Марина Ефремова - В омут с головой
Но первым сюрпризом оказалось отсутствие Михалыча у шлагбаума на въезде в поселок. Шлагбаум был открыт, сторожка заперта и выглядела совершенно необитаемой.
Сюрпризы продолжились. Михалыча нашли во дворе дачи: он под чутким руководством Станислава рубил дрова возле мангала. Во дворе уже стояли длинные столы, видимо, сколоченные специально для сегодняшнего ужина. Рядом с ними стояли такие же деревянные скамейки. Двор сиял чистотой и порядком. Здесь кое-что изменилось. Например, хозяйственный отсек теперь отделялся от остальной территории живой изгородью, выросшей словно по мановению волшебной палочки. Около дома появились роскошные ротонды, а с противоположной стороны виднелся небольшой пруд и альпийская горка.
Гости и хозяева быстро рассредоточились по дому и двору. Лина решила немного отдохнуть с дороги, Алешка тоже спустился во двор. Станислав и Михалыч продолжали свою деятельность. Алешка предложил свою помощь, но услышал в ответ:
— Позднехонько спохватился! Мы с Янычем ужо исправились.
Станислав обреченно махнул рукой и присел на одну из новеньких скамеек.
— Послушай, Иван, пожалей мои уши! — Потом обратился к Алешке: — Вы думаете, это я не умею говорить по-русски, ничего подобного, это он не умеет. Он говорит на каком-то совершенно диком диалекте.
Михалыч тоже присел рядом.
— Я-то как раз по-русски говорю, и диалект этот не дикий, а местный.
Михалыч достал из кармана камуфляжной куртки смятую пачку «Примы», посмотрел на нее и убрал на место.
— Дай закурить, будь человеком, — попросил Станислав, придвигаясь ближе к Михалычу.
— Прости, Яныч, Аля не велела.
— Не велела, не велела, — проворчал Станислав, поднимаясь и уходя на свою половину. — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— Жалко его, болезного, а что делать? — проговорил Михалыч, глядя ему вслед.
— Бросать курить, — ответил Алешка. — Михалыч, а ты, гляжу, с ними подружился?
— А чего мне с ними дружиться, я Альку с детства знаю. Она моей нянькой была. Знаешь, как раньше в деревнях: родичи на работе, а детки деток нянчат, старшие младших, родные двоюродных. Я Альке двоюродным племянником довожусь. Она меня нянькала, жопу вытирала. И потом, когда приезжала в отпуск, такая красавица была. Я пацаном даже влюбился в нее. Но и Стася я уважаю, правильный мужик. Хоть и латинец.
— Латыш, — поправил Алешка.
— А не один ли хрен? Ну, я пошел.
Он поднялся и бодро пошагал к выходу. Алешка смотрел вслед сторожу, и опять ему пришло в голову, что Михалыч нынче не такой, как всегда. И дело не в том, что он трезвый: он вовсе не Михалыч, он на самом деле Иван, как назвал его Станислав.
Из дома выглянула Алла Георгиевна и крикнула:
— Ваня, ты куда?
— Алек, — обернулся в дверях Михалыч, — я пойду все проверю, пост ведь.
Она спустилась со ступенек, подошла к нему.
— Никуда твой пост не денется, ты лучше сходи в Спасское. Там Загвоздкина обещала мне свежих яиц и домашних сливок. — Потом повернулась к Алешке: — А вас, молодой человек, я хотела бы попросить, сходите, пожалуйста, в церковь, пригласите на ужин отца Василия и матушку Наталью. Ваши родители разрешили мне это сделать.
— С удовольствием, — ответил Алешка и поднялся со скамейки.
На крыльце рядом с Аллой показалась Лина. Она выглядела отдохнувшей и посвежевшей, может, еще и потому, что на ней были не привычные джинсы и рубашка, а длинное, до пят, шелковое платье василькового цвета, без рукавов и с очень соблазнительным вырезом.
Она помахала Алешке рукой, что-то шепнула Алле и крикнула:
— Алеша, тебя к телефону.
— Кто?
— Кажется, Людмила Татурина.
Алешка бросился в кабинет отца, схватил трубку телефона.
— Алексей, я обещала вам позвонить, если вспомню. Я вспомнила. Это украшение я видела на фотографии. Оно принадлежало девушке, которую когда-то любил Илья, он долго хранил эту фотографию, а потом она куда-то исчезла.
— А как звали ту девушку, не помните?
— Точно не знаю, но могу предположить, кажется, Наталья.
— А как ее можно найти?
— Не знаю, у них там что-то не сложилось. Где она теперь, просто не знаю.
— Спасибо. Извините, я могу вам еще позвонить?
— Я сегодня улетаю в Испанию.
— Понятно. Тогда счастливого пути.
Алешка вышел на крыльцо. Лина все еще стояла там, разговаривая с Аллой.
— Возьмешь меня с собой? — спросила она.
— Я хотел попросить тебя о том же. Боюсь, я в своем затрапезном виде… — ответил Алешка, разводя руками и картинно оглядывая себя.
— Ничего, — ответила Лина, хлопнув Алешку по ладони. — Я потерплю.
Они вышли на улицу и медленно побрели вдоль домов. Сегодня тут было довольно оживленно: ребятишки играли в «терминатора», катались на велосипедах и пинали мячик. Дачный поселок Дальняя дача жил своей привычной и обыденной жизнью, и почти ничего в нем не осталось от элитного места отдыха для партноменклатуры или «новых русских».
— Как пойдем? — спросила Лина.
— Пойдем через кладбище, так короче, — ответил Алешка.
— Пойдем, — согласилась Лина.
Они опять замолчали, Лина пыталась заглянуть в Алешкино лицо.
— О чем ты думаешь?
— Не знаю, — покрутил головой тот, — да ни о чем. Туман в башке. Не могу сосредоточиться…
— А на чем бы ты хотел сосредоточиться? — снова спросила Лина.
— Тоже не знаю.
Лина попыталась продолжить разговор.
— Алеша, а что мы будем делать дальше? Надо подумать о будущем.
— Мы будем любить друг друга, — ответил Алешка с необычайной теплотой в голосе. Он обнял ее и поцеловал в макушку.
— Я серьезно, надо же чем-то заниматься, нельзя же всю жизнь находиться в отпуске.
— Давай не будем решать это сейчас, на дороге. — Они остановились, Алешка повернулся к Лине, взял ее за руки. — Я тебе обещаю, что все решу, но не сегодня. Можно?
— Можно, — согласилась Лина.
Они уже были на территории кладбища и шли по центральной аллее, скользя взглядами по могильным оградам. Кладбище в этот час практически становилось необитаемым. И еще издалека они заметили какого-то человека, склонившегося над одной из могил. Человек тоже, вероятно, заметил их, потому что тотчас вышел из ограды, аккуратно прикрыл за собой калитку и торопливо стал удаляться по направлению к Спасскому. Алешке его фигура показалась очень знакомой, но, измученный неясными, смутными предчувствиями, он отгонял от себя появившиеся догадки. Зажмурив глаза, он тряхнул головой: человек впереди растворился, словно и не было. Алешка решил, что это было видение, вернее, он приказал себе так думать. Тем временем они подошли к тому месту, где видение это появилось, и тут выяснилось, что видения являются не только Алешке.
— Смотри, тот мужчина вышел отсюда, — сказала Лина.
— Ты тоже его видела? — спросил Алешка.
— Конечно, — подтвердила девушка.
— А я думал, это мне только показалось.
— Сразу у двоих галлюцинаций не бывает. Смотри, это та самая девушка, Наталья Нестеренко. Значит, она местная.
— Почему ты так решила? — Алешка пристально вглядывался в фотографию на памятнике. Он опять уловил в ней что-то знакомое, хотя никогда прежде ее не видел и мог бы в этом поклясться.
— Ну, если к ней на могилу кто-то ходит… Смотри, какие цветы.
Заметив в цветочнице роскошный букет из бордовых пионов, Алешка неуверенно сказал:
— А тебе не кажется, что цветочки какие-то очень знакомые. Не из нашего ли они огорода?
— Да ну тебя, цветы как цветы, пойдем, хватит стоять! — потянула Лина Алешку за рукав.
— Сейчас, сейчас. — Алешка зашел в ограду, присел на корточки возле фотографии, потрогал рукой лицо девушки, погладил ее, на секунду задержал дрожащие пальцы на ее губах, потом погладил шею. Потом резко встал, будто что-то вспомнив, поднял указательный палец вверх и спросил: — Лина, а мужик тебе не показался знакомым?
Лина смотрела на Алешку широко открытыми глазами.
— Алеша, ты случаем не заболел, может, простудился?
Он вышел из ограды, аккуратно прикрыл за собой калитку, повернулся к Лине, картинно покашлял и спросил:
— Любишь ли ты домашние спектакли?
— Не знаю, никогда не видела.
— Тогда слушай. В конце прошлого и начале нашего века, во времена великого драматурга Антона Палыча Чехова, были популярны домашние спектакли. Дворянство на дачах от скуки сходило с ума, вот и…
Лина стояла, снисходительно улыбаясь и кивая головой.
— Я училась в школе, знаю.
— Хорошо, тогда вводную часть я опущу. — Он взял ее за плечи и, глядя в глаза, спросил: — Ты меня любишь?
— Странные вопросы на кладбище.
— Прости, ты права, давай поскорее уйдем отсюда.
— Да, пошли. Так что за пьесу нам придется сегодня разыграть?
— Мы назовем ее «Омут памяти».
