Ирина Комарова - Мирная профессия
– И что сказала мама? – мягко спросил Анатолий. С его точки зрения, румянец смущения шел девушке необыкновенно. Он не удержался и коснулся кончиками пальцев горящей щеки. – Что-то неприятное?
– Да нет. Просто у нее… как бы тебе сказать? Своеобразное чувство юмора. Но она не возражает, – Лена криво усмехнулась, – чтобы я потратила небольшую часть своей жизни, а именно – сегодняшнюю ночь, на уход за страждущими.
– Страждущий, это, значит, я, – Анатолий перенес руку ей на плечо, хотел притянуть к себе, но Лена неожиданно вывернулась.
– Ты долго посреди комнаты столбом стоять собираешься? – нарочито нахмурив брови, спросила она. – У тебя, между прочим, постельный режим. Вот и марш в постель!
– Ничего подобного, – жизнерадостно отказался он. – Меня сначала умыть надо и переодеть.
– Ну и умыва… – Взгляд Лены остановился на упакованной в гипс руке, – ах, да. Ну, давай я помогу.
Действуя очень осторожно, она стянула с него рубашку, но умыться Анатолий решил без ее помощи.
– Я как кошка, одной лапой, – объяснил он закрываясь в ванной. Постоял минуту, прикрыв глаза и представляя, Лену рядом, в этом крохотном помещении, нежно проводящую мокрой намыленной ладошкой по его покрытой синяками спине, вздохнул и сунул голову под кран.
Анатолий не только умылся, но даже слегка ополоснулся холодной водой – горячей, по-прежнему, не было (если честно, никто и не ожидал, что она вдруг появится). Тем временем, Лена разобралась, как раздвигается диван, нашла постельное белье, застелила. Когда Анатолий вошел в комнату, она изучала листок, который дал врач, сверяя его содержимое с разложенными на столе лекарствами.
– Ага, это мы примем сейчас, – бормотала она, – это кольнем, это после еды…
Он прошел у нее за спиной, опустился на диван, со вздохом, полным блаженства, откинулся на взбитую подушку, вытянул ноги.
– Господи, как же я устал!
– Странно, с чего бы это? – Лена оглянулась и снова покраснела.
И ничего такого не было неприличного: Анатолия даже нельзя было назвать раздетым – шорты, одежда для дома вполне достаточная. Мог бы, конечно и футболку какую-нибудь натянуть, но с учетом всех неудобств, которые доставляет сломанная рука… Слишком он был хорош, вот в чем дело. Естественно, если человек совсем еще недавно серьезно занимался спортом, и не шахматами какими-нибудь, а боксом, то ясно, что при ближайшем рассмотрении, задохликом он не окажется. Да и вчера вечером, когда он был без рубашки, кое что удалось увидеть. Но вчера – это было вчера. С тех пор, как она таращилась на него на собственной кухне, словно идиотка никогда не видевшая мужчин, прошли почти сутки, причем наполненные такой массой событий, сколько не пришлось пережить за все предыдущие двадцать пять лет жизни. Ладно бы еще все ограничилось их посиделками в кафе, прогулкой по старому двору и даже поцелуями на куче строительного мусора. Но потом были еще нападение бандитов, пистолет, направленный прямо в лицо, появление Кости с милицией, смерть Бориса, часы ожидания в больнице… И сейчас, человек, расслабленно раскинувшийся поверх лимонного цвета тонкой махровой простыни стал не просто ближе и дороже, он стал… Анатолий слегка шевельнул правым плечом и Лена невольно сморщилась, словно сама ощутила его боль. И тут же рассердилась на себя. Она зачем здесь осталась: глазеть или дело делать? Быстро сверилась со списком, взяла две таблетки, принесла из кухни стакан с водой:
– Выпей. Укол можно перед сном сделать, а можно сейчас, если болит сильно.
– Сильно, это как? – он слегка усмехнулся. – Когда уже терпеть не можешь и начинаешь кричать?
– Нет. Сильно, это когда боль не дает думать больше ни о чем.
– А-а, понятно. Значит, действительно, можно еще подождать. Потому что, если честно, то боль не мешает мне думать о еде.
– Намек поняла, – засмеялась Лена, вставая. – Сейчас разберу сумку, я там много всякого вкусного набрала.
– Вот только не надо ничего готовить, Леночка! Ты тоже сегодня нахлебалась, так что не затевай возню на кухне. Колбасы и хлеба взяла?
– Да.
– Вот и хватит. Съедим бутерброды, чаем запьем и порядок.
– Уговорил, – кивнула она. А чего спорить, если действительно, с ног валилась. – Только не чаем, а молоком, оно тебе сейчас полезнее.
– Пусть будет молоко, – согласился Анатолий.
Лена не стала даже делать бутерброды, просто принесла в комнату все необходимое – большую тарелку, хлеб, колбасу, нож, стаканы и пакет с молоком. Наелись почему-то очень быстро – хватило по паре кусков, а молоко выпили все. И убраться после такого незатейливого ужина было делом одной минуты.
– Ну что ж, – Лена вышла с кухни, посмотрела на часы. – Скоро, наверное, Костя вернется. Ты уверен, что не стоит укол сделать?
– Честно? – Анатолий вымученно улыбнулся. По одной этой улыбке, Лена поняла, как ему плохо и, не дожидаясь, пока он окончательно решится, начала готовить шприц.
Она снова помыла руки, потом, еще раз сверившись со списком, достала из коробки ампулу и легко вскрыла ее. Так же умело, распечатала маленький, на два кубика, одноразовый шприц.
– Ленка, – смущенно окликнул ее Анатолий, – а в руку этот укол можно сделать?
– В руку? Не знаю. Обычно обезболивающее колют без затей, в… – Лена поперхнулась и, взглянув на мужчину в шортах, напряженно вытянувшегося на диване, покраснела. – Собственно, можно и в бедро уколоть. И вообще, не отвлекай меня всякими глупостями.
Она набрала лекарство, подняв шприц вверх, сбросила воздух и осторожно надела на иглу пластиковый защитный чехольчик. Анатолий с удивлением и беспокойством, наблюдал за ее, хотя и медленными, но вполне уверенными движениями.
– Ты что, действительно уколы умеешь делать? Откуда?
– У меня мама врач, ты забыл? В вену я, конечно не рискну, и если набор лекарств слишком сложный, тоже. А простой, внутримышечный… где у тебя спирт и вата?
– Спирт в баре должен быть, в бутылочке пластиковой, а вата… честно говоря, я не уверен, что у меня она есть. Посмотри в ванной, в аптечке.
Вата нашлась, спирт тоже, и Лена, уже собралась приступить к делу, когда обратила внимание на его побледневшее лицо.
– Ты что, Толя! – испугалась она. – Так плохо?
– Нет, не в этом дело, – он виновато улыбнулся. – Просто я с детства уколов боюсь. И не говори мне, что такому большому должно быть стыдно. Я эту присказку с семи лет слышу.
– Не скажу, – Лена с нежностью посмотрела на него. – Надо же, я все время узнаю про тебя что-то новое.
– Ты надо мной смеешься?
– Ни в коем случае. Наоборот, умиляюсь. Понимаешь, эта маленькая слабость делает моего сурового шефа хоть немного человечнее. Не бойся, у меня рука легкая.
– Когда это я был суровым? – искренне изумился Анатолий, пропуская мимо ушей заверения, насчет «легкой руки». Эту песню он тоже всю жизнь слушал и давно перестал обращать внимание.
– Ну, мало ли. Так, навскидку я сразу и не скажу. – она присела на край дивана, рядом с ним. – Повернись немного на бок.
– Нет, это, если хочешь знать, даже обидно, – он послушно повернулся, забыв про шприц у нее в руках и продолжал рассуждать: – С чего это вдруг – суровый? Да я всегда… ой!
– Что «ой»? – холодно спросила она. – Я еще не колола, только спиртом протерла.
– Лен, а может и не стоит вовсе? – он зашевелился, пытаясь развернуться и посмотреть ей в лицо. – У меня и рука болеть перестала, честно, совсем уже не бо…
– А ну, смирно! – неожиданно рявкнула она и Анатолий замер на полуслове. Тут же он почувствовал легкий шлепок, прикосновение холодных пальцев и, через три-четыре секунды, понял, что Лена прижимает проспиртованную ватку к месту укола.
– Что, – не веря себе спросил он, – уже все? Сделала?
– А чего там, – она встала и, снова закрыв иголку защитным чехлом, собрала со стола пустые ампулы. – Всего-то пара кубиков. Вот если бы десять, тогда бы ты почувствовал.
– Нет, дело не в этом, – он затряс головой. – У тебя действительно, легкая рука!
– Ну да, я же тебе говорила. Уж кажется, мама-то любую медсестру из поликлиники может выбрать, а ее всегда только я колю.
Лена сходила на кухню, выбросила мусор в ведро и, вернувшись в комнату, остановилась у окна.
– На что ты там загляделась? Иди сюда, ко мне, – позвал Анатолий.
– Кости что-то долго нет, – отозвалась она.
Анатолий поморщился – эти слова показалось ему несколько неуместными. Да, Костя еще не вернулся. Но они, кажется, и без него прекрасно обходятся. Или Лена так не считает? Может она уже жалеет, что согласилась у него остаться? Может жалеет, что вообще связалась… он зажмурился и резко выдохнул. Нет. О таких вещах лучше не думать. Не дай бог, сбудется.
А Лена отвернулась от окна и спросила неожиданно:
– Знаешь, я одного не могу понять, почему Борис Петрович?
– В каком смысле? – перемена темы была настолько внезапной, что Анатолий даже растерялся немного. – Почему его убили?
