Евгений Зубарев - Я убью тебя, менеджер
– Иван, ты должен ее трахнуть! – приказал мне главный редактор, сурово нахмурив брови, но оставив попытки удержать меня руками.
– Почему это именно я должен ее трахать? – возмутился я, осторожно продвинувшись еще на пару метров к вожделенным наружным дверям.
– Потому что я расист, – неожиданно признался мне Миша, тяжело вздохнув. – У меня с ней ни за что не получится. Я буду очень переживать за наше неполноценное потомство, – едва не плача, объяснил он, а потом, понизив голос и доверительно положив мне руку на плечо, просто сказал: – Да потому, что презервативов у меня с собой нет, балда!
Тут его качнуло, и я понял, что Миша пьян не меньше, чем Мария. Мне стало весело.
– Да-a, не думал я, что мой редактор окажется таким дремучим ксенофобом! – вскричал я во весь голос, как на митинге в защиту толерантности, но тут в коридоре показалась Камминг, практически снявшая с себя свое роскошное платье.
Она протянула к нам свои тонкие шоколадные руки, но мы оба смотрели не на руки, а на вывалившуюся из платья грудь и полоску белых стрингов. Это выглядело неплохо, но тут я перевел взгляд на ее лицо и немедленно пожалел об этом – невыносимо приторная, омерзительно сладкая гримаса, предназначенная для выражения страсти, на самом деле выражала последнюю степень опьянения упившейся в хлам самки, еще недавно бывшей весьма желанной и аппетитной женщиной. Камминг, похоже, сейчас вообще себя не контролировала – из уголков ее губ стекало по струйке коричневой слюны, подкрашенной колой или виски, тушь под глазами размазалась по ставшим вдруг неожиданно заметными скулам, а запах перегара от нее валил такой, что я без звука отпер дверь, выскочил в коридор и, захлопнув ее с той стороны, для надежности еще и привалился на пару минут спиной к холодной стали – отойти от ужасного зрелища и выиграть себе пару минут для дальнейшего бегства.
Из-за двери вдруг донеслись страшные крики Миши. Я подумал, что этот вечер будет для него серьезным испытанием, и искренне пожелал ему стойкости, мужества, а также случайно завалявшегося в кармане презерватива. После чего в три прыжка пересек коридор, выскочил на лестничную площадку и влетел в гостеприимно открытый лифт.
Выбираясь на улицу, я еще и телефон отключил, чтобы окончательно вычеркнуть этот вечер из своей жизни.Глава двадцать третья
Бывают дни, похожие надень расплаты за всю халяву, что на тебя однажды сваливалась с небес, – за все заветные удачи, когда работа спорилась сама, идеи приходили косяками, а темы воплощались в материал простым сложением новостного повода, читательского письма и комментария неумного, а потому излишне откровенного чиновника. Причем эти случайные, по сути, материалы затем вдруг покупали за наличные сразу две газеты, три журнала и один глупый, зато богатый телевизионный продюсер, и ты потом неделю мог не работать, а лениво слоняться по Сети, изучая новости и сплетни.
Дни Расплаты в этом смысле проходят ровно наоборот – каждая минута такого дня наполнена безумной беготней, невероятной ответственностью и сотнями строк, «с колес» отправляющихся по десяткам адресатов. В этот день тебе вдруг звонят все те люди, от которых ты месяцами безуспешно и даже со скандалами добивался комментариев, в твой кабинет с усталыми, но довольными лицами являются объявленные в международный розыск негодяи, знакомые и незнакомые политики вдруг выдают именно тебе сенсационные подробности по проблемам, о существовании которых ты даже не подозревал, а по радио сообщают о присуждении тебе безденежной, зато почетной премии от имени горластой международной организации, которую ты вообще-то четырежды предал анафеме на страницах своей газеты.
Еще в День Расплаты не платят вознаграждений. Никаких – ни в рублях, ни в валюте. Даже сдачи с пива может не обломиться. В такие дни ты работаешь исключительно на будущее, наивно полагая, что оно у тебя есть.
В этом году День Расплаты случился у меня в понедельник. Я сразу об этом догадался, едва продрал глаза, ибо в этих глазах отнюдь не немым, а очень даже громким укором показалась Катя. Она была уже одета и накрашена, а значит, я опять проспал главное, что может проспать в этой жизни беспечный отец, – ежеутренние проводы детей в школу.
– Ты, конечно, можешь спать и дальше. Мне не привыкать, – горько сказала Катька, нервным движением поправляя высокую копну крашенных в нечто лиловое волос.
Я сел на кровати, смиренно сложив руки на одеяле, и даже показательно прочистил уши пальцем, чтобы Катька не подумала, что я загодя напихал туда берушей.
– Сегодня на завтрак дети доели последний кусочек ветчины, – сообщила мне жена, и я ужаснулся открывшейся мне картинке воспоминаний из какого-то документального телерепортажа: голодающие дети Африки бродят среди саванны в поисках съедобных корешков. Я тут же подумал, что ни Тимофей, ни, тем более, старший, Антоха, никаких подобных корешков сроду не найдут. Опять ведь мне придется искать.
– А еще, дорогой, – сказала Катька с откровенным нажимом, – у меня нет ни рубля, чтобы сделать пирсинг. У нас все в офисе уже сделали! Все, кроме меня! И это не смешно!
– Что же делать? – по-прежнему смиренно полюбопытствовал я, мысленно прикидывая ожидаемую стоимость услуги. Кажется, Марта однажды что-то говорила про сто евро за деталь, если я все помню правильно.
Но у меня в карманах было пусто – слава Второму закону Ньютона, четыре сотни с прошлой съемки я в борделе не посеял, и не профукал, и даже никому не подарил. Поэтому я их вернул изумленному донельзя Михаилу уже на следующий день. А вот аванс он мне, зараза, в ответ на мою идиотскую честность не выдал, ибо завернул три сюжета из десяти, и мы договорились, что я к вечеру понедельника заново сочиню эти чертовы три сюжета с учетом его пожеланий. И только тогда получу свой аванс – вшивых сто долларов. Не евро, что интересно, а долларов. И не на пирсинг – это точно. Я тоже люблю яичницу с ветчиной по утрам. И вообще, сколько можно тянуть из меня деньги? Я, к примеру, женился не ради денег, а ради жизни на Земле.
– Боже, почему мне так не повезло? – спросила Катька у потолка. – Почему именно мой муж не в состоянии оплатить своей жене какой-то вшивый пирсинг? Не говоря уже о том, что завтра детям нечего будет есть.
– А на сегодня-то пожрать осталось? – вдруг озаботился я, выбираясь наконец из-под одеяла.
– В морозилке лежит пачка котлет, – любезно сообщила мне Катька и тут же торопливо продолжила, как будто завершая выгодную сделку: – Так ты мне дашь сейчас шесть восемьсот на пирсинг? Учти, это с учетом скидок, я ведь даже сэкономила!
Я слез с кровати, добрел голым до брюк, лежавших на кресле возле компьютера, и порыскал там в карманах. Нашлось шесть мятых десяток и немного мелочи. Я сложил все это в красивую кучку и торжественно понес жене, но она, судя по всему, в моих брюках уже осмотрелась, поэтому тут же, не глядя, громко фыркнула, как обиженный пони, и вышла прочь.
В пустой квартире незачем и не с кем церемониться, поэтому я не стал одеваться, совершая утренний моцион, а одевался уже потом, после ванны, задумчиво глядя в окно, откуда видно было нашу тихую, скромную улочку Петроградской стороны да несколько отчего-то ярко горящих в утренней дымке фонарей. Интересно, если средь бела дня зажигают фонари, значит, это кому-нибудь нужно? Неужели и здесь можно украсть килограмм-другой зеленых бумажек? Я некоторое время всерьез раздумывал, в чем тут может быть фокус, но так ничего и не придумал.
Впрочем, возможно, здесь как раз никто ничего не воровал, а просто случайно залипли контакты на некачественно сделанных реле. Хотя стоп, – кто-то из городских чиновников ведь наверняка проталкивал контракт на закупку именно этих реле, видимо, очень поганых, в смысле качества, зато весьма удобных по цене. Я недолго повертел в голове эту мысль, но быстро понял, что Миша сочтет ее банальной и отвергнет любой сюжет на ее основе.
Зажужжал мобильный телефон, и я выудил его из кармана брюк и только потом уже полез в них, путаясь в штанинах и балансируя на одной ноге. Утренние звонки – самые важные, на них обязательно надо отвечать, если хочешь успевать потом весь этот день.
– Алло, Иван Леопольдович? Вас беспокоит Петр Дурындин, пресс-секретарь ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.
– О! Здорово, Петюня! Чего хотел?
– Здравствуйте, уважаемый Иван Леопольдович! Вас хочет видеть Александр Мокроусов, начальник службы «02». В главке принято решение рассказать горожанам о работе этой важной службы, чтобы избавить прессу от навязчивых и ошибочных стереотипов.
– О как! Может, ты меня заодно избавишь от другого стереотипа, вроде опасности пешеходного перехода на Невском?
– Без комментариев, – сказал Петюня очень важно.
– Нет, не избавишь? А как насчет навязчивого стереотипа о нераскрытых похищениях представителей северных народов?
