Наталья Александрова - Бассейн в гареме
Никто не рисковал больше поднимать цену, участники торгов напряженно следили за аукционистом.
– Шестьсот тысяч… три!
Молоток поднялся над столом, завис на мгновение и с громким стуком опустился. Ангел снова оглядел присутствующих и провозгласил значительно, как священник с амвона:
– Продано, господа! Поздравляю вас! – Ангел шагнул в сторону широколицего. – Попрошу вас в комнату для расчетов, а потом мы поможем вам упаковать картину.
Ангелов махнул рукой официанткам, и они разнесли всем присутствующим шампанское по поводу удачного завершения торгов. Гоша вслед за Ангелом и человеком Равиля прошел в соседнюю комнату. Там широколицый открыл объемистый кейс, и отсчитал сначала шестьдесят тысяч Ангелову, затем, пересчитав деньги в чемоданчике, оставил в нем пятьсот сорок тысяч для Фиолетова.
Разобравшись с деньгами и тщательно пересчитав их, все трое вернулись в зал, чтобы торжественно передать картину представителю покупателя. Остальные участники аукциона пили шампанское и наблюдали за финальной стадией торгов.
По результатом аукциона вы стали обладателем картины Клода Жибера «Бассейн в гареме»! – торжественно провозгласил Ангел и снял холст с мольберта, чтобы вручить его покупателю.
И в это мгновение двери зала с грохотом распахнулись и в них ворвались автоматчики в пятнистых комбинезонах и черных масках с прорезями для глаз. В то же время стекла в окнах со звоном посыпались на пол, и в оконных проемах появились такие же фигуры в масках и защитной униформе с нашивками РУБОП.
– Всем стоять! – яростно проревел невысокий широкоплечий человек, судя по всему, командовавший незваными гостями. – Стреляем без предупреждения!
На несколько секунд в зале воцарилась тишина. Люди Штабеля и Мусы, не раз попадавшие в такие переделки, злобно переглядывались, но не предпринимали никаких попыток сопротивления. Муса шипел, как разъяренный кот, и, казалось, искал, кому бы вцепиться в глаза когтями.
Несколько спецназовцев разбежались по залу и под дулами автоматов отобрали кейсы с деньгами у Мусы и «боксера».
Леха Ангел, на чью профессиональную репутацию сегодняшний провал должен был лечь несмываемым пятном, стоял в центре зала неподвижно и внушительно, как капитан терпящего бедствие корабля, и вполголоса матерился, что очень плохо сочеталось со смокингом и «бабочкой».
Однако это непродолжительное затишье перед бурей прервал человек, от которого этого меньше всего ожидали. Полный широколицый представитель Равиля Каримова с неожиданной для его комплекции ловкостью согнулся, выхватил прикрепленный к лодыжке под брючиной маленький пистолет и, яростно выкрикнув: «Сволочь, это ты нас заложил!», трижды выстрелил в Фиолетова.
Гоша покачнулся и, не издав ни звука, рухнул на пол.
Командир спецназа мгновенно развернулся и выстрелил в человека с пистолетом. Тот глухо охнул и тяжело повалился на ковер. На светлом ковре под ним растеклось темно-красное пятно.
Тут же, воспользовавшись мгновенным замешательством, Ангел кинулся к стене зала и распахнул потайную дверь, замаскированную под стенную панель. Следом за ним в три огромных прыжка бросился «боксер», по дороге он схватил валявшийся на полу злополучный холст и с добычей скрылся в темном проеме.
– Стоять! – рявкнул страшным голосом командир спецназа и дважды выстрелил в потолок, не щадя роскошную лепнину.
Оставшиеся в зале люди замерли на своих местах. Спецназовец огляделся, достал мобильный телефон и распорядился:
– Пришлите санитаров. Два человека ранены или убиты.
Видимо, санитарная машина дежурила рядом с особняком, потому что буквально через несколько минут в зал вошли четыре человека с двумя носилками. Погрузив на носилки безжизненные тела Фиолетова и его убийцы, санитары покинули зал. Двери за ними едва успели закрыться, как неожиданно в особняке погас свет и воцарилась темнота. Видимо, Ангелов, чувствовавший ответственность за происшествие, сумел отключить общее питание в здании, чтобы дать шанс оставшимся участникам аукциона спастись бегством. В темноте слышались возня, ругань, топот бегущих людей, звуки ударов. Никто не стрелял, боясь впотьмах попасть по своим, только командир спецназа ревел, как белый медведь в теплую погоду:
– Стоять! Всех, суки, перестреляю! Стоять на месте!
Через полминуты в зале включили дежурное освещение, но при его свете стало ясно, что все, кроме спецназа, благополучно улетучились через открытую Ангелом потайную дверь. Самое интересное, что спецназ не предпринимал никаких попыток преследовать беглецов, а командир, облегченно вздохнув, убрал револьвер в кобуру и негромко сказал:
– Все, ребята. Спектакль окончен.
– Эй, Немой, – обратился к нему один из бойцов, – а картину-то сперли!
– Не важно, – ответил командир, – все путем.
***Санитарная машина, увозившая с места злополучного аукциона тела двух жертв, отъехала несколько километров от особняка и остановилась. Один из санитаров заглянул в задний отсек машины к пострадавшим и сказал:
– Все, парни, отбой воздушной тревоги.
«Трупы» зашевелились, Гоша Фиолетов сел на носилках, снял окровавленный пиджак, затем отцепил манишку с красящими капсулами, которые открылись по радиосигналу в момент выстрела, имитируя кровавые пулевые ранения. На соседних носилках освобождался от «театрального реквизита» его партнер по спектаклю на аукционе, человек Равиля Каримова.
Пока мнимые жертвы приводили себя в порядок, к «скорой помощи» подъехал вместительный джип, из которого выпрыгнул Немой, начальник охраны Каримова, сыгравший в недавнем спектакле роль командира спецназа.
– Ну как, покойнички, – жизнерадостно окликнул он пострадавших, заглядывая в фургон, – исцелились?
– Вашими молитвами, – дружелюбно отозвался Гоша.
Ну держи, парень, – Немой протянул Фиолетову кейс, – здесь твоя доля, сто пятьдесят штук. Половина навара – триста – причитается шефу, просто потому что он шеф, четверть – мне с ребятами, за оперативность и мускулатуру, четверть – твоя, за идею и удачное исполнение. По-моему, справедливо.
– Все правильно, – Гоша кивнул и взял кейс, – до города подбросите?
***Штабель сидел у себя в кабинете мрачнее тучи. Витя Боксер стоял перед ним, потупив очи долу и оправдывался:
– Шеф, спецназ нагрянул, всем автоматы в рыло сунули, что мы могли сделать? Тем более что мы вообще чистые были, как в бане: Лехины орлы перед входом пушки отобрали, обшмонали подчистую…
– Ты же сказал, что человек Равиля протащил ствол и замочил пана профессора!
– Черт его знает, – Витя пожал плечами, – может, его не так тщательно шмонали, он с виду лох лохом, а нас так общупали, – не то что ствол, резинку жевательную не пронести.
– Ох, козлы! – в который уже раз простонал Штабель. – Такие бабки потеряли! Если бы этого драного профессора там не замочили – я бы сам его пришил за то, что в такую муть нас втянул! Говоришь, у этих гадов были нашивки РУБОП? Ну глухо, ничего не сделаешь! Небось, сволочи, себе деньги хапнут, поделят по-тихому. Ох, козлы!
– Шеф, – виновато и нерешительно проговорил Витя, – я хоть картину сумел прихватить, когда удирал…
– Да что эта картина! – завопил Штабель, – на фига мне эта картина, она и половины тех денег не стоит!
– Так ведь хотел же тот лох ее купить, аж шестьсот штук платил… может, связаться с ним, договориться? Хоть часть денег отыграть…
Штабель задумался, посмотрел на Витю с некоторым интересом, затем перевел взгляд на Эрлиха.
– Семен, может, парень дело говорит… Связаться с Равилем, тряхнуть его… Если он так сильно на эту картину запал, может, по второму разу за нее заплатит? Денег-то у него до фига…
– Ну-ну, – недоверчиво покачал головой Семен Борисович, – что-то меня терзают смутные сомнения, найдется ли такой идиот, который второй раз заплатит за эту мазню? Кстати, Сергей, я видел ее только издали, дайте хоть в руках подержать.
– Ради Бога, – Штабель достал из сейфа свернутое в трубку полотно, – а что такое? Ты мало держал в руках такой ерунды?
Эр лих развернул холст, внимательно осмотрел его с обеих сторон, поцокал языком и наконец сказал:
Сергей, я очень не хочу вас еще раз расстраивать. Вы сегодня и так уже очень много пережили. Потерять большие деньги – это такое тяжелое моральное потрясение, с которым может сравниться разве что неожиданный приезд сразу целого автобуса родственников из отдаленной провинции, да и то вряд ли…
– Семен! – завопил Штабель. – Прекрати молоть языком! У меня и так уже настроение кого-нибудь убить, ты что, хочешь стать этим человеком?
– Упаси Боже! – воскликнул Эрлих с театральным испугом.
– Так говори быстро, в чем дело!
– Это – не та картина, – с вековой грустью в голосе ответил консультант.
