Михаил Васильев - Грибник
— Стой! Стой, сука! Осади.
Но та, будто сама по себе, тащила его куда-то. Иногда не удавалось тормозить, и Артур просто бросал педали и крутил руль, пока автомобиль еще двигался по инерции. Так несколько раз проехал на красный свет. К счастью, уже наступали сумерки, и автомобилей в этом районе было мало. Еще хорошо, что он знал здесь все улицы, переулки и сквозные дворы и пока успешно уклонялся от попутного и встречного движения.
Хуже было до этого, когда несколько раз пришлось выехать на проспекты. Артур боялся, что упрямая машина вылезет на тротуар, где густо шли ни о чем не подозревающие пешеходы. Еще больший страх вызывали трамваи, грохочущие мимо, как будто почти впритирку, казалось, что какой-то из этих ящиков вот-вот заденет боком. И совсем плохо — когда один раз такой трамвай впереди остановился, и народ, не обращая внимания на машину Артура, тупо ломанулся через дорогу. Тот проехал прямо через толпу, разгоняя ее неистовым бибиканьем.
Чтоб немного отдохнуть, кое-как остановился прямо перед каким-то запрещающим знаком, свернув сразу за Калинкиным мостом, где стоять было, вообще, нельзя…
Вокруг было пусто, только пролетали мимо по мосту автомобили, уже с зажженными фарами, мелькали белым ксеноновым мертвым светом.
Ни души. Ни живых, ни мертвых. Не видно даже Акакия Акакиевича, что должен дежурить здесь и срывать с прохожих шинели. Для него было то ли слишком рано, то ли ему не нравилась современная верхняя одежда.
Наконец-то, этот бесконечный город закончился, иссяк. Автомобиль с Артуром внутри медленно катился по шоссе. Приближалась ночь. Неясная, летняя, когда еще светло, но понятно, что уже поздно. Ехал он неестественно долго — даже не верилось, что не проехал еще эти сто километров. Освещенные деревенские окна по обочинам встречались все реже и вот исчезли совсем. Все кругом спали.
"Прямые инвестиции. Контрольный пакет акций…" — мысленно повторял Артур, боясь забыть по дороге. Готовился к разговору с Великолуцким. Но все это время, чем дальше Артур ехал и чем ближе приближался к даче, тем нелепее казался его план, эти бумаги, учредительные документы.
Не было уверенности, что он не заблудился. Но вот, кажется, выбрался, стал приближаться к нужному месту. Это показалась железная дорога, а дальше знакомая станция. Вот здесь, кажется, он уже шел, нес эти сигары. Свернул на грунтовую дорогу, машина стала подскакивать на высохшей до каменной твердости земле. Насколько, оказывается, длиннее был этот путь, когда пришлось идти от станции пешком. Кажется, он все-таки забыл все, что собирался высказать Великолуцкому. На всем этом не давало сосредоточиться одно недавнее воспоминание. Как ни пытался Артур отмахнуться от него, отогнать, но оно почему-то все время возвращалось. И еще — кажется, среди этих бумаг было что-то, сначала не обратившее на себя внимания, но никак не дававшее покоя. Что же? Артур, наконец, не выдержал, остановился прямо посреди деревенской дороги. Достал из-за пазухи документы. Торопливо пролистал. Ну конечно! Вот же оно. Кузьмич собирался продавать свои акции! И уже понятно кому. Пожалуйста! Дальше написано совершенно ясно: Фролову Иллариону Львовичу. Кому же еще. Великолуцкий так долго готовился к этой продаже, для этого бумаги и понадобились ему тогда на даче, в прошлый раз. Видимо, в душевном нетерпении Кузьмич не смог спокойно отдыхать на лоне, в своей Чаще. Не давали покоя, терзали проблемы. Решил все обдумать, подготовиться и покончить с ними.
Теперь, наконец, Артур догадался, о чем так долго сегодня твердил и что пытался растолковать некий внутренний голос. Дополнительные пазлы теперь встали на место, и вот она сложилась, общая картина.
"Да, чему-то я успел научиться… Может, интенсивное чтение детективов сказывается?"
Теперь он приезжал не с ложным искусственным обвинением, теперь он вломится настоящим обличителем, ангелом мщения.
Сидя в освещенной изнутри машине, Артур бормотал обвинения, которые сейчас предъявит Великолуцкому, будто репетировал:
"Признаюсь, Абрам Кузьмич, пока я ехал сюда, у меня не было ни улик, ни свидетелей. Но по дороге свидетель внезапно появился. И это я сам. Все время вспоминал, где видел лицо одного алкаша. Да, да, того самого, во фраке, что стоял под моими окнами, смертельно пьяный и просил у всех прикурить. И которому я бросил спички, снизошел, в буквальном смысле. А может, пьяным он не был, а притворялся, играл? Ведь вы его хорошо знаете, часто видели это лицо. Даже очень часто, потому что этот алкаш — вы и были. Я так долго не мог узнать, где видел вас раньше, ведь вы так удачно гримируетесь под алкашей… И вот вспомнил только сейчас. Наконец, догадался. И о том, кто был таинственным другом наркомана Герыча. Тем, якобы, музыкантом из нашего театра, что спал на полу в его комнате. И о том, что заставило вас тратить время в неинтересном обществе опустившегося наркомана, в его грязном логове. Первое — другом, конечно, были вы. Второе — заставляли его деньги. Вы говорите, что денег у Герыча не было? Да, сначала не было, а потом с вашей помощью и участием появились. Сначала появился церковный клад, церковные ценности. Те, что он с помощью чужого металлоискателя нашел в стене восстанавливаемой церкви и украл. Вслед за этим пришли и деньги. Худрук Среднего театра Великолуцкий быстро помог темному наркому продать его сокровища. Превратить их в звонкую монету. Тот не знал, что вы давно это готовили. Откуда ему было знать. Ведь до этого вы, Абрам Кузьмич, проиграли свои деньги и, наверняка, влезли в долги, передав все, что у вас было, племяннику для игры на электронной бирже. И акции тоже вынуждены были заложить. Чтобы вылезти из этой… Ну, скажем, дыры, втерлись в доверие к Герычу. Тот был гораздо простодушнее, чем выглядел, так ведь и вы к тому же очень хороший актер. Сначала казалось, что продать ворованное церковное добро сложно. Сложно и сильно рискованно. Но вы добились, чтоб богатенький Фролов в долг оплатил вашу долю. И этим, как говорится, подписал себе смертный приговор. Тут удачно влез Арманд. Фролов с ним поссорился и выстрелил в него из моего нагана. Это навело вас на мысль о том, что с самим Фроловым можно поступить так же. Вы в очередной раз воспользовались ситуацией. Чтобы не возвращать ему долг, и, заодно, акции тоже, вы его и убили. Лично, своими руками. Одев Квазимодо, как выражаются костюмеры в театре. Психологически вы были готовы. Потому что уже переступили черту до этого, уже были состоявшимся убийцей. Ведь это вы убили внезапно разбогатевшего Герыча, и так полуживого. Надо думать, завладели и его деньгами. Состоянием покойного. Худрук Великолуцкий примат расчетливый. Убить наркомана проще простого. Как это было? Достаточно набодяжить чего, организовать передоз. Мало ли. Или вы сделали ему укол ударной дозы наркоты, когда тот был в невменяемом состоянии? Ощущается школа театральных интриг и рука настоящего режиссера. Творческий человек — что хочу, то и творю. Сильно вы все закрутили, намутили. Как сказал бы покойный Герыч, в мутной воде и рак свистнет. Вокруг вас люди валятся, как кегли, а Великолуцкий все всплывает. По законам физики. Нет, это были не просто типично российские убийства. Это были типично новые российские убийства. Из тех, что стали возможны с приходом новых времен. И все это осталось бы никому неизвестным, как говорится, покрытым мраком, если бы я случайно не увидел и потом не узнал вас, во время этого вашего уличного представления с переодеванием. Точнее дворового, в моем дворе. Маски слетают по ходу пьесы".
Вне машины стояла ненастоящая сумеречная северная ночь. Совсем светло. Эта ночь сейчас обозначалась только тишиной. Умолкнувший мир, тишина заменяла темноту.
Было тепло, даже еще жарко; не ощущалось, что все окна в машине открыты. Артур выключил в салоне свет, выбросил наружу ненужные теперь бумажки. Белые листы взвились и опустились на пыльную траву, придорожные кусты. Такой инородный, чужой всему здесь материал.
Артур завел машину и тронулся вперед.
"Вот удивится Кузьмич, когда узнает, что мне от него нужно. Всего-навсего вернуть свой наган. Только для того и приехал", — подумал Артур.
Это не могло не получиться, так убедительна, убийственна была подготовленная им речь. Артур даже жалел, что, наверняка, не удастся произнести ее до конца. Кузьмич, конечно, сразу вручит ему наган и постарается побыстрее выпроводить.
"Знаете, — опять бормотал Артур. — На мои мысли меня навело одно наблюдение во время пьянки у меня на даче. Тогда я заметил, как сильно отличается психология человека с деньгами и человека без денег. Гораздо больше, чем принято считать. Конфликт принцев и нищих. Большущее заблуждение считать, что человек без денег бескорыстен и благороден. Финансовые принцы не знают, как могут их ненавидеть нищие… А окончательно вашу роль во всем этом прояснило воспоминание об одном случае. Когда-то нам с товарищем в кафе подали коньяк, прямо перед этим купленный хозяином в соседнем магазине. И вот, как-то позже, я подумал, что, оказывается, это возможно — с успехом продавать чужое. И так, что ничего доказать будет невозможно".
