Наталья Андреева - Истина в вине
«Справедливости нет, — сказал Иван Таранов. И добавил: — Ни на земле, ни выше». Но есть закон сохранения вещей. Не надо кричать в отчаянии: «За что мне все это?!!» Надо просто вспомнить. Вспомнить…
Он толкнул следующую дверь и присвистнул. Комната была жилая. Похожая на часовню, только вместо алтаря — портрет женщины. Он ее сразу узнал: Мария Воронова. Поясной портрет, но не тот, который он видел в кабинете хозяина, на втором этаже. Здесь Мария Воронова была моложе, улыбающаяся, в венке из ромашек, рыжеватые волосы распущены по плечам. Снимок, видимо, сделан в окрестностях замка. Не в тот ли год, когда ее муж скупил здесь землю? Она была счастлива, что болезнь его прошла, жизнь налаживается, бизнес идет в гору.
Красавицей Марию Воронову и в самом деле назвать было трудно, но она была очень мила. Мелкие черты лица, а глаза большие, распахнутые. И улыбка замечательная! Просто она не была похожа на девушек модельной внешности, которых предпочитают брать в жены богачи. Не блондинка, не длиннонога и не худа. Маленькая, уютная, милая женщина, избегающая ярких обтягивающих нарядов, потому что они ей не шли. Не у нее ли Елизавет Петровна переманила портниху? А теперь и мужа хочет присвоить. Не могло у Елизавет Петровны быть красивых подруг, Машу она выбрала не случайно. И просчиталась. Та заполучила мужчину, которого будущая бизнесвумен хотела себе в мужья. Но Елизавет Петровна — женщина умная. Что толку беситься и стенать? Надо понять причину. Почему так случилось? Почему подруге это удалось? Взять на вооружение достоинства Маши и, дождавшись удобного момента… В общем, дождавшись. Он невольно вздохнул.
Комната была просторная, но визуально суженная при помощи плотных портьер, обоев и обивки мебели темного цвета. Здесь был траур. Ему пришлось зажечь свет, чтобы как следует все рассмотреть. Кровать двуспальная, широкая. Окно огромное. Видимо, покойная жена Дмитрия Александровича любила свет. Много света. На некоем подобии алтаря перед ее портретом стояла бутылка вина. Ее он тоже сразу узнал. Аппликация, говорят, Матисс. Миллион евро. И вспомнил сцену за ужином, в первый вечер.
«Ты это собираешься пить?» Елизавет Петровна спросила. Всем было не по себе. Всем, кроме… Бейлис! Силиконовой блондинке вообще было наплевать, что она пьет, какое именно вино. Но именно Бейлис и умерла ночью. Матисс? Жаль, что он не разбирается в искусстве. И в вине не разбирается. Он подошел к «алтарю» и внимательно осмотрел бутылку, не дотрагиваясь до нее руками. Почему она здесь? Елизавет Петровна недавно назвала цену. Миллион евро! Но почему Воронову не следовало ее покупать?
Рядом с портретом стояла ваза с цветами. Цветы были свежие, казалось, что на лепестках застыли капельки утренней росы. Стебли и листья упругие, бутоны плотные, но они почему-то не пахли. Потрогал пальцем: да живые ли? Живые! Хоть что-то здесь живое. Оранжерея в замке, что ли? Скорее всего, она в одной из пристроек.
Он попятился назад и осторожно прикрыл за собой дверь. Послышались шаги на лестнице. Кто-то поднимался на второй этаж. Не стоит терять времени. Он быстро пошел к узкой лестнице, по которой можно подняться на смотровую башню, прикидывая, как поступить? Вступить в переговоры с часовым, если он там есть, или же напасть на него? И чем закончится очередная драка за выход в эфир? Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Он невольно усмехнулся. Кажется, дело идет к развязке.
Прислушался: тихо. И вновь ощущение, что замок вымер. Очень уж тихо. Если бы на смотровой площадке был часовой, оттуда слышались бы хоть какие-нибудь звуки. Не может же парень замереть на месте и молчать, как рыба?
Но по узкой крутой лестнице он все ж таки поднимался, соблюдая все меры предосторожности, стараясь не привлечь к себе внимания. И так же осторожно выглянул из-за двери. Но на площадке и в самом деле никого не было. Он покачал головой: ну надо же! Воронов снял осаду? Выходит, конец?
Он достал из кармана мобильный телефон и набрал номер. Ему не скоро, но ответили.
— Але… — зевок.
— Гарик, это я, Мишка. Узнал? У меня труп. То есть два трупа.
— Постой… Какие трупы? Ты ж от нас год как ушел!
— У меня мало времени, слушай, не перебивай. Я в загородном доме спятившего миллионера. Здесь бабу задушили, вот он и запер гостей у себя в замке, выясняя, кто из нас ее грохнул. А этой ночью грохнули еще и мужика. Я нашел возможность позвонить. Мог бы местным, по 02, но они подумают, что я сам спятил. Тот еще антураж! Замок, подвалы с вином, красавица-блондинка с силиконовой грудью. Полный п…ц! Ты-то меня знаешь давно. Все, что я говорю, чистая правда! Клянусь!
— Ты где?
Он торопливо назвал адрес.
— Бля! Это ж у черта на куличках! — присвистнул приятель.
— То-то и оно. Я хочу, чтобы ты позвонил в милицию, местным. Все ж таки коллеги. Боюсь, здесь скоро будет заварушка.
— Какая заварушка?
— Стрельба. Пусть поднимаются по тревоге. Скажи им: замок Ворона, они поймут.
— Мишка, воскресенье же! Ну кого я подниму?
— Роту спецназа, — зло сказал он. — Здесь парни серьезные, все — с «калашами». Будет горячо.
— Ты думаешь, я где? — зло спросил приятель. — У меня выходной! Ты понял? Если нет, говорю по буквам: Вера, Ыще одна Вера…
— У меня мало времени. Гарик, это уже не смешно.
— Мне тоже не смешно. Я не один, с девушкой.
— Здесь будет бойня, — резко сказал он. — Интуиция меня редко подводит. Гарик, здесь пахнет порохом.
— Да с чего ты это…
И в этот момент он услышал выстрел. И невольно вздрогнул.
— Ну вот! Началось! — зло сказал в трубку.
— Что там?
— Стреляли, — мрачно пошутил он. — Пока одиночным. Но все равно: поднимай ОМОН!
— Ну, если ты меня подставил… Твою мать!… — выругался приятель.
— Все, я полетел. Жду.
Он отключился, сунул мобильник в карман и побежал вниз по лестнице. Стреляли. Одиночный выстрел, похоже, тот самый «ТТ». Ружье, которое висело на стене во время всего спектакля, которое должно было выстрелить и выстрелило. Но где? В одной из комнат? В которой? На втором этаже? Он несся вниз по лестнице.
— Что случилось?!
На площадке второго этажа он столкнулся с запыхавшимся Дмитрием Александровичем Вороновым.
— Миша, кажется, стреляли?
— Кажется!
— Где? Кто?
— Что случилось? — выглянул из своей комнаты Федор Иванович Сивко. — Я не ошибаюсь, или это был выстрел?
— Что случилось? — из соседней комнаты выглянула… Ника. Так вот где она была! В спальне Таранова!
— Стреляли, — сказал он. — Надо понять где?
— Мне показалось, в соседнем крыле, — в раздумье пожевал губами Федор Иванович.
— А где Елизавет Петровна? — сообразил вдруг он. — Она бы тоже…
Он рванулся по коридору в другое крыло, в ее спальню. Остальные за ним. Топот ног, тяжелое дыхание мужчин за спиной, последней бежала Ника. Добежав, он рванул на себя дверь и невольно отпрянул.
Она лежала на кровати, навзничь, грудь окровавлена, остекленевший взгляд — в потолок. Лицо Елизавет Петровны было спокойно, будто бы она получила наконец то, чего так страстно и долго желала. В правой руке — пистолет. Он сразу понял: мертва.
— Что… — послышалось за спиной прерывистое дыхание Сивко.
— Спокойно, — сказал он. — Все назад. Елизавет Петровна умерла.
— А-а-а! — тоненько закричала Ника.
— Дмитрий Александрович, уведите ее!
— Ника, идем вниз.
— Мне страшно…
— Ничего страшного, — попытался успокоить девушку Воронов. — Похоже, она застрелилась…
Застрелилась? Они с Сивко переглянулись.
— Что думаете, Федор Иванович?
— А что? — пожал тот плечами. — Похоже на самоубийство.
— А мотив?
Сивко оглянулся, чтобы убедиться: Воронов уводит Нику. И бросил:
— А ну, зайдем.
И слегка подтолкнул его в спину. Они вошли в спальню Елизавет Петровны, дверь осталась приоткрытой.
— Ну, что тут можно сказать? — Федор Иванович мельком оглядел комнату и усмехнулся. — Вроде бы все чисто. Следов борьбы нет. Мебель на месте, положение потерпевшего соответствует первоначальной версии о самоубийстве, выстрел сделан с близкого расстояния. В упор. Все признаки налицо. Я бы даже сказал… — Сивко подошел к кровати, на которой лежала Елизавет Петровна, и принюхался. — Порохом пахнет. Его следы на одежде. Дуло приставили к груди. Она или… Будем считать, она. Похоже, умерла сразу. Выстрел в область сердца. Крови немного. Попала аккурат в точку. Будем считать, что она.
— По прежней работе не скучаете, Федор Иванович? — поинтересовался он.
— Как ты сказал? — слегка растерялся Сивко. — По какой работе?
— Вы ведь следаком раньше были.
— А, похоже, мы с тобой коллеги, — усмехнулся Федор Иванович. — Были.
— Почти. Я по другой части.
— Узнаю опера. Но откуда ты…
— Я все гадал: где же я вас видел? Да на фотографии! На старой фотографии!
