Виктория Платова - Два билета в никогда
– Вы полагаете?
– А вы нет?
– Пожалуй…
* * *ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА СОФЬИ НОВИКОВОЙ– Я хотела ее смерти. Это правда.
– Прежде чем мы продолжим, я обязан предупредить вас, Софья Леонидовна. Вы имеете право не свидетельствовать против себя.
– Я хотела ее смерти. Все эти годы. Все то время, что знала ее. Она была плохим человеком. Жестоким. Несправедливым. Она могла унизить… Да черт возьми, она только и делала, что унижала. Одним своим видом давала понять: вы – никто. Проклятая старуха!
– Софья Леонидовна!..
– Господи, наконец я могу это сказать!.. Я ее ненавидела. Нет человека, который причинил бы столько боли нашей семье. Толе, мне. Не говоря уже о Сашке.
– На вашем месте я был бы осторожней в выражениях.
– Я и так была осторожна. Даже чересчур. Все эти годы я молчала. Молча жрала все ее пренебрежение и хамство. Таскалась вместе с детьми на дурацкие дни рождения, портила себе каждый Новый год… Что там говорит народная мудрость? Как встретишь Новый год – так его и проведешь? Вот именно! Вот я и проводила его носом в дерьме. И молчала, молчала…
– Почему? Не проще ли было прекратить общение, раз уж так невмоготу? Или… все дело в дивидендах, которые вы надеялись получить?
– Дивидендах? Думаете, я рассчитывала на то, что нам перепадет что-то от старухиных щедрот?
– Разве нет? Разве не ваш муж наследовал состояние матери в случае ее кончины? Вместе с братьями, разумеется?
– Ха-ха! Надеяться, что с Беллой что-то случится, – это все равно что надеяться на цветение вишни в феврале. Старуха блюла себя. Массажисты, тренеры по фитнесу… Раздельное питание. Не удивлюсь даже, если она пила коктейли из крови младенцев по утрам. А все для того, чтобы протянуть до ста двадцати, портя нам жизнь.
– Думаю, это было не единственной ее целью.
– Но одной из главных.
– Так почему вы продолжали общаться?
– Все дело в Толе. Он любил мать.
– Несмотря на унижения?
– Он хотел мира.
– Даже ценой тех страданий, которые претерпевали вы?
– Он не понимал их глубины.
– А вы пытались объяснить? Поговорить с ним?
– Время от времени. Но с Толей все намного труднее, чем с моими пациентами.
– Вы врач?
– Я психоаналитик.
– Вот как… Еще один специалист по психологии.
– Не понимаю вас.
– Личный секретарь Новиковой… Карина Габитовна.
– Она психолог? Я не знала. У Беллы был своеобразный подход к персоналу. Не очень удачный, надо сказать. Особенно это касается людей, которых она упорно называла личными секретарями.
– А на самом деле? Кем они были?
– Мальчиками для битья. Иногда – девочками. За семнадцать лет знакомства со старухой я их десятки перевидала. Ну, пятнадцать как минимум. Каждый Новый год, каждый ее проклятый день рождения – новое лицо.
– Были и мужчины?
– Было несколько юношей… О, нет, это не то, о чем вы сейчас подумали…
– Откуда вы знаете, о чем я подумал?
– Интимные отношения, не так ли? Первое, что приходит в голову. Но я сомневаюсь, что Беллу это вообще интересовало. Перверсивной личностью в классическом понимании она, конечно, не была. Но ее отношения с людьми… Изощренный садизм, вечное желание доминировать… Иначе, как психологической перверсией без сексуального подтекста, назвать это я не могу.
– Мудрено.
– Ничего сложного. Но если отказаться от терминов… Старуха унижала своих наемных работников так же, как и нас, членов семьи. Самодурствовала. Самодурствовать было ее естественным состоянием. Мне кажется, она любого человека испытывала на прочность.
– Опасное занятие. Так и врагов нажить немудрено.
– Она хорошо платила за свои капризы.
– Думаете, что тушить такой пожар можно большими деньгами? А вдруг не сработает?
– Срабатывает, как правило. Практически никто не уходил от нее добровольно.
– Вы хорошо осведомлены, Софья Леонидовна.
– Несколько лет назад моим пациентом был один из ее бывших личных помощников. Пришлось выводить его из состояния глубокой депрессии.
– Удалось?
– На тот момент – да.
– Очевидно, он многое рассказал о своей работодательнице?
– Ничего такого, о чем бы я не знала. Или хотя бы не догадывалась.
– Выходит, госпожа Добрашку была единственной, кто прошел испытание на прочность?
– Кто это? Госпожа Добрашку?
– Карина Габитовна. Нынешний ее секретарь.
– Да-да. Я поняла. Она подзадержалась, это правда. Мы имели счастье лицезреть ее второй год подряд.
– Как думаете, почему?
– Скорее всего, этому благоприятствовала болезнь Беллы. Она просто воспользовалась ситуацией, эта… Добрашку. Ужасная фамилия.
– Румынская.
– Час от часу не легче! Какая ирония, согласитесь. Третировать окружающих на протяжении десятков лет, чтобы потом полностью оказаться во власти какой-то румынки.
– Ну… Она еще искусствовед, не только румынка. Специалист по декоративно-прикладному искусству Южной Африки.
– Я впечатлена. Но прежде вы говорили, что она психолог.
– Училась какое-то время на психогическом… Так она утверждает, во всяком случае. Где у нас готовят психологов? В университете?
– Да где угодно! Масса факультетов распихана по самым разным ВУЗам…
– А где учились вы?
– В Санкт-Петербургском университете. Это имеет какое-то значение?
– Просто интересуюсь. Вы ведь примерно одного возраста с госпожой Добрашку… Могли оказаться в одной студенческой среде…
– Моей средой был Толя. Я довольно рано вышла замуж.
– И у вас сразу же начались нелады со свекровью?
– Она всегда считала наш брак мезальянсом.
– Э-э?..
– Смущает термин?
– Да нет. Я понимаю, что такое мезальянс. Но не могу понять, что конкретно не устраивало в вас Беллу Романовну.
– Сам факт моего существования.
– А если бы на вашем месте оказалась другая?
– Думаю, ее постигла бы та же участь.
– Ваш муж так сильно привязан к матери?
– Не могу сказать, что в этом есть что-то болезненное. Никакого Эдипова комплекса, поверьте. Он довольно ровно относится и к матери, и к брату… Братьям… И он слишком много работает, иногда – по двадцать часов в сутки. При таком режиме особо не порефлексируешь.
– Чем он занимается?
– Строительством жилых комплексов. Он подрядчик.
– А в бизнесе матери ваш муж никакого участия не принимал?
– Нет.
– Это было его решение?
– Решения обычно принимает Белла Романовна. Но не думаю, чтобы Толя так уж страдал оттого, что не вовлечен в экспорт и обработку древесины. Ему нравится его работа.
– А Виктор?
– Виктор – управляющий банка. Что-то небольшое, региональное…
– И, надо полагать, аффилированное со структурой матери?
– Возможно. Я никогда не интересовалась этим вопросом.
– А что скажете насчет Александра?
– Он не живет в России, последний раз я видела его десять лет назад. Накануне отъезда. Тогда он был совсем мальчишкой.
– Это был вынужденный отъезд, насколько я понимаю?
– Да. Старуха просто выжила его. Выкинула, как щенка. Взяла – и перерезала нить. И рука не дрогнула.
– Что произошло?
– Это не моя тайна. Есть такая вещь, как этика… Она распространяется не только на профессиональную среду…
– Слишком много слов, Софья Леонидовна, слишком много слов. Просто объясните мне…
– И диктофону?..
– Считайте, что его нет.
– Но он есть.
– Неужели так сложно ответить? Он что, цинично обокрал мать? Переметнулся на сторону конкурентов? Спустил в казино семейное состояние?
– Это не моя тайна.
– Другого ответа не будет?
– Нет.
– Вы так защищаете Александра, как будто он очень вам близок. Прямо родственные души!.. Надо полагать, все эти годы, несмотря на его отъезд, вы поддерживали отношения? Назло старухе? А, Софья Леонидовна?
– Мы не поддерживали отношений.
– Почему?
– Так получилось. Мне жаль, что так получилось.
– Десять лет солидаризировались с узурпаторшей, а теперь жалеете?.. Ну, хорошо. Вы, в общем, ему не родственница. Не кровная родственница. А ваш муж? Он тоже позабыл о существовании брата?
– У него свои резоны. Я относилась к ним с пониманием.
– А к Александру не относились с пониманием? У него были причины ненавидеть мать?
– Я бы на его месте возненавидела… Если бы не была на своем.
