Мария Спасская - Черная луна Мессалины
– Зачем здесь ходишь в час неспокойный? – прорычал он. – Смерти ищешь, благородная госпожа?
– Что, Луп, за курочка? – захохотал его товарищ. Пошатываясь, он шел в их сторону с амфорой вина в руках. – Поделишься добычей?
– Тихо ты, Грат! – одернул его претор. – Дай узнать, кто такая и куда идет!
– Иду проведать императрицу и рассказать ей, что Гая Цезаря убили, – смиренно потупив взгляд, проговорила Валерия. Это вышло само собой. Мессалина и не думала напоминать солдатам о Цезонии, причинившей ей так много зла, но точно кто-то внутри шепнул, что пришла пора поквитаться. – Видят боги, теперь власть над Римом принадлежит малышке Друзилле, дочери убитого Гая Цезаря. И, о слава богам, Цезония, как опекун, уже сегодня займет императорский трон.
Рядом с Мессалиной останавливались преторианцы, прислушиваясь к разговору.
– А ведь бабенка правду говорит! – проревел краснолицый воин, размахивая кинжалом. – Старую шлюху и ее отродье тоже нужно убить, чтобы не дать этим сучкам завладеть императорским троном!
– Да! Убить!
– Скорее!
– Клянусь Марсом-мстителем! Мы сделаем это!
– Во имя двенадцати главных богов!
– Веди нас к потаскушке Цезонии! – слышалось со всех сторон.
В тесном окружении преторианцев Мессалина двинулась по хорошо изученному дворцу в сторону императорской спальни. Она не сомневалась, что жена Калигулы вместе с дочерью находится именно там. Семья всегда после обеда навещала Гая Цезаря. Подведя толпу разгневанных мужчин, размахивающих оружием, к двери императорских покоев, Валерия скромно отступила в сторону и опустила глаза в наборный мозаичный пол, точно боясь увидеть то, что сейчас случится. В дверь ударило сразу несколько кулаков, застучали в створки подошвы преторианских котурнов. Не дожидаясь, когда их впустят, мятежники выбили дверь, ворвались в покои, и через минуту до Мессалины донесся пронзительный крик ненавистной соперницы, затем плач малышки Друзиллы и мокрый чмокающий звук, точно большая сырая тряпка шлепнулась на мраморный пол.
– Проверь, умерла ли девчонка? – потребовал из-за дверей чей-то хриплый бас.
– Умерла, можешь не сомневаться! – пропыхтели в ответ. – Я ей голову об пол размозжил!
– Цезония тоже не дышит! – с воодушевлением сообщил Луп.
– Кому же мы теперь подчиняемся? – обескураженно выдохнуло сразу несколько голосов.
И снова точно кто-то прошептал Мессалине, что пришло ее время. Валерия взяла за руку растерянного Грата, оказавшегося к ней ближе всех. По дороге в императорские покои патрицианка успела заметить, как плащ ее Клавдия мелькнул в дверях Гермесовой комнаты, и теперь точно знала, что это Великая Темная Мать привела его туда.
– Достойный преемник императорской власти находится здесь, рядом с нами! – улыбнулась Грату Мессалина. Десятки воспаленных глаз устремились на ее лицо. – Я говорю о мудром дядюшке Гая Калигулы, почтенном Тиберии Клавдии Друзе, прославившем свое имя научными трудами и беспременной скромностью!
– Да! Клавдий! – восторженно вскричал Луп.
– Клавдий – наш император! – подхватили преторианцы, устремляясь следом за Мессалиной, торопливо направившейся в Гермесову комнату.
Валерия вбежала в покои, где укрылся ее боязливый супруг, и, осмотревшись по сторонам, разочарованно пожала плечами. Клавдия там не было. Грат, точно ведомый какой-то силой, вдруг устремился в соседнюю солнечную галерею и радостно выкрикнул оттуда:
– Нашел! Вот он где притаился!
Вся толпа рванулась за ним. В числе последних проскользнула и Мессалина. Преторианец стоял у портьеры, отдернув тяжелую ткань в сторону, и радостно таращился на Клавдия, пребывавшего в полуобморочном состоянии от страха. Колени патриция подогнулись, и, чтобы не упасть, двумя руками дядя Калигулы опирался на золоченый подоконник. По лицу его пробегала судорога, рот беззвучно открывался и закрывался, хватая воздух – Клавдий силился что-то сказать, но язык не слушался его.
– Вот наш император! – наперебой зашумели воины.
Валерия с замиранием сердца смотрела, как мятежники, не помня себя от радости, подхватили обезумевшего от ужаса Клавдия на руки и понесли из дворца к народу. Мечта ее исполнилась – теперь она императрица!
Москва, 199… год
От Цацкеля я могла ожидать всего, чего угодно, но только не угона «Жигулей». Растерянно озираясь по сторонам и не понимая, что делать, я вдруг увидела подвозившего меня таксиста. Парень размашисто шагал от гастронома к своей белой «Волге», помахивая пакетом с покупками.
– Скорее! – на бегу прокричала я. – Едем за той зеленой «пятеркой»!
– Что за спешка? За рулем твой муж? – добродушно заулыбался таксист, открывая машину.
– Муж, муж, поехали!
Я уселась на переднее пассажирское сиденье и настойчиво теребила таксиста за рукав, не спуская глаз с его насмешливого лица.
– А чего ж сапоги купить жене не может? – продолжая давешний разговор, иронизировал водитель, трогаясь с места.
– Такой вот муж! – со злостью выдохнула я, наблюдая в окно, как мимо проносятся стены уже ставшей родной «Эротики» и приближается зеленый корпус «Жигулей».
– Дуры вы, бабы! – Снисходительный голос таксиста выводил из себя, но приходилось поддакивать и улыбаться.
Мы ехали как пришитые за «пятеркой», и, глядя на то и дело вспыхивающие и гаснущие стоп-огни «Жигулей», я готова была согласиться с чем угодно, только бы парень меня не высадил.
– Где глаза твои были, когда замуж шла за такого пингвина?
Точно! Вот кого мне напоминает Цацкель. Человек-пингвин! За что мне это наказание? Есть такие люди, они вроде и не злые, но все, что они делают, – полная глупость. Желательно от них держаться подальше, но, как правило, отделаться от этих деятелей бывает крайне затруднительно. Они кипучи и назойливы. Их в дверь – они в окно. Они все знают, все подмечают, все слышат и мотают на ус. Из самых добрых побуждений воруют ключи и визитки. И садятся за руль чужой машины, не умея водить.
– Водить-то хоть умеет? – осведомился таксист.
– Простите, что?
– Да твой пингвин такие кульбиты выделывает, что страшно смотреть, – усмехнулся он. – А раньше, спрашиваю, водил?
– Немного, – уклончиво откликнулась я, пряча глаза.
– Что творит! – горячился таксист, возбужденно подаваясь вперед. – Вот клоун! За такие пируэты руки с корнем надо вырывать! И ноги тоже! Ты видела? Красный «Москвич» как хамски подрезал! Я бы на месте водителя «Москвича» прижал гада к обочине, выволок за волосья и мордой об асфальт!
– Я бы тоже, – буркнула я.
– И как ты с ним живешь?
– Сама не знаю…
– Знаешь хоть, куда едем? К «Динамо» он рулит.
Понятно. Значит, конечная цель путешествия – Новопесчаная улица, где, если верить визитке, проживает помощник Громова Федор Зинчук.
– Примерно представляю. – Мой вздох больше походил на всхлип, и таксист с удивлением взглянул в мою сторону.
Я оказалась права. Повернув на Новопесчаную и чудом не врезавшись в заграждение, Цацкель проехал почти всю улицу, свернул во двор и затормозил в сантиметре от телефонной будки. Сунув водителю заранее приготовленные деньги, я выскочила из такси и бросилась к «пятерке». Распахнула дверцу и уставилась испепеляющим взглядом на покрытое испариной лицо толстяка. От возмущения слова застряли в горле, и все, что я могла, это только сердито сопеть.
– Вот только не надо ничего говорить, – упреждающе поднял руку Цацкель, с трудом отцепив ее от руля. Вторая его рука до сих пор сжимала кожаную оплетку так крепко, что побелели костяшки пальцев.
– Выметайтесь из машины, – прошипела я. – И радуйтесь, что не заявила об угоне в милицию.
– Отойдите, вы мне мешаете. – Голос человека-пингвина приобрел металлические нотки, сам он весь подался вперед и замер в позе крайнего напряжения.
Задохнувшись от такого нахальства, я проследила за его взглядом и заметила в середине двора фирменное такси с красиво выведенной на синем борту белой надписью «Московский извозчик». В открытый багажник синей машины укладывала вещи симпатичная брюнетка в роскошной норковой шубке. Бывший музейный работник впился глазами в надпись на боку авто с видом гипнотизера, вгоняющего реципиента в транс.
