Анна и Сергей Литвиновы - Девушка без Бонда
На самом высоком уровне была спланирована сверхсекретная операция «Укус пчелы». Цель ее заключалась в том, чтобы доставить на подводных лодках сверхмощные, стомегатонные, заряды к берегам США. Затем следовало разместить их на дне моря и оснастить торпедами для доставки к береговой кромке Америки.
Ядерные заряды гигантской мощности планировалось использовать, если поражение Советского Союза в грядущей войне станет неизбежным. Отсюда и кодовое название операции, «Укус пчелы», ведь, как известно, пчела может применить свое смертоносное жало лишь один раз, после чего неминуемо погибает. Бомбы взорвали бы действительно только в крайнем случае. Ведь результатом их взрыва могло стать не только уничтожение всей прибрежной Америки, но и целого континента, а возможно, и гибель всей цивилизации…
Проведение операции «Укус пчелы» по размещению термоядерных бомб на дне моря совпало по времени с Карибским кризисом. Точнее, весь Карибский кризис, как по нотам разыгранный советским руководством, явился не чем иным, как операцией прикрытия для «Укуса пчелы». Пока все дипломатические и военные усилия американцев были сосредоточены на том, чтобы вывести наши ракеты с ядерными боезарядами с Острова свободы, пока их самолеты-разведчики только и делали, что фотографировали территорию Кубы, а боевые корабли осуществляли ее блокаду, советские подлодки – под пеленой информационной завесы – что называется, под шумок! – установили в намеченных местах, на дне Атлантического и Тихого океанов, термоядерные боезаряды мощностью сто мегатонн каждый. И именно потому, что эта главная часть операции под кодовым названием «Укус пчелы» была выполнена, советское руководство столь легко пошло на уступки президенту Кеннеди и вывело с территории Кубы свои ракеты…
Итак, очень ограниченный круг людей знает об этом, но начиная с октября 1962 года Америка окружена подводным смертельным кольцом: таящимися на дне океанов восемью термоядерными бомбами мощностью сто мегатонн каждая. И никто из наших лидеров – ни дедушка Брежнев, ни Горбачев с его «новым мышлением», ни дерьмократ Ельцин – так и не сообщили своим новым друзьям-штатникам о таящейся угрозе. Что ж, я ни в коем случае их не осуждаю. Дружба, как говорится, дружбой, а табачок врозь. Надобность в «последнем укусе» (не дай бог, конечно!) еще может возникнуть.
И потому, насколько мне стало известно, каждая из ядерных торпед до сих пор поддерживается в боевой готовности. Специальные команды (именно с одной из таких меня и свела судьба в 1985 году на Кубе) в назначенные сроки проводят ревизию и профилактику всех устройств.
Где конкретно находятся остальные семь чудовищных зарядов, я не знаю. Однако местоположение одного из них мне очень хорошо известно. И подчеркну еще раз, на данный момент, 12 августа 1999 года, когда я пишу эти строки, данная термоядерная торпеда поддерживается в исправном состоянии и готова к использованию, сие мне доподлинно известно.
А координаты ее таковы: 22,6165 градуса северной широты и 78,8784 градуса западной долготы.
Эти координаты я определил собственноручно еще в 1985 году, а потом перепроверил по бумагам ныряльщиков в те дни, когда мне довелось нежданно-негаданно стать соучастником операции по проверке боеготовности термоядерного боезаряда.
Что ж! Я ни секунды не сомневаюсь, что после моего исчезновения отсюда, из Греции, «чистильщики» из московского Центра тщательнейшим образом обыщут мою афинскую квартиру и изучат каждую строчку, написанную моей рукой. Надеюсь, в принадлежащей мне антикварной лавке они не станут рыскать столь дотошно. Поэтому сейчас я запечатаю это письмо и заложу его внутрь головы горгоны Медузы.
Мне почему-то кажется, что найдутся люди, которым понадобится эта информация. И которые будут готовы за нее хорошо заплатить.
В. Костенко,
12.08.1999 г.»
* * *Таня дочитала рукописные листочки и досадливо их отшвырнула.
Зачем ей, спрашивается, – теперь! – эта древняя шпионская история? Карибский кризис, стомегатонные бомбы, загадочные координаты!? Как это может ей помочь – здесь, сейчас, в современных Афинах, когда она фактически оказалась в плену у странного Зета? Человечество, конечно, жаль, но кто захочет заплатить за эту тайну хотя бы копейку? Кто – в обмен на столь потрясающую информацию, так сказать, по бартеру! – сумеет ее отсюда вытащить?
Таня, опустошенная, присела на кровать. Столько было усилий, чтобы заполучить голову горгоны! Столько непонятных надежд она с ней связывала! И тут – такое разочарование! Будь она правозащитницей или политиком, тайна Костенко ей бы очень пригодилась. А грабительнице и соучастнице убийства она вряд ли нужна.
Впрочем, в голове у нее промелькнула одна… нет, еще не идея… не мысль… так, тень мысли… Как видишь боковым зрением промельк зверька в чаще, и непонятно, видел ты его или не видел, может, только колыхание травы и покачивание веток заметил… Татьяна помнила подобные чувства – не озарения, а пред-озарения, случались они в ее рекламной работе…
И теперь – она знала по себе – для того, чтобы предчувствие превратилось в полноценную идею, надо затаиться и ни в коем случае не зацикливаться на своем озарении. Образно говоря, чтобы увидеть, следует как раз приложить все усилия, чтобы – не видеть. Прикинуться, что не нужен тебе тот зверек, – мысль, а ты здесь совсем по другому делу и занимаешься совершенно другими вещами, не нужны тебе никакие зверьки.
И Татьяна, чтобы отвлечься, глянула на часы. Уже семь вечера.
Зет как из дому уехал, так его и нет. Но он ясно распорядился, кажется: подавать Тане ужин в комнату. Она, конечно, вгорячах отказалась, но вряд ли Нгуен в курсе. Где же он, черт возьми? Почему не обслуживает госпожу? Или семь часов по-гречески еще не время ужинать?
Таня вышла из комнаты. С этими слугами – пора бы уж привыкнуть, достаточно имела дел с холуями сильных мира сего! – миндальничать нельзя ни в коем случае, живо на шею сядут. Надо найти кухню Нгуена и устроить узкоглазому разнос. То, что греческая полиция подозревает ее во всех смертных грехах, еще не повод задерживать ей подачу ужина!
Но только Татьяна покинула свою обитель – как навстречу ей потекли томительные запахи пищи, а следом за ними показался вьетнамец собственной персоной: катит сервированный столик с блюдами, прикрытыми колпаками. Что ж, входи. Очень мило, Нгуен. Велкам!
– Когда вы будете кончать – звонить в колокольчик, пожалуйста. Приятного аппетита!
Спасибо, Нгуен!
…А когда Таня расправилась с жареными креветками – те были вкусные, наверняка если не сегодня, то вчера выловленные – и запила их очень добротным сухим вином, идея, часом ранее мелькнувшая было в голове, словно суслик в траве, теперь вдруг сама будто вышла прямо на нее – во всей своей красе.
И когда вьетнамец, повинуясь звону колокольца, явился убирать посуду, Татьяна сухо заявила ему:
– Так, Нгуен, мне необходимо проверить свою электронную почту. Где у хозяина компьютер, подключенный к Интернету?
Конкретный план действий Садовникова никогда предпочитала не продумывать. Довольно того, что есть генеральная идея: чего она хочет добиться. А высчитывать, что она скажет сначала, да что ей ответят, а она – на это возразит… Нет, это не в ее правилах. Не в шахматы играет. Импровизация – вот ее стиль! Вдохновение – вот ее козырь!
Вьетнамец растерялся. Видать, Зет не оставил ему никаких указаний: что можно девушке, а что – нельзя. Да и вообще слуга, кажется, не вполне понимал: каков ее статус?
Кто она? Новая наложница? Пленница? Или свежеиспеченная госпожа?
– Ну, Нгуен? – поторопила Таня. – Мне надо срочно!
– Да, мадам. Вы хотеть прямо сейчас?
– Конечно же. Говорю тебе, срочно.
– Одну минуту, мадам. Я убрать посуду и вам показать.
– Нет, посуда подождет! Показать сейчас же! – С этим Нгуеном она вот-вот правильно изъясняться по-английски разучится!
– Да, мадам.
И вьетнамец, одной половиной своего сознания желая ей угодить, а другой – отчаянно труся, повел девушку в святая святых – кабинет хозяина. Когда вводил в комнату, смотрел тревожно – может, не поздоровится ему, если мастер узнает, что он допустил сюда эту женщину?
– Спокойно, Нгуен. Всего пара минут. Можешь подождать здесь и проследить, чтоб я, упаси бог, не стала рыться в ящиках и на полках…
Но… В итоге – ничегошеньки у нее не вышло. Совсем рядом с нею плескался информационный океан без границ и берегов, океан, где очень трудно сохранить что-то в тайне, хоть в десять гипсовых голов свой секрет засовывай, но… Пока она обречена была оставаться на берегу…
Хозяйский компьютер немедленно запросил пароль – и что она могла сделать? Требовать пароль у Нгуена? Так тот не знает, а если и знает – не скажет. Таня ввела на удачу «BMW» да «SERIFOS» – а больше она ничегошеньки о Зете и не знала: ни имени его настоящего, ни даты рождения, ни номера телефона, да и имя его любимой собаки, омерзительного волкодава, запамятовала… Поэтому у нее не было даже пищи для предположений, для гаданий – каким у господина Зета может быть в компьютере пароль…
