Наталья Александрова - Бассейн в гареме
За все это Ангелов брал десять процентов от общей стоимости проданных на аукционе лотов, и он свои деньги отрабатывал.
Если кто-то позволял себе на аукционе у Ангелова недостойное поведение – конечно, то, что считается недостойным «по понятиям», а также такие поступки, которые могли поставить под удар устоявшуюся репутацию фирмы, – нарушителя вежливо, но решительно выпроваживали из зала и впредь на аукционы не допускали.
Короче, у Лехи Ангела была солидная фирма. Поэтому ни Муса, ни Штабель не удивились, когда Равиль Каримов выставил непременным условием своего участия в торгах за картину Жибера – аукцион проводит Ангелов. Все посчитали это пожелание разумным и понятным.
Леха Ангел сначала удивился, узнав, что на аукционе будет выставлена только одна вещь, но когда он услышал, что стартовая цена за картину назначена четыреста тысяч долларов, успокоился: на аукционах цены поднимаются от стартовых очень значительно, и его гонорар обещал стать вполне приличным. У него было единственное условие – участников аукциона должно быть минимум трое, таковы правила, иначе аукцион не состоится. Скрепя сердце Муса согласился считаться третьим участником. Больших наличных денег у него не было, он взял четыреста тысяч под залог у человека, с которым предпочел бы не связываться, и теперь очень по этому поводу переживал. Вообще он понимал, что дело с картиной, казавшееся таким простым вначале, теперь стало трудным и непонятным. Муса боялся, что дело выйдет из-под его контроля (на самом деле так и случилось, но татарин об этом пока не подозревал).
Ангел договорился об аренде на двое суток подходящего помещения. Два дня требовалось для того, чтобы подготовить зал для аукциона.
Место проведения торгов держалось в глубочайшем секрете. В назначенный день все участники аукциона должны были врозь прибыть в названное Ангелом место. Там в их машины садились люди аукционщика, и дальше уже они командовали движением.
***День аукциона настал.
Гоша Фиолетов попет ля л по городу, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Наконец остановился возле фотоателье Джинчарадзе. Шота вынес свернутый в рулон холст, посмотрел ободряюще, и Гоша поехал на место встречи с человеком Ангела – на Обводный канал, возле начала Витебского проспекта. У них с Шотой все было оговорено на случай благоприятного исхода. В случае же полного провала Гоша решил покориться судьбе. И все равно он нервничал и постоянно оглядывался в зеркало заднего вида – это был самый опасный участок пути. Если бы Муса вздумал изменить свои планы, он мог напасть сейчас на машину Фиолетова, отобрать картину и продать ее напрямую. Конечно, это было бы глупо и нелогично, аукцион обещал большую прибыль, но Фиолетов готов был ждать любой подлости от злого и нервного татарина, запсиховавшего после смерти Шмыгуна. Впрочем, Гоша понимал, что мыслит он нелогично оттого, что сам сильно психует.
Наконец Гоша подъехал к условленному месту. Из черного джипа, номер которого Гоше сообщили накануне, вылезли двое подтянутых плечистых ребят. Они назвали Фиолетову пароль и сели в его машину. Гоша вздохнул с облегчением: теперь за его безопасность отвечал Леха Ангел.
Один из сопровождающих сел на место водителя, и машина, промчавшись по Витебскому проспекту, вырулила на Киевское шоссе. Не доезжая до Пушкина, они свернули на второстепенную дорогу с отличным покрытием, немного покружили и наконец остановились перед двухэтажным коттеджем причудливой новорусской архитектуры, украшенным башенками и колоннами, напоминающими одновременно все стили европейской архитектуры от готики до модерна. Еще раз подивившись диковинным эстетическим предпочтениям новых хозяев жизни, Гоша Фиолетов вышел из машины. Перед входом в коттедж аккуратные элегантные охранники вежливо, но вместе с тем очень тщательно обыскали его и затем проводили в уютную гостиную, где можно было дождаться начала аукциона. Во избежание конфликтов все участники будущих торгов были разведены по разным комнатам, благо, размеры арендованного особняка вполне это допускали.
Миловидная девушка в классической униформе горничной предложила Гоше на выбор любые напитки от боржоми до лучших сортов шотландского или ирландского виски и элитных французских коньяков. Гоша, боявшийся утратить ясность мысли, выбрал банальный апельсиновый сок.
Наконец дверь гостиной распахнулась, и сам Алексей Иванович Ангелов в смокинге и «бабочке» пригласил Фиолетова в аукционный зал.
Гоша передал помощнику Ангелова холст, и «Бассейн в гареме» занял почетное место на мольберте в центре зала.
Участники аукциона расселись, Леха Ангел, очень представительный в своем смокинге, занял место за столом, больше напоминая не аукциониста, а дирижера симфонического оркестра.
– Господа, внимание! – произнес он хорошо поставленным баритоном. – Аукцион начинается!
– Валяй, Леха! – подал ответную реплику брюнет со сломанным боксерским носом, один из двух представителей Штабеля.
Развалившись в глубоком кожаном кресле, «боксер» потягивал из толстостенного дымчатого стакана виски «Джонни Уокер». Ангел недовольно оглянулся на развязного малого, но не стал заводиться и объявил:
– На торги выставлен единственный лот – картина французского художника Клода Жибера «Бассейн в гареме». Холст, масло, размер шестьдесят на семьдесят два сантиметра. Сюжет картины представляет собой…
– Шлюху в бане! – радостно выкрикнул «боксер».
– Попрошу уважения к аукциону! – недовольно пророкотал Ангелов. – Ну сюжет вы сами видите. Стартовая цена лота составляет четыреста тысяч долларов. Ваши предложения, господа!
Муса, который сам приехал на аукцион с двумя плечистыми «консультантами», мрачно глядя на Ангелова своими колючими холодными глазами, поднял два пальца.
– Четыреста двадцать тысяч! – жизнерадостно провозгласил Ангелов, – четыреста двадцать тысяч… раз, четыреста двадцать тысяч… два, четыреста…
«Боксер» не дал Ангелову договорить и поднял три пальца достаточно неприличным жестом. Полный широколицый мужчина средних лет, представлявший на аукционе Равиля Каримова, сидел на краю стула, переводя взгляд с аукциониста на участников торгов, и не говорил пока своего слова.
Ангелов удовлетворенно кивнул «боксеру» и нараспев произнес:
– Четыреста тридцать тысяч, благодарю вас! Четыреста тридцать тысяч… раз, четыреста тридцать тысяч… два…
Фиолетов, которому редко приходилось бывать на аукционах, наблюдал за лицами участников, за их поведением. «Боксер» постоянно подзывал официанток, то щипал их, то шлепал пониже спины, пил уже третий бокал виски, переговаривался в полный голос со своим соседом. Муса был мрачен и напряжен, поглядывал на остальных присутствующих зло и подозрительно. Представитель Каримова очень внимательно следил за каждым из своих конкурентов, за жестами аукциониста. Кажется, только он действительно разбирался в технике и психологии аукциона.
– Четыреста тридцать тысяч… – Ангел поднял молоток, но Муса резко выбросил вверх сжатый кулак.
– Четыреста пятьдесят тысяч, – Ангел поклонился и снова провозгласил: – Четыреста пятьдесят тысяч… раз!
Он явно получал удовольствие от исполнения своей роли, от напряжения присутствующих в зале людей, от запаха больших денег и большого азарта.
– Четыреста пятьдесят тысяч… два…
На это раз «боксер» взмахнул рукой в каком-то неуловимом жесте, но Ангел понял его и радостно сообщил:
– Пятьсот тысяч, господа! Пятьсот тысяч… раз! Пятьсот тысяч… два! Пятьсот тысяч… три! – И молоток в руке Ангела поднялся для завершающего удара.
Гоша Фиолетов обмер: единственный настоящий покупатель, представитель Равиля Каримова, все еще молчал, и сейчас аукцион мог закончиться тем, что картина достанется Штабелю, который вовсе не собирался ее покупать. Неужели вся афера лопнет как мыльный пузырь?
Но в том момент, когда молоток аукционера начал свое роковое движение к столу, широколицый приподнялся со своего стула и выбросил вверх руку.
– Шестьсот тысяч! – восторженно воскликнул Ангел. – Шестьсот тысяч, господа!
Его радость прекрасно можно было понять: причитающиеся ему десять процентов за прошедшие с начала аукциона минуты выросли уже в полтора раза.
– Шестьсот тысяч… раз!
Ангел обвел зал внимательным взглядом.
– Шестьсот тысяч… два!
Никто не рисковал больше поднимать цену, участники торгов напряженно следили за аукционистом.
– Шестьсот тысяч… три!
Молоток поднялся над столом, завис на мгновение и с громким стуком опустился. Ангел снова оглядел присутствующих и провозгласил значительно, как священник с амвона:
– Продано, господа! Поздравляю вас! – Ангел шагнул в сторону широколицего. – Попрошу вас в комнату для расчетов, а потом мы поможем вам упаковать картину.
