Ольга Володарская - Дефиле над пропастью
– Эту фату она шила сама, так же как и платье, – прошептала Алиса. – Бабушка говорила: дочка, сейчас такие красивые свадебные уборы для невест. Купи… Но не было таких, чтоб с длинной фатой, тогда было немодно. А он хотел, чтоб именно такая… До пола… Чтоб удобнее было душить?
Ноги подогнулись. Глеб подхватил Алису, крикнул Ринату:
– Принесите воды, пожалуйста.
Ее усадили. Дали попить. Потом сунули под нос что-то вонючее.
– Не надо, – отмахнулась она. – Я не собираюсь терять сознание…
– Ты уже его потеряла, пусть и на пару секунд. – Это говорил Васко. Он сел рядом, взял ее руку в свою пухлую теплую ладонь, и стало немного спокойнее.
– Я вспомнила, как его звали. Федором. Я никак не называла его, потому что ему не нравилось сокращенное – Федя, а Федор я не могла выговорить из-за «р». А еще мне казалось странным, что взрослый человек и мальчик из любимого мультфильма – оба дяди Федоры.
– Никогда бы, глядя на него, не подумал, что передо мной убийца, – сказал Оскар. Он тоже приехал с остальными. – Такое добродушное лицо. Или оно только на фото такое?
– Нет, в жизни тоже, – ответил ему Ринат. – Если бы он был артистом, то играл бы деревенских простачков. Таких, что и мухи не обидят.
– Может, не он?
– Как же не он, если было чистосердечное? А по внешности не суди. Многие преступники – чистые ангелы на первый взгляд.
– Да это понятно…
– А что с ним стало? – обратился к Ринату Васко.
– Да не знаю я ничего! Видел, как его под стражу заключали, – и все. Посадили, наверное.
– Или в дурку упекли, – предположил Оскар. – У нормальных людей просто так крыша не съезжает.
– Моя бабушка наверняка знала, – вступила в разговор Алиса. – Но все долгие годы хранила тайну маминой смерти.
– Тебя оберегала. – Ринат прошел к книжному шкафу, отодвинул несколько томов Большой советской энциклопедии и вытащил из-за них бутылку коньяка. – Заначка, – пояснил он. – И бабушка твоя, и память – не зря они от тебя то страшное событие сокрыли.
Ринат показал Васко бутылку. Тот согласно кивнул. И хозяин дома достал из второго шкафа, посудного (стенка была советской, а в ней хрусталь да чешское стекло – шик брежневских времен), стопочки с чертенятами. Они были помещены внутрь них. Открутив крышку, Ринат плеснул коньяк сначала в одну стопку, затем в другую, топя чертей.
Алиса перебрала все фотографии, что имелись. Затем попросила:
– А можно посмотреть пленку?
– Можно. У меня и аппарат есть, чтоб кадры увеличить. Минутку.
Быстро чокнувшись с Васко и выпив, он вернулся к стенке и принялся рыться на антресолях.
Спустя десять минут они смотрели фотографии, увеличенные до размера настенных картин – пленку Ринат заправил к устройство, напоминающее проектор для диафильмов. У нее был такой в детстве. Бабушка показывала ей по нему сказки.
Кадры мелькали, сменяя друг друга. Почти на всех была и она, Алиса. Как правило, немного недовольная. С нее так и не сняли платье из ацетата, и ей было не по себе. Девочка лезла не в кадр, а тянулась к маме. Порой мешая ей фотографироваться…
Неужели чувствовала, что вскоре их разлучит смерть?
– Вот последний «живой» снимок, – сказал Ринат, указав на фото невесты с охапкой цветов. – Мы пошли в соседний, пустующий, зал, чтобы сделать его. Потом я решил, что надо их с дочей и мамой запечатлеть. Три поколения сразу. Оставил фотоаппарат и вернулся в зал. Ни бабки, ни ее внучки найти не мог. Отыскал в туалете – девочка… – Он указал на Алису. – Ты, то есть, коленку разбила. Бабушка с нее кровь смывала. Я сказал вам, чтоб шли во второй зал фотографироваться. Вернулся минут через десять, застал невесту, как я думал, спящей… Дальше вы знаете.
– Тут пять фотографий мертвой мамы, – сказала Алиса. – Зачем вы столько сделали?
– Моя – только последняя.
– А остальные?
– Не знаю. Сам удивился, когда пленку проявил. За портретом с цветами должен был следовать тот, который вы видели распечатанным еще в кабинете Оскара. Я решил, что кто-то из детей (не одна Алиса на свадьбе присутствовала) забежал да схулиганил, нажал на кнопочку фотоаппарата.
– Нет, их сделал убийца! – воскликнул Васко.
– Дядя Федор? Да брось!
– Слушайте, ребята, мне это все не нравится.
– Мне тоже, – тихо проговорила Алиса. – Потому что я видела дядю Федора недавно. И знаете, где? У подъезда Коко. В день ее смерти.
Мужчины переглянулись.
Первым телефон достал Оскар.
– Я звоню Сергееву, – бросил он, пробежавшись большим пальцем по экрану.
Глава 5
Дэн
Блюдо с дымящимся карпом было вынуто из духовки и поставлено на плиту. Рыба, кроме своего естественного запаха, источала ароматы жареного лука и свежего укропа. Дэн, уловив их, зажмурился.
– Перфекто, – пробормотал он.
– Чего-чего? – переспросил дед, сняв с рук термостойкие рукавицы.
– Это по-итальянски означает «идеально», – разъяснил старику Дэн. О том, что он узнал об этом только сегодня, конечно же, умолчал.
– Ишь че… – хмыкнул тот. – Но не перфекто! Дымком не пахнет. – И добавил еще немного укропа.
– Дед, я так рад! – Дэн вскочил и обнял старика. – Ты не представляешь…
– Не верил, что приеду?
– Неа.
– Да я и сам… – Старик махнул рукой. – Если б не Митяй…
Бывший тренер вернулся в деревню два года назад. Купил там дом своей мечты. Взял в жены молодуху, дите народил. Но захворало оно. Пришлось в столицу везти. А так как в машине место было, взяли и деда Веню.
– Мать-то придет? – спросил он.
– Обещала.
Это было так неожиданно – увидеть деда в Москве. Дэн наведывался к нему в деревню, хоть и не часто, не регулярно. И всегда старика в гости звал. И тот хоть и обещал, но оба, и дед, и внук, не верили в то, что увидятся в столице.
И вот сегодня свершилось чудо!
Дэну позвонил Митяй и сказал – встречай гостей! Он подумал – бывший тренер к нему наведаться хочет. А спустя двадцать минут к подъезду подкатил его минивэн, и из него выбрался дед. Сгорбленный, худой, с бородой лопатой, в шубейке из искусственного меха и парадной ушанке из норки…
Как Дэн не расплакался от счастья при виде него, сам не понял.
Старик приехал с гостинцами. Три сумки были при нем. В одной самогон. В другой соленья. В третьей рыба. Дед каждую предварительно почистил и выпотрошил, заморозил, завернул в листья хрена и ароматные травы, что заготавливает с лета, затем в фольгу и засунул в пакет. Когда карпы, щуки и судаки доехали до столицы, они были готовы к жарке. Разморозились, но не протухли, пропахли, как надо. Кидай их на сковороду или противень да запекай.
Дед так и сделал. С дороги только руки помыл и сразу к плите. Внуку поручил только банки с огурцами, помидорами открыть.
– Мать ждать будем или поедим? – спросил дед, нарезая рыбу.
– Если не хочешь, чтоб я слюной захлебнулся, давай поедим.
На самом деле Дэн не особо хотел кушать. Просто он не верил, что Нина придет.
– Тогда доставай тарелки и режь хлеб.
– Ой, дед… Хлеба у меня нет.
– Как это? – рыкнул старик.
– Ты так реагируешь, будто я сказал, что бога нет, – попытался пошутить Дэн.
– Кто ж без хлеба ест? А тем более рыбу? Нет, я тогда голодный останусь. – И сел, скрестив руки на груди.
– Да я сбегаю в магазин, не переживай.
– Карп остынет.
– Не ты ли мать ждать собирался?
– Знал бы, что у тебя хлеба нет, не поехал бы.
Дэн рассмеялся.
– Я тебя обожаю, дед. – Он поцеловал старика в морщинистую щеку. – Сейчас у соседей займу. Хотя тут это и не принято…
Он направился к двери, думая о том, с каким недоумением на него посмотрят жители соседних квартир, когда он возникнет на их порогах со своей просьбой. Но тут по прихожей разнесся звонок. Это явился тот, кого не ждали…
Нина!
И что самое поразительное, с хлебом.
– Ты как знала, что нужно принести, – восхитился Дэн, принимая у нее из рук пакет с двумя буханками.
– Конечно, знала, – фыркнула она. – У тебя сроду хлеба нет, а батя без него ничего не ест.
Она прошагала в кухню и, раскинув руки для объятий, воскликнула:
– Ну, здравствуй, папаня!
– Здорово, коль не шутишь, – проскрипел он, не думая подниматься, чтоб обнять дочь.
Это ее не смутило совершенно. Дэн поражался ее характеру и умению владеть собой. Или ей на самом деле все равно, что о ней думают? Даже те, кто одной с ней крови и плоти…
– Вот это запах! – восхитилась Нина. – Давно мои ноздри не улавливали подобного. – Она плюхнулась на табурет и, схватив огурчик с тарелки, захрустела им.
– Ты бы воздержалась, – посоветовал ей Дэн. – Они с хреном и чили-перцем, а тебе острое нельзя.
Нина отмахнулась.
– Язва меня больше не беспокоит. – И к деду обратилась: – Самогоночки привез?
За него ответил Дэн. И не словом, а делом – достал из холодильника бутылку брусничной настойки. От той, что продавалась в магазинах, она отличалась крепостью, зашкаливающей за пятьдесят градусов. Дэн разлил ее по трем стопкам. Сам бы он воздержался, но не хотел обижать деда.
