Наталья Борохова - Звездный час адвоката
Я посчитала, что самое разумное в моей ситуации – это убраться отсюда, пока все еще спят. Возможно, в суматохе утра они не вспомнят о выходке несчастной алкоголички, дорвавшейся вчера до бутылки, как лошадь до водопоя. Ольге я позвоню позже и выражу свое раскаяние по телефону. Ее мнение на тот момент волновало меня меньше всего. Я тихонько сползла с кровати, чувствуя, что каждый шаг отдается в моем бедном, измученном теле тупой болью. Хорошо, что мне не пришлось одеваться! Вряд ли я смогла бы застегнуть хотя бы одну пуговицу. Мои спасители уложили меня на кровать в свитере и джинсах, прикрыв сверху белой простыней.
Я выбралась на божий свет, щурясь, как подслеповатая мышь. Утро было восхитительно свежим и праздничным. Солнечные блики плясали на озерной глади. Чайки громко кричали над водой. Но мне до природного великолепия не было никакого дела. Крадучись, как вор из хаты, я миновала костровище, стараясь не смотреть на то место, где сидела вчера вечером с Ояром. Черные головешки казались мне прощальным приветом из того прошлого, к которому уже не будет возврата.
– Надо же, кто проснулся! – услышала я насмешливый голос и, оглянувшись, поняла, что все мои усилия оказались напрасными.
Ояр сидел неподалеку на березовом полене и чертил на песке перочинным ножиком какие-то фигуры.
– Ох! – вырвалось у меня.
– Хотела сбежать? – спросил он, но в его словах уже не было насмешки. Казалось, он понимал меня.
– Мне так стыдно, – проговорила я. – Обычно я себя так не веду. Не знаю, что вчера на меня нашло.
– Ты сказала, что просто рада знакомству.
– Похоже, я вчера много всякой ерунды наговорила, – пробормотала я и тут же спохватилась: – Конечно, я рада знакомству! Что я говорю?
Он смотрел на меня, и в его светло-голубых глазах искрилась улыбка. Я понимала, что если срочно не найду предлог уйти отсюда, то опять натворю каких-нибудь глупостей.
– Голова болит? – спросил он.
– Не то слово, – ответила я. – Мне кажется, что я сейчас умру.
– Я замечательно лечу похмелье, – сказал он.
С ума сойти! Даже самая безудержная фантазия не заводила меня в такой тупик, в котором оказалась я в то солнечное утро. Мужчина моей мечты, мой сказочный Ояр был рядом со мной, и мы беседовали. Но не о горах и камнепадах, о снежных вершинах и быстрых реках. Мы говорили о моем похмелье!
Он принес мне кружку с той же отвратительно пахнувшей жидкостью и заставил меня сделать глоток. Мне казалось, что я умру, не успев сказать ему, что я его люблю. Но странное дело – отхлебнув немного алкоголя, я вдруг почувствовала себя лучше.
– Теперь моя задача – уехать отсюда, пока все еще спят! – сказала я, делая шаг назад.
– Как же ты поедешь? – удивился он.
Пожалуй, после безудержного пьянства, которое я позволила себе вчера вечером, сильнее его могло бы поразить только вождение мною автомобиля в нетрезвом состоянии. Это было бы уже слишком!
– Ты прав! – сказала я, кляня себя за недогадливость.
– Если хочешь, я могу отвезти тебя, – предложил он.
– А как же… – я неопределенно махнула рукой в сторону домика.
– Что? – спросил он.
– Ничего! – беспечно ответила я.
В конце концов, какое мне дело было сейчас до моей подруги, мирно спавшей в дощатом домике у озера под неумолчный плеск волн? Я не чувствовала себя преступницей…
Если я ничего не могла бы сказать о событиях прошлого вечера, то обратную дорогу домой я запомнила на всю жизнь. Он вел автомобиль легко, плавно проходя повороты. Его рука лежала на коробке переключения передач, и я, рискуя показаться странной, не могла отвести от нее взгляд. Сильная, крепкая, с едва заметным шрамом на большом пальце, она мне казалась воплощением мужественности. Как мне хотелось пренебречь условностями и положить поверх его руки свою маленькую горячую ладонь!
Сколько может длиться дорога с берега загородного озера до окраины города? Мне казалось, вечность. Час растянулся во времени, превратившись в миллион мелких воспоминаний, упакованных в минуты. Я благословляла утренние пробки и мечтала о каком-нибудь страшном автомобильном заторе, который парализовал бы движение на магистрали в обе стороны. Но машина неумолимо двигалась вперед, красноречиво свидетельствуя о том, что все путешествия когда-нибудь заканчиваются. Я помню, как глядела прямо перед собой через ветровое стекло, не видя бегущих мимо деревьев и ужасаясь тому, что минута расставания очень близка. Мы говорили жадно, словно люди, не видевшие друг друга вечность, и не могли наговориться. Я рассказала ему про школу, про уроки английского, про книжки, которые я пишу; вспоминала какие-то смешные фрагменты из детства, жаловалась на родителей, которые не желали видеть во мне взрослого человека. Он, в свою очередь, говорил о своем родном Вентспилсе, о горах, на которые когда-то поднимался, о последней экспедиции и собаке, которую всегда хотел завести. Мы старательно обходили тему нашей личной жизни, словно она нас не касалась абсолютно. Я не знала, женат ли он, разведен, есть ли у него дети. Он не спрашивал меня о моем муже. Мы оба не говорили об Ольге…
Я показала ему здание специализированной английской школы, в которой преподавала. Мы посмеялись над тем, что, похоже, все здания средних общеобразовательных школ строили по одному образцу и наша скромная гимназия из белого силикатного кирпича похожа на ту, в которой он учился много лет назад, как две капли воды.
Дорога весело петляла в старом пригороде среди домиков и палисадников с яблонями и черемухами, и каждый поворот отзывался во мне болью. Вот, наконец, мелькнула знакомая красная крыша, заросли вишни за белым штакетником.
– Вот мы и дома, – сказала я преувеличенно бодро. – Вернее, здесь я живу со своим мужем.
Наконец я произнесла то слово, которое вертелось у меня на языке уже час. Оно вырвалось у меня легко, словно ничего не могло быть естественнее, чем сообщать мужчине, на которого смотришь влюбленными глазами, о собственном муже. Это «живу с мужем» задержалось в воздухе, повисло между нами, как непреодолимая преграда, не успела я его произнести, а он ничего не сказал, никак на него не отозвался. На душе у меня стало холодно и гадко, словно я сказала нечто противоестественное. Нашему знакомству наступил конец.
Помню, как коротко кивнула ему, прощаясь, как он махнул рукой, не представляя, как следует обращаться с семейной степенной дамой, чей муж, должно быть, смотрит сейчас на них из-за кухонных занавесок.
«Ну, вот! – подумала я обреченно. – На этом все и кончится».
Сейчас он уедет к Ольге, должно быть, она уже проснулась. Они мимолетно вспомнят вчерашнее происшествие. Может быть, даже посмеются, а затем займутся своими делами, словно и не было этого вечера у костра, словно он не нес меня, бережно прижимая к своей груди. Нет, конечно, мы будем иногда встречаться, но не часто, на людях, мимоходом. Мужья должны общаться с подругами своих жен, а в том, что Ояр станет мужем Ольги, я и не сомневалась. Ольга красива, молода и свободна, и она не выпустит его из своих цепких рук. А мне оставалось только жить рядом с ними и радоваться их счастью.
В школе, как обычно летом, шел ремонт, пахло краской, было неуютно, не хватало детских голосов, трелей звонка, топота нескольких сотен ног. Я шла, медленно ступая лодочками среди брошенных на пол газет, залитых известкой, словно для меня было важно, станут ли мои старые туфли еще ужаснее после того, как я заляпаю их белыми пятнами. Откровенно говоря, мне было на это наплевать.
– Девушка, не подскажете, где тут у вас проходит августовский педсовет? – услышала я густой мужской голос и развернулась на каблуках так резко, словно кто-то в ухо заорал мне: «Пожар!»
– Ояр?! – сказала я, еще не найдя его глазами.
Конечно, это был он. Стоя за колонной, в вестибюле, он с улыбкой наблюдал за мной.
– Как хорошо, что ты пришел! – вырвалось у меня – я не успела сообразить, что говорю глупость. Должно быть, его послала Ольга, или он сам нашел меня для того, чтобы… В общем, я размечталась.
Желая сгладить неловкость, я улыбнулась еще раз, только уже не так открыто, как сначала.
– Как Ольга? – спросила я, словно это было для меня важно.
– Наверно, хорошо, – ответил он озадаченно.
Мы смотрели друг на друга, не зная, о чем говорить дальше. Я боялась поверить его глазам.
– Ты не оставила мне выбора, – наконец, сказал он хрипло. – Если бы ты забыла в домике сумочку или зажигалку, у меня хотя бы появился повод тебя еще раз увидеть.
– Но я не ношу с собой сумочки и зажигалки, – пробормотала я.
– Тогда я пришел просто так. Без повода, – пожал плечами он.
– Я этому рада, – сказала я совершенно искренне.
Его глаза светились радостью, как, впрочем, и солнечные морщинки, по-прежнему весело сбегавшие к вискам.
– Ты на машине? – спросил он.
Я покачала головой:
– Нет, ты забыл, что я живу в двух шагах от школы.
