса на меня. Не выйдет.
— Мне завтра рано вставать. Все равно будет запах, — спокойно сказал я.
Михайлов, крякнув от досады, одним глотком опрокинул в рот рюмку. Света об этом больше не заикалась, думая, что вопрос решен, и я останусь.
Оставаться я не думал. Ни в коем случае. Я никогда ни у кого не оставался ночевать. Может быть, это предрассудок, но так приучила бабушка. Она всегда говорила отцу: хоть ползком, мол, но добирайся до своего дома, до своей постели.
Гостиница — это как бы свой дом, не чужой…
Борька тыкал вилкой в тарелку и на меня не глядел. Ладно, помурыжу его еще минут двадцать и отчалю.
Прозвучал дверной звонок. Михайлов вскочил со стула.
— Боря, сиди спокойно. Мама откроет, — сказала его жена.
Из коридора донесся мужской голос. В доме произошло какое-то движение. И сразу почувствовалось, что пришел хозяин.
Он пришел, видимо, не один. Чей-то знакомый голос. Или мне показалось?
А в кухню уже входила… Ксения Филипповна, раскланиваясь со Светой и Борькой.
— Тю-ю, — расставила она руки, увидев меня. — Вот так встреча!
И это бахмачеевское восклицание, ее доброе спокойное лицо и знакомая раскачивающаяся походка внесли в комнату что-то родное; стало тепло и уютно на душе, словно я перенесся за тысячу километров, в Калинин, в нашу маленькую кухню, где всегда собиралась в тихие дружные дни вся наша семья…
Борькин тесть шумно уселся за стол, потирая руки.
— Может, в гостиную перейдем? — захлопотала его жена, на которую очень была похожа Света.
— В кухне вкуснее, — отозвался глава семьи и указал на меня. — Это, как я понимаю, тот самый Дима?
— Он, Афанасий Михалыч, — подхватила Ксения Филипповна.
— Будем знакомы. Вот, понимаешь, Зоя Васильевна, мать Светланы и теща Бориса. Я, как видишь, папаша. — Он подмигнул дочке. — Молодежь наша больно культурная, не считает нужным представлять.
— Папа, неужели ты не наговорился на совещании? — добродушно отпарировала Света.
— Наговорились, что верно, то верно. Мать, поухаживай за нами. Соловья баснями не кормят. — Он потянулся за бутылкой, налил коньяку в рюмки, поспешно поставленные перед ним и Ксенией Филипповной Зоей Васильевной. — И не поят… Молодежь, присоединяйтесь!
Борька с готовностью потянулся к нему чокаться.
— А Дима?
— Я за рулем, — отказался я.
— Что ж, правильно. Что это будет, если сама же милиция будет нарушать законы? — Афанасий Михайлович галантно чокнулся с Ксенией Филипповной. — Давай, председатель, запьем усталость…
— Ну и настырный ты, Афанасий Михалыч, — хохотнула Ксения Филипповна. — Мало, что затянул домой. Теперь спаиваешь.
— Не оставлять же тебя без ужина по милости наших говорунов.
За столом было легко и весело. Даже Борька вел себя свободней. Это, наверное, объяснялось коньяком. Афанасий Михайлович снова наполнил рюмки.
— Гостю не жалей да погуще лей. Борь, давай. И ты, Филипповна, еще одну. Дима, я смотрю, ты и не ешь совсем…
— Спасибо. Честное слово, недавно из-за стола.
— Вот угодил! Сытого гостя хорошо потчевать, — засмеялся он. — Выгодный ты гость…
Ксения Филипповна раскраснелась. И все поглядывала в мою сторону. Не терпелось расспросить про станичные новости.
— Эх, мать, — продолжал балагурить хозяин, похлопывая по плечу жену, — гляжу я, дети наши выросли, пора нам с тобой на покой. Оставим им квартиру, поедем в Бахмачеевскую свой век доживать. Купим хатку, будем фрукты разводить, пчел заведем.
— Так многие говорят, — подцепила его Ксения Филипповна. — Но город крепко держит, как клещами.
— Это как сказать, — покачал головой хозяин. — Вот кончится этот срок, ни за что не останусь в исполкоме. Надо молодым давать дорогу. Потом, Ксюша, поговорим… Ты, Дима, — снова обратился он ко мне, — значит, с Ксенией Филипповной воюешь?
