Донна Леон - Друзья в верхах
— А могу ли я спросить, когда бы вы хотели получить этот подарок, синьорина?
— Чтобы избежать рождественской суеты, синьор, думаю, вы могли бы преподнести его на следующей неделе.
— Обязательно. Считайте, что все уже сделано.
— Вы очень добры, синьор, — произнесла она, подчеркнуто церемонно наклоняя голову в знак благодарности.
— Это доставит мне истинное удовольствие, — ответил он, выждал шесть секунд и спросил: — Получилось?
— Я спросила у хозяина книжного магазина на кампо, и он сказал мне, где они живут. Пошла и поговорила с ними.
— И что? — нетерпеливо справился он.
— Самые отвратительные люди, которых я когда-либо встречала, — сказала она холодно и отчужденно. — Видите ли, я работаю здесь больше четырех лет, и мне нередко приходится встречаться с отпетыми преступниками, хотя люди в банке, где я раньше работала, были, наверно, еще хуже. Но эти двое переплюнули всех.
Она передернула плечами от отвращения.
— Почему вам так показалось?
— Жадность и набожность, как выяснилось, дают премерзкое сочетание!
— Пожалуйста, расскажите по порядку.
— Ну, я сказала, что мне нужны деньги, чтобы оплатить карточные долги брата. Они спрашивают: что можете предложить в залог? Я говорю: квартиру. При этом веду себя, как вы меня научили: вся такая нервная и взволнованная. Муж спросил мой адрес и пошел в другую комнату, я слышала, как он с кем-то разговаривал… Должно быть, по мобильному телефону. В тех двух комнатах, которые я видела, телефонных розеток не было.
— Что потом? — спросил Брунетти.
— Он вернулся, улыбнулся жене, и тут она сказала: возможно, они смогут мне помочь. Спрашивает: сколько мне надо? Я говорю: пятьдесят миллионов лир.
Это была сумма, которую они с Брунетти заранее обговорили: не слишком много и не слишком мало, как раз те деньги, которые игрок рассчитывает легко отыграть за ночь. Лишь бы нашелся человек, который погасит его долг и таким образом вернет его за игорный стол.
Она посмотрела в глаза Брунетти:
— Вы знакомы с этими людьми?
— Нет. Все, что я знаю, рассказала мне одна знакомая.
— Это монстры, — произнесла синьорина Элеттра усталым голосом.
— Что сказал муж, когда пошел звонить?
Она пожала плечами:
— Сказал, что надо проверить документы на дом, хотя я уверена, он звонил кому-то, чтобы удостовериться, действительно ли это моя квартира и оформлена ли она на мое имя.
— Кому, как вы думаете? — спросил он.
— Маловероятно, чтобы это был сотрудник Кадастрового отдела, скорее всего, это человек, который имеет прямой доступ к их базе данных, ведь он смог предоставить информацию немедленно.
— А вы сможете во всем этом разобраться? — спросил он.
— Не сразу. Это займет у меня некоторое время… Нужно вникнуть в их систему.
— Чем закончилась ваша встреча?
— Завтра я должна явиться с документами. В пять к ним домой придет нотариус. — Она всплеснула руками. — Только представьте: в Венеции иной раз «скорой помощи» не дождешься — успеешь умереть, пока врач позвонит в дверь, а у них есть нотариус, которым они могут распоряжаться двадцать четыре часа в сутки. — Она подняла брови в знак немого удивления. — Так что предполагается, что завтра я приду в пять. Мы подпишем все бумаги, и они дадут мне нужную сумму.
Она еще не закончила фразу, а Брунетти уже покачал головой в знак молчаливого несогласия. Он ни в коем случае не позволит синьорине Элеттре вновь приблизиться к этим людям. Она с признательностью улыбнулась и, как ему показалось, вздохнула с облегчением.
— А процент? Они говорили о процентной ставке?
— Они сказали, что мы поговорим об этом завтра, что это будет указано в бумагах. — Она скрестила ноги и положила руки на колени. — Другими словами, мне дали понять, что тут я ничего не решаю, могу только согласиться с их условиями, — подвела она итог.
И тут Брунетти вдруг вспомнил:
— А набожность?
Синьорина Элеттра вынула из кармана жакета кусочек картона, по размеру чуть меньший, чем игральная карта. Она протянула карточку Брунетти. На ней была изображена женщина в одежде монахини. Руки сложены у груди, глаза подняты к небесам. Брунетти прочитал первые несколько строк, напечатанных ниже, — это была молитва к святой Рите.
— Святая Рита из Кашии, покровительница отчаявшихся, — пояснила синьорина Элеттра. — Синьора Волпато чувствует с ней особое родство, потому что считает, что она тоже помогает людям, когда им неоткуда ждать помощи. Вот почему она так предана святой Рите. — Синьорина Элеттра сделала выразительную гримаску, чтобы подчеркнуть сей удивительный факт. — Она предана святой Рите больше, чем Мадонне, как она поведала мне.
— Как трогательно! — отозвался Брунетти, возвращая карточку.
— О, заберите себе, синьор, мне не надо, — отмахнулась синьорина Элеттра.
— Они не спрашивали, почему вы не обратились за кредитом в банк, если у вас есть обеспечение?
— Спрашивали. Я сказала, что эту квартиру подарил мне отец, и я не могу допустить, чтобы он узнал, что я ее заложила. Если бы я пошла в банк, где хорошо знают всю нашу семью, отец бы догадался, что это из-за брата. При этих словах я постаралась заплакать. — Синьорина Элеттра усмехнулась. — Синьора Волпато искренне пожалела моего брата, добавив, что азартные игры — страшный грех.
— А ростовщичество — нет?
— Очевидно нет. Она спросила меня, сколько ему лет.
— И что вы ей ответили? — поинтересовался Брунетти, зная, что у нее нет никакого брата.
— Сказала, что ему тридцать семь, а играет он уже много лет. — Она помолчала, словно припоминая события сегодняшнего дня. — Синьора Волпато была очень добра.
— В самом деле? А что она сделала?
— Дала мне еще одну карточку со святой Ритой и обещала, что помолится за моего брата.
23
Брунетти пора было идти домой ужинать, однако он задержался, чтобы подписать разрешение на отправку тела Марко Ланди его родителям. Он позвонил вниз и спросил Вьянелло, не вызовется ли тот сопровождать тело до Трентино. Вьянелло согласился, заметив лишь, что завтра у него выходной и он не знает, нужно ли надевать форменную одежду.
Брунетти понятия не имел, нужно или нет, поэтому сказал:
— Я поменяю график дежурств. — И стал рыться в бумагах, которые получал каждую неделю, складывал в ящик стола и в конечном счете, не читая, выбрасывал. — Будем считать, что вы при исполнении служебных обязанностей — надевайте форму.
— А если они будут спрашивать о расследовании? — предположил Вьянелло.
— Они не будут спрашивать. Пока не будут, — ответил Брунетти, не отдавая себе отчета, почему он так думает, однако уверенный, что прав.
Возвратившись домой, он обнаружил Паолу на террасе. Она читала, сидя на плетеном стуле и положив одну ногу на другой (эти стулья стояли под открытым небом еще с прошлой осени). Улыбнулась мужу и убрала ногу со стула — он принял приглашение и сел напротив.
— Как прошел день? Устал? — поинтересовалась она.
Он уселся на стуле поудобнее, покачал головой, но при этом постарался улыбнуться:
— Обычно. Просто еще один рабочий день.
— Чем же ты все-таки занимался?
— Ростовщиками, коррупцией и человеческой жадностью.
— Просто еще один рабочий день… — Она вынула из книги конверт и наклонилась вперед, чтобы передать мужу. — Может, это тебе поможет.
Он взял его и стал рассматривать: конверт был с грифом Кадастрового отдела. Брунетти недоумевал: каким образом может помочь ему официальное письмо?
Он вынул вложенный в конверт лист бумаги.
— Это чудо? — спросил он, читая. И громко, с выражением продекламировал последнее предложение: — Вследствие предоставления необходимой документации вся предыдущая корреспонденция, исходящая из нашего учреждения, аннулируется согласно данному постановлению о разрешении на строительство.
Рука Брунетти, все еще держащая письмо, опустилась на колени.
— Это означает то, о чем я думаю? — осведомился он.
Паола кивнула, не улыбаясь и не отводя взгляд.
Он подыскивал слова и тон и, найдя их, спросил:
— А нельзя ли уточнить детали?
Она не замедлила объяснить:
— Из написанного я поняла, что это означает, что дело закрыто, они нашли необходимые документы и нам не придется ломать над этим голову.
— Нашли? — удивился он.
— Нашли, — подтвердила она.
Он посмотрел на единственный листок, который держал в руке, документ, в котором ему бросились в глаза слова «о разрешении на строительство», сложил его и сунул обратно в конверт, размышляя, что ему делать: спрашивать или не спрашивать.
Протянул жене конверт и спросил требовательным тоном:
— Твой отец имеет к этому какое-то отношение?
Он наблюдал за выражением лица Паолы. Двадцатилетний опыт общения с нею подсказал ему, что она долго размышляла, говорить ли ему правду и что в итоге отказалась от этой мысли.
