Хеннинг Манкелль - Человек, который улыбался
– Курту нужно было настоящее убийство. Не такое, когда кто-то кого-то зарезал в состоянии аффекта, нет, настоящее убийство. Рецепт его лекарства очень прост: два мертвых адвоката, мина в саду, азиатская бомба в бензобаке – и порядок, Валландер ожил.
И, похоже, никто не сомневался, что так оно и есть.
Не меньше недели ушло на то, чтобы в самых общих чертах ознакомиться с материалом. И Валландер, и остальные отводили для сна не больше пяти часов в сутки. Позже они вспоминали эту неделю и удивлялись сами себе. Даже Пер Окесон, обычно очень скупой на одобрение, сказал, что мысленно снимает шляпу – столько им удалось сделать.
– Лишь бы не узнали наверху, – сказал он в один из вечеров, когда они, борясь с усталостью, вышли на улицу подышать свежим воздухом. Валландер не сразу понял, что он имеет в виду.
– Если в центре узнают про эту работу, Министерство юстиции тут же назначит экспертную группу, а эта группа на очередном заседании представит так называемую истадскую модель: как с минимальными ресурсами достичь выдающихся результатов. Вывод понятен – шведскую полицию вовсе не держат на голодном пайке, наоборот, полицейских даже слишком много, просто они неэффективно работают. Они просто-напросто ничего не делают, постоянно натыкаются друг на друга, расходуют деньги, и при этом статистика раскрываемости все ухудшается.
– Никаких выдающихся результатов мы пока не достигли, – напомнил Валландер.
– Я говорю не о нас, а о главном управлении, – улыбнулся Окесон, – о загадочном мире политиков. Мир, где за фасадом пышных слов ничего не происходит. Мир, где каждый вечер, отходя ко сну, читают молитву: пусть завтра мне удастся превратить воду в вино. Я говорю сейчас не о том, что мы еще не знаем – кто убил адвокатов, кто подложил мину и так далее. Я говорю о том, что мы уже знаем: Альфред Хардерберг вовсе не тот образцовый гражданин, стоящий выше подозрений, как мы до этого думали.
И это было правдой. За эту сумасшедшую неделю вырисовалась более или менее понятная картина империи Хардерберга – еще не полная, разумеется, но уже можно было видеть провалы, черные дыры, совершенно недвусмысленно дающие понять, что за человеком из Фарнхольмского замка нужен глаз да глаз.
В тот вечер, а именно 14 ноября, они с Окесоном, стоя у подъезда, уже могли сделать определенные выводы. Первая фаза тайной облавы закончилась, никакая информация, слава богу, не просочилась за стены управления – и начала вырисовываться картина удивительной финансовой империи, в которой Ларс Борман и, самое главное, Густав Торстенссон случайно обнаружили нечто, о чем им знать не полагалось.
Что же они обнаружили? На этот вопрос они пока ответа не знали.
Работали они, конечно, лихорадочно, но этот хаос Валландеру удалось более или менее упорядочить. Он брал на себя самую скучную, и, как впоследствии чаще всего оказывалось, наименее интересную работу. Они узнали всю историю Альфреда Хардерберга, начиная с того момента, когда он родился в семье крепко пьющего торговца пиломатериалами в Виммербю под именем Альфред Ханссон, и кончая сегодняшним днем, когда в его связке было несчетное количество ключей от империи с оборотом в многие миллиарды крон и в Швеции и за рубежом. Как-то, оторвавшись от утомительного чтения балансовых и авансовых отчетов, Сведберг заметил:
– Совершенно немыслимо, чтобы хозяин всего этого был порядочным человеком.
Но в конце концов не кто иной, как Свен Нюберг, мрачный и сварливый криминалист, обнаружил то, что они искали. Как часто бывает, он чисто случайно наткнулся на маленькую трещину в тщательно возведенной Хардербергом стене. И если бы Валландер, несмотря на усталость, не обратил внимания на комментарий Нюберга, когда тот поздно вечером, попрощавшись, уже выходил из кабинета, они, может быть, прошли бы мимо этой трещинки.
Дело шло к полуночи. Валландер склонился над отчетом о землевладениях Альфреда Хардерберга, подготовленным Анн Бритт. В этот момент кто-то громко постучал. Свен Нюберг вообще не отличался особым тактом. Он ходил по управлению в громыхающих сапогах и барабанил в двери кабинетов, словно собирался немедленно арестовать их обитателей. На этот раз он пришел доложить, что техническая экспертиза мины в саду фру Дюнер и машины Валландера завершена.
– Тебе, наверное, не терпится узнать результат, – сказал он, усаживаясь в видавший лучшие дни стул для посетителей.
– И что там у тебя? – спросил Валландер, оторвавшись от чтения и посмотрев на Нюберга покрасневшими от бессонницы глазами.
– Ничего.
– Вообще ничего?
– Ты же слышал, что я сказал, – Нюберг уже был готов завестись. – Отрицательный результат – тоже результат. Достоверно определить, где сделана мина, невозможно. Впрочем, мы думаем, что ее изготовили в Бельгии, на предприятии под названием «Пудр рони», или черт их знает, как они это произносят. Такая вероятность есть, если принять во внимание состав взрывчатки. Никаких осколков мы не нашли, радиус действия очень маленький, взрыв был направлен вверх. Это тоже указывает на бельгийское происхождение. А может, и не бельгийское – с уверенностью сказать невозможно. А что касается твоей машины, мы даже не можем доказать, что взрывчатка была в бензобаке. Короче говоря, результат исследования таков – отсутствие результатов.
– Я не сомневался, – сказал Валландер, роясь в своих записках. Он собирался задать какой-то вопрос Нюбергу и записал его на бумажке, а бумажка эта куда-то запропастилась.
– То же самое и с этим итальянским пистолетом, «бернаделли», – продолжил Нюберг. – Почти ничего не известно. Заявлений о краже подобного оружия не поступало. Все владельцы предъявили оружие по первому требованию. Стоит ли временно изъять пистолеты и провести пробную стрельбу, решать вам с Окесоном.
– Думаешь, это даст что-нибудь?
– И да, и нет. Я считаю, надо сначала проверить, не украден ли какой-нибудь «смит и вессон», а потом уже вплотную заняться «бернаделли». Нужно еще несколько дней.
– Сделаем по-твоему, – сказал Валландер и записал это в блокноте, чтобы не забыть.
– Никаких отпечатков в адвокатской конторе нет. Кто бы там ни застрелил Стена Торстенссона, пальцы к стеклу он не прижимал. Исследование писем Ларса Бормана тоже ничего не дало. Почерк его – Сведберг поговорил с обоими детьми Бормана.
– И что они сказали о формулировках? – поинтересовался Валландер.
– Каких формулировках?
– Письма написаны довольно странным языком.
– Сведберг же сказал, что Ларс Борман страдал дислексией.
Валландер нахмурился:
– Не припомню. Когда это он сказал?
– На одной из оперативок. Ты, должно быть, пошел за кофе.
– Может быть. Я поговорю со Сведбергом. Что еще?
– Я съездил и покопался в машине Густава Торстенссона. Там тоже никаких отпечатков. Проверил замки зажигания и багажника. Поговорил с патологоанатомом из Мальмё. И он и я уверены, что смертельный удар в шею получен им не в момент аварии. То есть он не ударился о крышу, в машине нет соответствующей детали. Короче говоря, его ударили сзади. Скорее всего, в тот момент, когда он вышел из машины. Если, конечно, предположить, что на заднем сиденье никого не было.
– Я думал об этом, – сказал Валландер. – Действительно, вероятнее всего, он вышел из машины. Кто-то подкрался сзади и нанес удар, послуживший причиной смерти. Затем инсценировал аварию. Но почему он остановился в тумане и вышел? Что могло его заставить это сделать?
– На этот вопрос я ответить не могу.
Валландер отложил ручку и откинулся на стуле. У него сильно болела спина. Надо было идти домой и поспать.
– Единственное, что заслуживало внимание в машине старика – пластмассовый контейнер, – сказал Нюберг. – Французский.
– А что в нем было?
– Ничего.
– И что тогда заслуживает внимания?
Нюберг пожал плечами и встал:
– Я видел раньше точно такой же. Года четыре назад, в лундской больнице. У нас было учебное посещение.
– В больнице?
– Память у меня пока еще хорошая. Точно такой же.
– А для чего такие контейнеры?
Нюберг уже взялся за ручку двери.
– Откуда мне знать? – пожал он плечами. – Не знаю. Но тот, что лежал в машине Торстенссона, был идеально пуст. Химически чистый контейнер. Такое впечатление, что им никогда не пользовались.
Нюберг вышел. Валландер долго прислушивался к его тяжелым шагам в коридоре.
Потом отодвинул бумажную кипу и поднялся со стула. Надо было ехать домой и спать. Он снял куртку с крючка и вдруг замер.
Что-то Нюберг сказал насчет этого контейнера. Прямо перед уходом.
И сразу понял. С курткой в руках, он тяжело опустился на стул.
Что-то здесь не так. Какого рожна в машине Густава Торстенссона лежит новехонький, ни разу не использованный контейнер? Пустой, к тому же, по-видимому, специального назначения.
