Наталья Солнцева - В горах ближе к небу
— Мы осторожно навели справки у флажей. Зная возможности звездолета, созданного в Тиутоакане, мы примерно очертили границы поиска. За пределы этой условной черты Дети Ночи выбраться не смогли бы. Вот карта…
Тэлл запустил экран, и взору Аффита предстала весьма неутешительная картина. Для того чтобы найти Эуль, придется прочесать огромное пространство.
— Что вы получили от флажей?
— Они дали нам примерные направления поиска. Их всего три. — Тэлл увеличил изображение определенных участков космоса. — Только в этих секторах существуют планеты, по условиям жизни похожие на Ацтланику.
— У флажей есть опыт в таких делах, — сказал ученый. — Им можно верить.
Аффит долго смотрел на голографический экран.
— Если у нас есть хотя бы один шанс, его надо использовать! — решительно заявил он.
Планета Земля, Памир. Наше времяСерая гряда гор медленно покрывалась на востоке розовым сиянием. Ледники и снега дышали покоем. За ночь ветер разогнал все тучи, и над Язгулемским хребтом лежало ясное, прозрачное небо.
— К такому нельзя привыкнуть, — восхищенно произнес Батыркулов. — Красота не приедается, сколько ни любуйся ею.
— Да… — согласился Изотов.
Они стояли у вагончика, в котором расположились члены комиссии, и беседовали. От туннеля к ним быстрым шагом приближался Панчук.
— Уже что-то случилось, — раздраженно сказал Батыркулов. — Ни дня покоя с этим вашим туннелем! Все не слава богу!
— Хушкадам Одилович, — запыхавшись, обратился к нему Панчук. — Солдаты отказываются разбирать завалы. Двое вчера в обморок упали, а сегодня остальные забастовали, не идут в туннель. Прямо бунт на корабле!
— Этого еще не хватало, — вздохнул Изотов.
— Как это солдаты отказываются? — возмутился председатель. — Военные обязаны подчиняться приказам. У них есть командир, в конце концов.
— Командир — тоже живой человек, — ввернул Изотов, закуривая. — И тоже поддается влиянию. К туннелю привыкнуть надо.
— Какому еще влиянию? — рассвирепел Батыркулов. — Что вы мне тут голову морочите? Я сейчас живо наведу порядок!
— Вот и я говорю… — поддержал его Панчук. — Рабочие сами не скоро управятся. Они ропщут! Вслух не высказываются, но я же чувствую, настроение у них не того… не очень хорошее. Как бы и они не взбунтовались. Чего делать-то?
— Пробы грунта брали? — зло спросил Батыркулов.
— Брали.
— И что?
— Ничего особенного. Никаких отравляющих веществ не обнаружено. Радиационный фон обычный для горы. Ваши же лаборанты проверяли. И радиоактивность они замеряли.
— А воздух? Может, там газ какой просачивается?
— Забор воздуха тоже производился. Никакого газа не обнаружено.
— Вот беда! Ну что тут скажешь? — сокрушался Батыркулов. — Это чистая психология. Самовнушение. Придумали черт знает что, а теперь сами своих же фантазий боятся. Говорил я вам, Валерий Михайлович, пресекайте слухи на корню!
— Как же я их пресеку? — Изотов сердито сплюнул и бросил окурок в кусты. — Людям рты не заткнешь.
— С чего все это пошло?
Инженер пожал плечами. Он всю ночь не спал, думал о Ларисе и о своих несостоявшихся отношениях с ней. Она не сама сорвалась с тропы: ее убили. Врач, прилетевший вместе с комиссией, установил, что смерть наступила в результате перелома шейных позвонков, и только потом тело было сброшено в расщелину. Уже мертвую, женщину волокли по камням. На ее одежде были обнаружены характерные повреждения.
— Дыма без огня не бывает, — сказал Изотов. — Разбираться надо. После взрыва в стене туннеля открылась какая-то ниша. Естественные пустоты такой правильной формы иметь не могут.
— Еще как могут! — возразил Панчук. — Природа — великая мастерица. Иногда такое учудит, что только диву даешься. А проходчиков хлебом не корми, дай байки потравить. Их выдумки послушать, так никто в гору не пошел бы.
— Все равно, — стоял на своем Изотов. — Разбираться надо.
— Разбираться… — проворчал Батыркулов. — Сколько разбираемся, а толку? Все еще больше запуталось. У нас уже не два трупа, а три. И дай бог, чтобы не больше.
— Что вы такое говорите? — возмутился Панчук. — Накаркаете, Хушкадам Одилович…
— Ладно, не стоит сгущать краски, — согласился председатель. — Давайте устроим выходной. Отпустите солдат и рабочих, пускай отдохнут. За день волнения улягутся, что-то прояснится. И возьмите еще раз пробы воздуха и породы. Кстати, я навещал Паршина, он совсем плох. Врачи советуют отправить его в клинику. Правда, он и слышать об этом не хочет. Хоть вы его уговорите, Валерий Михайлович.
— Попробую… но гарантий не даю.
Изотов попрощался и пошел к туннелю. Он сам лично осматривал подозрительную нишу в толще горы. Заваленная обломками породы пустота, похожая на наклонную шахту с гладкими стенками. Вот эти-то гладкие стенки и послужили пищей для невероятных слухов. Людям только дай повод, они так все приукрасят, мама родная не узнает. Однако двое военнослужащих действительно потеряли сознание во время расчистки завала. Так это и раньше бывало, с проходчиками. Подняли бурю в стакане воды! Теперь сами же от этого страдают…
— О чем задумались?
Изотов вздрогнул и поднял голову. Навстречу ему шагал Вересов. Альпинисты все еще оставались на стройке. Интересно, почему они не возвращаются на свою базу? Из любопытства, наверное.
— Красивый нынче рассвет, — сказал Илья, пожимая инженеру руку. — Глаз радуется, а душа поет.
— Мне не до этого… — вздохнул тот. — Одни шишки на голову сыплются. Не успеваю увертываться.
— Черная полоса?
У Изотова вырвалось совсем не то, что он собирался сказать:
— Лариса Мельникова погибла…
— Жаль ее, — сочувственно произнес Вересов. — Кому она мешала?
— Хорошая была женщина. Сердечная… Эх, судьба-злодейка! Спасибо вам, Илья, за помощь. Без вас лежать бы ей в той проклятой расщелине…
— Мы что? Мы просто подняли ее, — смутился скалолаз. — Обычное дело.
— А!.. — махнул рукой Изотов. — Как мне не хотелось впрягаться в это строительство! Надо было к себе прислушаться. Меня метростроевцы звали, лучше бы я к ним пошел. Нет, романтики захотелось! Вот и хлебаю теперь эту романтику полными ложками. Хорошо бы еще в тюрьму не загреметь…
— Выпить хотите? — предложил Илья. — У меня коньяк есть.
Изотов чувствовал себя отвратительно с похмелья, поэтому согласно кивнул.
Они сели на холодный с ночи камень. Вересов достал плоскую мельхиоровую бутылочку, отвинтил пробку и наполнил ее коньяком.
— Сначала вы.
— Отличный коньяк, — оценил Изотов.
— Еще по одной?
Они повторили процедуру.
— Не расстраивайтесь, — сказал Вересов. — Все образуется.
От коньяка внутри разлилось приятное тепло, и жизнь перестала казаться Изотову адом кромешным.
— У вас есть хобби? — спросил он Илью. — Какое-нибудь сильное увлечение?
— Я горы люблю.
— А еще? Любимое занятие? Стихи не пишете?
— Не-а… С искусством совсем не сложилось, — усмехнулся Вересов. — Ни писать, ни рисовать не умею. Музыкального слуха тоже нет. Ребята вон на гитарах бренчат, песни поют, а я не умею. Бесталанный родился. Видать, не приглянулся Господу Богу.
— А я камни собираю… — признался Изотов. — Очень я их люблю. Особенно редкие минералы. Я ведь мечтал геологом стать.
— Я тоже камни собираю! — обрадовался Илья. — С покоренных вершин! У меня их знаете сколько? Самый первый я привез с алуштинской стены.
— Отсюда, с Язгулема, что повезете? Вересов погрустнел.
— Похвастаться нечем, — вздохнул он. — Неудачный поход получился. Я ведь здесь не первый раз, но такого облома еще не было. Не везет, и все. Хоть тресни! Мы год назад, летом, изучали хребет Петра Первого — самый северный на Памире. Трудное было восхождение, но удачное. Вершина Безымянная… слыхали?
— Нет.
— Классный был подъем! Вышли мы рано, едва рассвело…
Изотов с удовольствием слушал. Хоть какая-то разрядка.
— Сразу за лагерем тянулась зеленая котловина, — продолжал Вересов. — Простор… воздух, как слеза… Аж дух захватило! Ради таких вот мгновений в горы и ходят. Через котловину вышли на скальный гребень. Такой себе, не очень сложный, средней крутизны. А после трех тысяч метров пошли осыпи… Это опасно. Любой упавший камень может повлечь за собой камнепад. Обогнули осыпи — глядим: торчит скальный выступ. Если на него смотреть с определенной точки, то он похож на запрокинутую голову человека с открытым ртом. Поэтому так и называется — Орущая голова. Пять часов мы на нее поднимались. Вот это было восхождение! Снег, ветер… Я оттуда целых три камня привез.
За коньяком они перешли на «ты» и уже похлопывали друг друга по плечу, как старые друзья.
— Нельзя нарушать традицию, — сказал альпинисту Изотов. — Отсюда тоже камень возьми. Хочешь, пойдем, в отвалах породы покопаемся? Ее после взрыва полно из туннеля натаскали.
