Татьяна Устинова - Где-то на краю света
«…В эфире радио «Пурга» и Олег Преображенцев, я приветствую слушателей Чукотки!»
«…Нас слушают все и везде: геологи, вахтовики, оленеводы, охотники. И в вездеходах, и в стойбищах, и в отдаленных поселках».
Только это ее и спасло.
Человек кромсал ее одежду, рвал, швырял, он даже ботинки ее разрезал, сумку распорол! А она лежала на полу землянки, голая и сизая, и ему было на это наплевать.
Только потому, что тундра слушает радио «Пурга», Лиля осталась жива и стоит сейчас возле голландской печки в просторной и светлой, жарко натопленной комнате.
– Лиля, – предостерегающе сказал Преображенцев очень близко. – Лиля, тихо, все в порядке.
– Посадите вы ее, дайте воды! – закричала Юлька.
– Коньяку лучше! Ну-ка, хлебни, хлебни!.. Давай-давай.
– Олег, – спросила Лиля, как ей показалось, очень медленно. Уши у нее заложило. – Ты здесь?
– Лилька, хватит, не зеленей! Я боюсь!
– Да не бойтесь вы, Юлия, она у нас кремень! Это, знаете, какая девушка?! Всем девушкам девушка! Ну как? Отошла маленько?
Лиля Молчанова несколько секунд сосредоточенно смотрела перед собой, а потом моргнула, из глаз пропала чернота, звон в ушах поутих, и оказалось, что она боком сидит на стуле, а прямо перед ней на корточках Преображенцев, и она держится обеими руками за его руку, а Багратионов сует ей к губам чашку, а Юлька смотрит на все это, очень бледная.
– Давай, милая, – повторил полковник, – ничего!
Лиля залпом выпила то, что было в чашке, сунула ему ее обратно, обняла Олега. Очень быстро. Очень крепко.
Вот так не страшно. Вот так можно дышать.
– И ведь молодец редкий подруга ваша, – с чувством сказал полковник Юльке, которая таращила глаза. – В панику не кинуло ее, голышом в пургу не ушла, чтоб уж одним махом погибнуть, и поскорее! А как очнулась, рекогносцировку местности провела, спички нашла, печку затопила, свечку затеплила! Я ее еще стрелять обучу из дробовика, из винтовочки, из табельного! Слышь, Лиль! Или вон Олег обучит!.. С ножом управляться. Огонь-девушка будет!.. Уважаю. Вот Богом клянусь, уважаю. За крепость духа. Можно сказать, веру во весь дамский пол ты мне вернула. Отпусти ты ее уже, а, Преображенцев! Чего ты ее мнешь?! Вон еще на шкуру отволоки и сам рядом ложись!.. У нас дела не поделаны, а ты готов уже!
– Как я рада тебя видеть, – сказала Лиля Олегу. – Если бы ты только знал…
– Как я боялся, что не найду, – сказал Олег Лиле. – Я же не знал, где искать.
Юлька сняла очки и протерла их краем свитера, как будто не верила своим глазам. Нацепила и опять уставилась. Хотела что-то сказать и не стала.
– Дальше, дальше чего? – поторопил несентиментальный и бесчувственный полковник. – Думайте давайте оба!.. Чем я Роману Андреевичу отчитываться буду, а он с меня спросит!..
– Он и с меня спросит, – сказал Олег.
– С тебя какой спрос? Ты брат родной и родственник ближайший! А я за все ответственный.
– Фу-у-у, – выдохнула журналистка Костина. – Чудны дела твои, Господи! Молчанова-а-а! А Молчанова! Погляди на меня, это я, твоя подруга! Прилетела из Москвы к тебе с приветом! Ты хоть отрази что-нибудь!
Лиля оторвалась от Олега и посмотрела на Юльку.
– Ты правда, что ль, в землянке голая сидела? – спросила та.
Лиля кивнула.
– Я про тебя статью напишу, – сказала Юлька в сердцах. – Получу Пулитцеровскую премию. А лучше роман. Тогда Нобелевскую получу.
– Давай на шкуру сядем? – предложил Олег.
– Да говорю же, ложитесь лучше, айфон мне в руку!
– Чтоб ты не упала.
– Я не упаду. Это просто… так.
Преображенцев кивнул – ну, конечно, просто так, – отвел ее на шкуру и усадил. Лиле было неудобно, некуда девать ноги, а сидеть, как он, она не умела.
Некоторое время все молчали.
Юля Костина быстро прикидывала, как это все вышло.
Полковник представлял, какая бурная ночь впереди у Преображенцева, только ее еще дождаться надо.
Преображенцев думал, что не дождется.
Лиля думала, как хорошо сидеть на шкуре.
– Искали что-то, – ни с того ни с сего покраснев, сказал Олег. – Сначала искали в сумке. Сумку-то утащили на радиостанции! Не нашли. Потом обыскали твою комнату, тоже ничего не нашли. Паспорт забрали понятно зачем.
– Зачем?
– Чтоб ты не могла улететь.
– Я и так не могла улететь! Метель мела, самолеты не летали!
– Ну, вот сегодня метель ушла, а улететь ты все равно не можешь. Паспорта нет.
– Справку мы сделаем, конечно, – задумчиво подтвердил полковник, – только все равно не за пять минут.
– Я не собираюсь улетать.
– Да не в этом дело, Лиль! – возразил полковник с досадой. – Дело в том, что, выходит, тебя им надо здесь зачем-то задержать.
– Но если бы я в тундре замерзла, я бы и так никуда не полетела.
– Есть логика, – согласился Багратионов. – То есть получается, что, наоборот, нет!
– Что могли искать в твоей сумке?
– А в вещах? – встряла Юлька. – Я так понимаю, вещи все разрезали и разорвали, да? Этот человек предполагал, что ты прячешь что-то ценное в одежде. В сумке нет, в комнате нет. Значит, носишь с собой. Типа за корсажем! Что это может быть?
– Понятия не имею, – призналась Лиля.
– Ну, ладно, Молчанова, давай соображай уже! А то из карабина стрелять научишься, а думать разучишься!
– Да я правда не знаю!
– И при чем тут Вуквукай? – опять вступил полковник. – С него все началось-то, айфон мне в руку!.. И кто на радио звонил? Охоту объявлял?
– Охоты никакой нет, – перебил Преображенцев. – Нутэвэкэт так сказал. Никто из тундры не охотится на городскую женщину.
– Зачем тогда звонили? Брехали про охоту?
– Пугали? – предположила Лиля.
– Кого пугали-то? Нас, выходит дело, пугали! Ты-то ничего про охоту знать не можешь, про нее только местные в курсе.
Преображенцев почти все время молчал и думал, но как-то рывками, то и дело сворачивая в сторону медвежьей шкуры, звуков и запахов, которые он чуял своим луораветланским чутьем, ждал и предвкушал их, потом, спохватившись, поворачивал упряжку, и следующий рывок был уже в область инопланетных цивилизаций, скоротечности времени, странных и невероятных перемен, случившихся с ним в последнее время, а думать следовало не об этом, никак не об этом!
Нужно думать, с чего все началось, прав Сан Саныч.
С убийства охотника Вуквукая? С их общих игривых эфиров и придуманных детективов? С чего?
– Надо узнать, кто и куда на метеорологическом вездеходе ходил, – сказал он, чувствуя Лилино присутствие рядом. – Это я узнаю. А ты, Саш, свои все проверь, где были.
– Про свои я в полном курсе. Но на всякий случай, конечно, надо.
– Сумку могли утащить только те, кто был в тот день на радиостанции. Надо у Богданыча список взять, посмотреть, кто входил-уходил.
– Он своих-то с постоянными пропусками небось не записывает?
Преображенцев покачал головой – нет, не записывает.
– То-то и оно.
Олег поднялся со шкуры – Лиля проводила его глазами. Как он встает, скрестив ноги?
– Нам ехать пора. Если ты на самом деле хочешь в эфир.
– Хочу.
– Молчанова, я с тобой, – сказала Юлька.
Преображенцев собрал со стола чашки и понес на кухню.
– Злодей наш, кем бы он ни был, все равно должен закончить начатое. Лиля жива. Мы не знаем, нашел он, чего искал, или нет. Если нет, он продолжит поиски.
– И что это значит? – спросила Лиля.
– Охранять тебя надо, вот что это значит, – сказал полковник озабоченно. И вдруг подмигнул: – Слышь, Олежка, хочешь я ее к себе в часть заберу? Там как в швейцарском банке – мышь не пролетит, муха не проскочит! А?! Не хочешь?! А то давай заберу!..
– Вездеходы, – напомнил Преображенцев. – Ты проверяешь все свои, кто на них ходил, когда и куда. А я у метеорологов поспрашиваю.
– Да они все пьяные вечно, метеорологи твои! У них из-под носа не то что вездеход, ангар можно уволочь, они и не заметят ничего! Потом проспятся – нет ангара!.. Ну, решат, что, стало быть, пропили!
– И посмотрю, кто на «Пургу» в тот день приходил. Может, гости какие-нибудь.
– Да, – согласился полковник озабоченно. – Погода вернулась, теперь злодей наш в любую минуту может того… тю-тю…
– Да это свой кто-то, Сан Саныч!
Багратионов хотел было энергично возразить, даже рот открыл, но спохватился и рот закрыл.
– Ка-а-акой вы горячи-и-ий! – протянула Юлька Костина. – А можно я возьму вас под руку? Я боюсь поскользнуться и упа-а-асть!
Полковник моментально подставил ей руку калачиком, и они пошли к выходу и там возились недолго, и слышались оттуда игривые Юлькины смешки и басовитые полковничьи похохатывания, а потом одна за другой хлопнули входные двери.
Лиля с Олегом посмотрели друг на друга.
Очень многое нужно сказать. Спросить. Получить ответ.
И совершенно ясно, что ни поговорить, ни спросить не удастся. Они молча оделись и вышли на улицу, в холодный и ослепительный солнечный свет.
