Светлана Борминская - Клубника в горьком шоколаде
— Знаете, мне вдруг пришло на ума — если вы дальние родственники с Жилянскими, то значит, могли бы договориться и разделить наследство на две ваши семьи, ведь так? — Ирина взглянула в глаза бабусе, но тут же отвела взгляд. Глаза бабуси напоминали мокрую пещеру, в которую страшно войти.
— Ах, Ира, люди не любят делиться даже копейкой, просто вы, видимо, ещё не знаете об этом, — проворчала бабуся скрипучим голосом. — Что может быть чернее, чем родственная зависть и неприязнь? Ничего, Ира, ничего… Кстати, я пробовала предложить подобное, но в результате моя дочь скоропостижно умерла от неизвестной болезни, а дочь профессора Жилянского, каким-то потусторонним способом, стала мачехой моих внучек… Ира, включите свет, я уже дышать не могу в этой темноте, — выбивая зубами дробь, отчётливо произнесла Лиля Юльевна, и когда в зеркалах бессчётное число раз отразилась пыльная люстра, хлопнула в ладоши. — А налейте-ка нам винца вон из той бутылки, Ира!
— Вам полный бокал? — спросила Ирина, открывая початую бутылку бордо.
— Да, полный… Спасибо, — Лиля Юльевна пригубила вино. — Знаете, когда Самсон притащил в мою квартиру этот чёртов чемодан с документами, я, прочитав их, поняла, что в России буквально пару лет назад жил настоящий потомок графа Калю, который всё это скрупулёзно собирал и хранил в надежде получить наследство своего прапрадеда. Я долго размышляла, что в итоге помешало ему получить наследство, и первое, что пришло на ум — он был не выездной. Или же, по причинам безопасности, ведь что-то иметь в нашей стране всегда опасно!.. Я долго искала его, но так и не нашла, видимо, он был стар и уже умер… У моей дочки было четыре физических доказательства родства с графом — грушевидная мочка уха, длинные мизинцы на руках, две макушки и родимое пятнышко в форме мухи на груди.
— Лиля, а какие ещё приметы являются бесспорными доказательствами родства с графом Калю? — выпив свой бокал до дна, спросила Ирина.
— У мужчин — тело длиннее ног, а у женщин — мизинец правой ноги может быть неразвит. Кстати, у Жилянского как раз короткие ножки и длинное туловище, ха-ха…
— Лиля, простите меня за излишнее любопытство, но мне не даёт покоя вопрос, что же случилось в тот день перед бурей? Почему вы послали внучек на дачу с нянькой, а сами остались в Москве? — Ирина с опасливой жалостью взглянула на тяжело дышащую старуху с пустым бокалом в трясущейся руке.
Лиля Юльевна отставила бокал и сердито взглянула на Ирину.
— На самом деле я вернулась с полпути на дачу, потому что хотела собрать все свои вещи, ведь уехав, не всегда знаешь, когда представится возможность вернуться. Когда я вошла в дом дождь только начинался, а через несколько минут что-то упало на крышу, и я побежала на второй этаж, где в расколотой джакузи увидела труп Виолетты.
— Вас возмутило, что прислуга мылась в хозяйской ванной?
— Меня возмутило, что бедная женщина мертва, — отмахнулась Лиля Юльевна. — Если бы даже прислуга поедала икру из хозяйского холодильника или расхаживала в вечернем платье Жилянской, то и это бы меня не смутило. До этого, кстати, я не замечала за Виолеттой никаких причуд, по-видимому, она закончила уборку в доме и на свою беду решила ополоснуться в джакузи, у неё же дома нет такой роскоши. Ира, я знаю, что взяла на свою душу тяжкий грех, когда вместо того, чтобы вызвать милицию и скорую помощь надела на палец Виолетты Константиновны своё кольцо, а потом накинула её куртку, замоталась платком, взяла зонт и вышла из дома. У нас одинаковое телосложение, так что на меня никто не обратил внимания, когда я шмыгнула на улицу мимо охраны.
— Лиля Юльевна, но почему вы так поступили? Ведь вы потеряли всё, и ради чего? — спросила Ирина.
— Вы правильно сказали, что я потеряла всё, — бабуся печально покосилась на опустевшую бутылку. — Надев своё кольцо на палец прислуги, я вдруг почувствовала эйфорию оттого, что меня больше нет! Я до животной боли устала бороться с жизнью к тому дню и, даже больше того — я потеряла смысл жизни!..
Случилось столько непоправимого, а ведь всё могло пойти по другому сценарию. Однажды, Жилянский предложил мне выйти за него замуж, когда понял, что я не собираюсь отдавать ему документы из этого чёртова чемодана.
— А вы ему отказали? — догадалась Ирина.
— Да, отказала, — сквозь зубы ответила Лиля Юльевна. — Мне было пятьдесят, я вырастила дочь. Вы думаете, в пятьдесят женщины грезят о замужестве?
— А почему бы и нет?! Лиля, а как Жилянский отреагировал на ваш отказ?
— Есть два сорта мужчин, — бабуся проглотила горький комок. — Первые при отказе кидаются ухаживать с новой силой, и добиваются своего. Зато вторые мстят по полной программе, и Жилянский из их числа. Ко мне в квартиру на Тенистой улице, так часто влезали, что я жила все эти годы, как на вулкане. Ира, мне так часто ломали дверь… Я трижды просыпалась, когда в моём доме по комнатам рыскали воры, ища этот проклятый чемодан с доказательствами родства с Калю. Они рыскали, а я притворялась, что сплю, как мертвая. Нас ненадолго спасло, что Ева вышла замуж за Кима, и мы оказались под его покровительством. Я надежно спрятала доказательства в доме Кима, и воры отстали. Затем стали рождаться мои внучки, и Жилянский, похоже, чуть не сошёл с ума… Потом Ева внезапно умерла, Жилянская очаровала моего бывшего зятя, мои внучки стали её падчерицами, и страшный сон сбылся наяву!
— Почему же вы ничего не рассказали Киму и не остановили его, когда он собирался жениться? — возмутилась Ирина.
— Как можно остановить мужчину, который решил жениться, и невеста согласна? — Лиля горестно покачала головой. — Я пробовала рассказать ему о наследстве графа ещё когда Ева была жива… «Не заморачивайся, тёща! Тебе нужны деньги? Их есть у меня!» — вот его слова дословно. Ира, ведь в Триедином банке настолько фантастические условия получения этого наследства, что одно только их перечисление уже кажется тяжелым параноидальным бредом! И вот тут я поняла, что мне и даром не нужен этот миллиард… Ну, на черта, скажи, он мне?! Что я с ним буду делать на седьмом десятке, я ведь привыкла жить на очень небольшие деньги и довольствоваться малым! Ну, допустим, я его получу, а дальше-то что?! Жертвоприношение моими внучками вполне могло произойти в той же последовательности, как это случилось с моей дочерью. Евочка всегда строила планы и думала о будущем, а всё рухнуло за неделю. В итоге, я — старуха, внучки — маленькие, их отец — телемагнат, а Жилянские теперь наши родственники, с которыми страшно жить.
— Лиля Юльевна, но неужели факт отравления вашей дочери Евы нельзя было доказать? — пробормотала Ирина. — Как вы могли оставить такое зло безнаказанным?..
Бабуся сидела, как нахохлившаяся птичка и вытирала слёзы.
— Можно эксгумировать тело дочери, но вот как пристегнуть произошедшее к Жилянскому? — буркнула она. — Он ведь близко к Еве не подходил.
— Ох, по-моему, стоило сразу отдать этот чемодан с доказательствами Жилянскому, и пусть бы он подавился этими деньгами! — вскочила Ирина.
— Если бы я знала тогда, что случится с Евой… Сто раз — да, но не уверена, что мы бы остались живы даже в этом случае, ведь мы всегда могли оспорить наследство — я, Ева и три девочки. Поэтому я и решила исчезнуть вместе с доказательствами, раз представилась такая возможность, чтобы Жилянский отстал от внучек. У них пока нет никаких признаков родства с Калю, и без чемодана доказательств — они обычные девочки. Кстати, Ира, как вы нашли мой загранпаспорт? — устало улыбнулась бабуся.
— Ваша соседка Матрёна Гуряева отняла его у бомжа, который нашёл его на помойке, и передала его мне.
— А что ещё нашёл этот бомж? — перебила её Лиля Юльевна.
Ирина замялась и промолчала.
— Ничего? — хлопнула в ладоши бабуся. — Я так и думала… Где теперь этот мешок с моими старыми кофтами и мощами? Наверное, сгнил на какой-нибудь свалке. Там всякое несусветное старье, под которым и лежали кресты, трость, плащаница и перчатки, но они вряд ли привлекут даже бомжа. Знаете, я ведь видела, с какой ненавистью Тамара несла к помойке этот мешок, она хотела досадить мне, выкинув из дома Хазарова всё, что имело отношение к нам с дочерью. Тогда я забыла про паспорт, и даже обрадовалась, что Тамара ничего не знает об этих вещах. Я успокоилась, ведь Жилянский ничего не сказал своей дочери о наследстве графа, и это всё меняло в корне — мои внучки могут её не бояться! Жилянский любит свою дочь, но деньги он всегда любил больше.
— Но вы же могли остаться и быть их бабушкой, Лиля?
Лиля закрыла лицо руками.
— Ира, в этой запущенной квартире мы говорим и говорим о миллиарде долларов… Денег этих я никогда не увижу, и жизнь позади. Виктор Готфридович не поверил бы, если бы я рассказала ему чистую правду, что его дочь выкинула мешок с доказательствами на помойку улицы Пичугина. Последние годы могли быть годами обычного житейского счастья, а стали годами ожидания беды. Мы с Евой нахлебались сполна, но не стали богаче ни на копейку! Лучше бы влюблённый Самсон никогда не приносил мне этой чарующей рухляди, лучше бы я не знала о ней, и моя дочь осталась жива. Кому нужно наследство такой ценой? Проклятое, проклятое наследство… Оно никому не достанется и никому не принесет счастья! — Лиля Юльевна убрала руки с лица и посмотрела на Ирину тусклыми глазами всё потерявшей старухи.
