Анна и Сергей Литвиновы - Девушка без Бонда
– Слушай, хватит! – простонала Татьяна. – Что ты надо мной глумишься? Чего ты хочешь?..
– Как чего? – простодушно усмехнулся Зет. – Того же, чего хотят все мужчины. Сначала – секса. А потом – денег. Именно в таком порядке.
– Да пошел ты!
– И еще я хочу – подлить тебе кофе. Может быть, сахару? Молока? Сливок?
Она в гневе смотрела на Зета, борясь с искушением вцепиться в это насмешливое, жутко противное лицо. Но все же взяла себя в руки и буркнула:
– Лучше плесни туда коньяку.
Зет, конечно, непрост.
Однако она – у него дома. Он ее скрывает и защищает. И он, слава богу, не похож на маньяка. Значит, надо попробовать с ним договориться.
* * *А в то же самое время катер «Примавера», на борту которого из некогда дружной команды остались лишь двое, уже огибал Пелопоннесский полуостров. Назавтра Жан-Пьер и Мадлен планировали прибыть в Италию. Там они оставят катер в порту Бриндиси и пересядут на поезд до Неаполя. А ближе к вечеру они предстанут перед своим приятелем – антикваром, который отвалит им за ожерелье с подвесками пусть не пять миллионов (за сколько оно выставлялось на аукционе), но три или, на худой конец, миллиона два евро. Мадлен разбиралась в драгоценностях и не сомневалась: бриллиантовые подвески такой величины и красоты, пусть даже криминального происхождения, того стоят.
Погода благоприятствовала беглецам: стоял нехарактерный для Средиземного моря в октябре штиль. Солнце светило жарко, и можно было загорать и нежиться на палубе.
Жан-Пьер включил автопилот, лег и лишь изредка поднимал голову, обозревая сквозь солнечные очки морские дали: не сближается ли с ними какая-нибудь яхта, шхуна или торговый теплоход?
– Слава богу, мы наконец-то вдвоем, – промурлыкала Мадлен, поглаживая обнаженную сильную руку друга.
– Ты уверена, что Жиль мертв? – пробормотал, не отрывая глаз от моря, Жан-Пьер.
– Я лично всадила ему пулю в голову. Его черепушка разлетелась на кусочки. Я видела это собственными глазами.
– А ты кровожадна, – хмыкнул Жан-Пьер. – Как самка богомола.
– Богомолиха сжирает своего партнера, – улыбнулась девушка, – из-за инстинкта, а совсем не ради другого парня.
– Может, остановим мотор, ляжем в дрейф? – Жан-Пьер провел рукой по бедру Мадлен.
– Зачем, милый?
– Сначала искупаемся, а потом…
– Разве нам не надо спешить?
Его губы щекотали ей живот.
– Надо, но…
Мадлен рывком встала и сказала – как отрезала:
– Раз надо спешить – значит, будем спешить.
Жан-Пьеру ничего не оставалось делать, как смириться.
– Ступай, проверь курс, – скомандовала Мадлен, – по-моему, нам надо забирать севернее.
– Да, сейчас посмотрю… – молодой человек поднял голову, снял очки и, по-прежнему лежа, уставился на девушку снизу вверх. – Только сначала скажи… – Он помедлил.
– Сказать – что? – отрывисто поторопила она его.
– Тебе не жалко Жиля?
– А как мы еще могли от него избавиться?
– Просто рассказать ему все.
– Рассказать – что? Конкретно? – недобро прищурилась Мадлен.
– Ну, что у тебя с ним все кончено, ты теперь любишь меня, и чтобы он проваливал куда подальше… И вообще: что нам надоели его вечное недовольство, вечные команды… Что мы теперь хотим работать самостоятельно.
– Ты думаешь, Жиль послушался бы? – горько усмехнулась Мадлен. – Покорно отошел бы в сторонку?
– А что он мог возразить?
– Возразить?! Да он бы превратил нашу жизнь в ад: и твою, и мою! Он бы нас просто изжарил на медленном огне. И хорошо еще, если в переносном, а не в буквальном смысле! От таких мужчин, как он, не уходят. Ты его просто плохо знаешь…
– Плохо знал.
– Что?
– В прошедшем времени: плохо знал. Он мертв, Мадлен.
– Да, он мертв, – равнодушно подтвердила она.
* * *Жан-Пьер исчез в рубке, потом спустился в трюм и наконец показался на палубе с двумя банками ледяного пива в руках. Протянул одну Мадлен. Она покачала головой:
– Я не буду.
Парень открыл свою, глотнул пенящегося напитка.
– На самом деле меня больше заботит другое… – начала Мадлен, оглядывая горизонт. Справа по борту виднелись греческие берега. А слева, со стороны открытого моря, появилась черная точка: то ли катер, то ли сторожевик.
– Что именно тебя волнует? – переспросил Жан-Пьер.
– Наш заказчик. Мы не доставили ему ни того мужика с Фолихандроса, ни голову горгоны.
– Забей. Мы его никогда больше не увидим.
– Ты уверен?
– Он не станет нас искать. А даже если станет – вряд ли найдет. У него, я думаю, просто нет исполнителей.
– Зато у него хватает денег.
– Его задания – просто блажь.
– Зато он хорошо платил. А мы, получается, его заказы не отработали. Мы кинули его, Жан-Пьер.
– Еще раз говорю тебе: забей. Мне вот интересно другое: что поделывает наша русская подруга?
– С чего это вдруг она стала тебе интересна?
– Ну, мы ее, по-моему, классно подставили. А если ее схватила полиция – девчонка уже наверняка все про нас рассказала.
– А что она могла рассказать про нас?
– Хотя бы сообщить название нашего катера.
– По-моему, эта русская тебя, Жан-Пьер, волнует совсем по другому поводу: ты хотел ее трахнуть, а она не дала. Мужики гораздо лучше помнят женщин, которые им не дали, чем тех, с которыми у них все получилось.
– Ты хочешь сказать: я тебя очень скоро забуду?
– Нет уж! Я не дам тебе забыть о себе, красавчик.
Мадлен погладила Жан-Пьера по мускулистому животу и еще раз оглядела горизонт. В ее глазах заплескалась тревога, потому что она увидела: та точка, которую она пятью минутами раньше приметила вдали, неуклонно растет в размерах. И движется тем же, что и они, курсом. Теперь она уже превратилась в спортивный катер стального цвета, который стремительно их нагонял.
* * *– Давай ходу! – азартно крикнула Мадлен своему спутнику.
Жан-Пьер бросился в рубку и прибавил оборотов двигателю.
Однако мощности моторов оказались явно не равны. Катер преследователей несся гораздо быстрее. С каждой минутой он приближался.
В рубке захрипело радио:
– Эй, на «Примавере», заглушить моторы и лечь в дрейф!
Говорили по-английски с сильным акцентом – с каким именно, Жан-Пьер не мог понять. В ответ он только выругался в микрофон.
Сдаваться молодой человек не собирался. Он схватил пистолет-автомат и выскочил на палубу.
– Мадлен, иди к рулю! – выкрикнул он. – Следи за обстановкой и чаще маневрируй!
Чужой катер приближался. На его палубе возникла фигура в черном. В руках человек держал оружие.
Жан-Пьер прицелился в него, однако катер, на котором удирала парочка, подпрыгивал на волнах, автомат в руках ходил ходуном. Француз решил поберечь патроны.
А его враг в черном не экономил. Он дал в сторону «Примаверы» длинную очередь – практически не целясь, от бедра.
Пули ударили в борт, в фонарь рубки. Треснуло пластиковое стекло, фонтанчиком ударили крошки дерева. Жан-Пьер инстинктивно бросился на теплые доски палубы.
– Заглушите двигатель и остановитесь! – раздался в воздухе усиленный мегафоном голос. – Мы не сделаем вам ничего плохого. В противном случае вы будете уничтожены.
Если бы Жан-Пьер знал, с кем имеет дело, он бы ни за что не остановился. Он предпочел бы погибнуть в бою.
Но он представления не имел, кто их нагоняет – полиция? Береговая охрана? Может быть, морские пираты? Поэтому он крикнул в рубку:
– Мадлен, глуши мотор!
У него еще будет время, чтобы пожалеть о том, что они не сражались до последнего.
Совсем немного времени.
* * *В тот же самый момент примерно на двести километров северо-восточнее того места, где произошел захват катера, – на материке, в самом центре Афин, в разговоре двух собеседников тоже помянули Татьяну Садовникову. Однако от беседы Мадлен и Жан-Пьера это толковище отличалось тем, что говорили, во-первых, двое строго одетых мужчин в галстуках, а во-вторых, изъяснялись они по-русски.
– По-моему, самым лучшим выходом и для нас, и для нее, – молвил первый, – будет, если ее возьмет греческая полиция. Пусть посидит в местной каталажке, пускай ее даже осудят, дадут срок… А тогда уже можно ходатайствовать о ее передаче нам для дальнейшего отбытия наказания. По-моему, пара лет тюрьмы этой авантюристке пойдет на пользу – научит уму-разуму и охладит ее пыл. Будет знать в другой раз, с кем можно водить дружбу, а с кем – нет.
– Да, хорошенькая трепка ей, конечно, не помешает, – покачал головой второй, – но мы же тут не воспитывать девиц поставлены, правда? А отдавать ее грекам ни в коем случае нельзя, ни на день.
– Почему? – остро глянул первый. – Потому что Ходасевич – твой любимый учитель? И ты не хочешь его расстраивать?
– Нет. Девчонка слишком много пережила в последнее время. Само по себе это меня не волнует, мы ей не мамочки. Но, главное, она слишком много знает. Как бы не начала болтать в тюрьме.
