Наталья Борохова - Звездный час адвоката
– Как Ольга? – спросила я, словно это было для меня важно.
– Наверно, хорошо, – ответил он озадаченно.
Мы смотрели друг на друга, не зная, о чем говорить дальше. Я боялась поверить его глазам.
– Ты не оставила мне выбора, – наконец, сказал он хрипло. – Если бы ты забыла в домике сумочку или зажигалку, у меня хотя бы появился повод тебя еще раз увидеть.
– Но я не ношу с собой сумочки и зажигалки, – пробормотала я.
– Тогда я пришел просто так. Без повода, – пожал плечами он.
– Я этому рада, – сказала я совершенно искренне.
Его глаза светились радостью, как, впрочем, и солнечные морщинки, по-прежнему весело сбегавшие к вискам.
– Ты на машине? – спросил он.
Я покачала головой:
– Нет, ты забыл, что я живу в двух шагах от школы.
– Тогда карета у подъезда. Пошли?
Кажется, я, наконец, стала взрослой. Мне не было нужды задавать ему детские вопросы. Куда мы едем и зачем? Разве это имело значение, когда я готова была направиться за ним на край света?
Теперь я чувствовала себя у него в гостях. Сидя в его машине, на пассажирском месте, я могла, наконец, отвлечься от дороги, не показывать, когда нужно было сделать поворот, не развлекать его болтовней на пустые темы. Я рассматривала его профиль, как старинную греческую монету, а он иногда поворачивался ко мне и улыбался. Меня уже не страшила стрелка на циферблате часов, бегущая по своему замкнутому кругу. Он пригласил меня с собой. Стало быть, о времени можно было не беспокоиться…
Какой дремучей дурой я была, когда заявляла, что все знаю о мужчинах и меня невозможно чем-нибудь удивить! Наш первый поцелуй разбил вдребезги все мои прежние детские представления об этом. Я чувствовала себя человеком, который только начинает жить и познавать науку любви. Будучи девочкой, я целовала плюшевого медведя, подставляла щеку родителям для традиционного поцелуя на ночь, прикасалась губами к губам Валентина, чмокала мужа при встрече и расставании. Все это для меня было неким ритуалом, придуманным не мной и лишенным всякого разумного смысла. Поцелуй ради удовольствия был для меня внове! Я трогала губами его губы, ощущала легкую небритость его щек, впитывала запах его кожи. Мир вокруг меня разбивался на мириады звезд, и я чувствовала себя так, словно при жизни вознеслась на небеса. Нет, не врали книжки, все эти треклятые женские романы, романтические баллады и стихи, воспевая в веках великую человеческую любовь. Я понимала, что умерла и родилась заново! Умерла маленькой девочкой, неопытной молодой женщиной, потерявшей невинность, но так и не осознавшей, почему и зачем это произошло. Возродилась к жизни зрелой женщиной, владеющей своим телом, как необходимым инструментом. Я отдавала любовь и требовала любви, и не могла ей насытиться.
Мне было страшно. Не встреться на моем пути Ояр, и всю свою жизнь я провела бы в унынии, полагая, что мужчину и женщину связывает только супружеский долг. Мой первый мужчина и мой муж были никчемными учителями, неспособными чему-либо научить: один был слишком зациклен на себе самом, второй – на мне. После того как в моей жизни появился Ояр, все сразу встало на свои места. Исчезли куда-то холодность и отчужденность, доставлявшие мне столько огорчений и тревог. В моей жизни появился мужчина! Я была бы абсолютно счастлива, если бы не одно «но»…
В первый вечер, когда мы, насытившись друг другом, лежали на смятых простынях, я вдруг нахмурилась.
– Что с тобой? – удивился он. – Что-то не так?
Я покачала головой и провела пальцем по его груди.
– Все замечательно. Вот только… Ольга.
– Что ты имеешь в виду?
– Ольга и ты. Вы вместе… Словом, она – моя подруга.
– Мне это известно, – спокойно сообщил он.
– Ты принадлежишь ей, – сказала я, не то утвердительно, не то вопросительно.
– А где же мое обручальное кольцо? – спросил он, поднимая вверх правую руку. – Или, может, ты видела свидетельство о браке?
– Кольцо – это ерунда, – сказала я, вспомнив о своем золотом обручике, небрежно брошенном сейчас в шкатулку с побрякушками. – Вас связывали… отношения?
– Ольга мне нравилась, – сказал он. – Я даже пытался приударить за ней. Мы пару раз встречались, и в какой-то момент мне показалось, что все может сложиться… Но – нет! Она – замечательный друг, привлекательная женщина, и… все!
– Все? – недоверчиво спросила я.
Он развел руками.
– Говорю как на духу. Я устал от драм. Мне кажется, я всю жизнь ждал только тебя…
Следующие несколько месяцев были тем идиллическим временем, когда мы жили, не сверяясь с часами. Встречаясь в крохотной квартирке, которую он снимал на окраине, мы бо́льшую часть времени проводили в постели, занимаясь любовью и беседуя обо всем, о чем еще не успели поговорить. Я рассказала ему о самом сокровенном, о том, что не доверяла даже своей матери, о чем не знала Ольга. Он, в свою очередь, поведал мне о своем раннем студенческой браке, распавшемся ровно через месяц после его заключения.
В каком-то смысле мы оба оказались заложниками наших отношений. Мы не могли свободно ходить по городу, встречаться с друзьями, сидеть в кафе. В этой маленькой комнате протекала вся наша жизнь. Пытаясь сгладить холостяцкую запущенность квартиры, я принесла красивое постельное белье, поставила на журнальный столик вазу. Он подарил мне красивые домашние туфли с забавными меховыми помпонами и халат. Мы завесили окна тяжелыми шторами, так что иногда трудно было понять, ночь сейчас или день. Но пластмассовый будильник, громко тикая, все же выдавал ход времени, и, когда стрелки подходили к восьми, я знала, что пора собираться.
– Прощай! – говорила я, стараясь не разрыдаться.
– Перестань, – утешал он меня. – Завтрашний день придет очень скоро…
А дома меня ждал муж, горячий ужин на столе и два долгих часа, которые я проведу с ним, прежде чем лечь в постель. Ботаник ни о чем не догадывался или, быть может, старательно делал вид, что ничего не замечает. Вечерние отлучки я списывала на занятия в спортивном клубе, ради чего мне пришлось даже приобрести форму. Итак, в кроссовках, тренировочном костюме и куртке, с сумкой через плечо, я покидала дом только для того, чтобы через несколько часов вернуться. Я казалась немного нервной, уставшей после долгих интенсивных упражнений в чужой постели, но удовлетворенной. Самое странное, что моя физическая форма от связи на стороне только выиграла. Я немного похудела и стала выглядеть гораздо свежее. Во всяком случае, так говорили мне мои коллеги. Быть может, они замечали, что глаза, в которых раньше не было даже искры радости, а только пепел, стали вдруг яркими и живыми. Губы, которые раньше складывались в бледную тонкую полоску, стали вдруг соблазнительно припухлыми, словно готовыми к поцелую. На моих бледных щеках все чаще играл румянец, и я находилась в такой гармонии с жизнью и с самой собой, что мне беспрестанно хотелось петь и смеяться.
Единственным облачком на моем небосводе бесконечного счастья были еженедельные визиты моей подруги. Терпеть их было выше моих сил, но не могла же я указать Ольге на дверь! Хвала создателю, что она была не похожа на всех известных мне женщин и мне не приходилось часами выслушивать ее жалобы.
– У Ояра кто-то есть, – сказала она кратко, констатируя факт.
– Почему ты так решила? – спросила я, замирая.
Она горько вздохнула:
– Ты же знаешь, женщины это чувствуют сердцем. Он стал вдруг каким-то неприступным. Я его просто не вижу. Ребята говорят, что он забросил тренировки.
– Ну, это еще ничего не значит, – сказала я.
– Да нет, детка. Этому должна быть причина. Но ты же знаешь мужчин, у них все примитивно. Ищите женщину…
Конечно, мне было жаль ее, но, видит бог, я ничем не могла ей помочь. В борьбе за личное счастье нет и не может быть подруг. Они нам становятся нужны только тогда, когда все идет наперекосяк. У меня же все складывалось удачно, и Ольга становилась на моем пути досадной помехой.
Иногда мы с Ояром позволяли себе редкие бесшабашные выезды в город, где в кинотеатре, купив билеты на последний ряд, целовались как сумасшедшие, или, спрятавшись в отдельной для двоих кабинке какого-нибудь ресторана, торопливо, как заговорщики, съедали обед только для того, чтобы успеть вернуться в нашу маленькую квартирку. Мы настолько всецело принадлежали друг другу, что, стоило мне начать какую-нибудь мысль, как Ояр, смеясь, спешил ее закончить. Мне казалось, что так будет всегда. Но однажды вечером он, глядя прямо мне в глаза, тихо произнес:
– Нам придется скоро расстаться. Ненадолго.
– Как?! – вскрикнула я, пораженная в самое сердце. – Ради всего святого, почему?
– Мне пора в экспедицию. Ты должна это понять.
– И сколько продлится это «ненадолго»? – спросила я, уже предчувствуя катастрофу.
– Не более месяца, – ответил он, а мне показалось, что я оглохла и ослепла одновременно. Целый месяц! Что я могла ему сказать, если даже несколько часов его отсутствия казались мне пыткой?
