Виктор Меньшов - Чикагские гангстеры могут отдыхать
Впрочем, я не возмутился, а поблагодарил его величество случай и поскорее зарулил в переулок, где снял очки и телогрейку, в которую завернул автомат, и положил все в коляску, чтобы иметь под рукой.
Я приехал в Москву не для розыска своих друзей. Дай Бог, если Семен привез билеты, все они встретились. У них не хватало времени ожидать меня. А у меня оставалось дело. Я должен оплатить долги.
И поехал к дому шефа. По дороге заглянул в гастроном, вернулся с пакетом, который тоже положил в коляску. Все-таки великая это вещь мотоцикл с коляской! Я остановился у подъезда. Взял под мышку телогрейку, не то сопрут еще, пакет в руку и вошел в дверь, днем всегда открытую.
Навстречу мне вышел, почтительно кланяясь и вопросительно глядя, маленький узкоглазый человечек. Он не сразу признал меня, а узнав, утерял приветливое выражение и поскучнел. Но будучи человеком восточным, продолжал так же вежливо кланяться.
— Ну как, похоронил брата?
— Похоронила брата, похоронила, — закивал с готовностью человечек.
— А я вот тут помянуть принес, — помахал я пакетом, в котором булькнула влага.
Маленький человечек замялся, но я обнял его за плечики и подтолкнул к дверям под лестницей.
— Давай, папа Карло, веди в свою каморку, — буркнул я, видя, что он оглядывается по сторонам, словно ждет кого-то.
— Зачем обижаем? — возмутился человечек. — Я маленькая, но не карла. Сама ты карла!
— Извини, брат! — с чувством сказал я. — Это я про Буратино…
— Буртина? Что такая — Буртина? — удивился человечек.
— Ладно, пойдем, помянем, после разберемся, — я все подталкивал его к заветной дверке.
Он ещё раз оглянулся, но подъезд оставался пустым. И он со вздохом полез в карман за ключами.
Мы сидели за игрушечным столиком, посреди стола стояла открытая бутылка водки, на маленьких блюдечках выложены всякие маринады: морковка, свекла, ещё что-то мне неизвестное. Боюсь, и науке тоже. Перед нами стояли две маленькие чашечки, вроде кофейных, из каких в кино пьют аристократы. Только без ручек. Все здесь напоминало кукольный домик.
Я вертел головой, оглядываясь. На стене появилась фотография. В прошлый раз её не было. С фотографии, окантованной в простую картонную рамку, перевязанную черной лентой наискосок, смотрел на нас маленький человечек, точная копия сидевшего за столом.
— Это твой брат? — спросил я.
— Это не брата, — помотал головой человечек. — Это я.
Я в шоке уронил с вилки какой-то маринад, не донеся его до рта.
— А что значит эта траурная рамка? — вылупился я на него.
— Это вроде как брата. Не было у него фотки. Я сходила и снялась. Очень похоже на брата. Все равно. Пусть висит.
— Пусть, — пожал я плечами. — Это ваши дела.
— Наша дела, наша, — закивал он.
— А где тетрадка, в которой твой брат записывал, кто приходил?
— Нет тетрадка, — после небольшой паузы ответил человечек.
— Ты думаешь, я буду спрашивать, где она? — хмыкнул я. — Нет. Все одно она фальшивая. Это ты её написал?
Человечек задумался. Потом молча кивнул. Силен мужик!
— Сколько же тебе заплатили за смерть твоего брата? Ты же сам его убил, правда? Про кого он знал то, что знать ему не положено?
— Писала я. Убивала нет.
— Ты, ты убил. Только это ваше с братом дело. Тут уж он сам тебе судья.
— Как эта судья? Она же мертвая, брата? — подпрыгнул человечек. — Она не может судьей! Она совсем мертвая. Я не убивала.
— Да ты, ты убил, чего уж там. Больше некому. Только вот за что? Он же брат тебе родной.
— А-а, совсем плохая брата была, — равнодушно махнул рукой человечек. — Работала мало, болела много, кушала много. Совсем плохая брата.
— Ладно, — совсем ошалел я от этой логики. — Это ты в другом месте расскажешь. Ты давай мне вот про что рассказывай…
Вышел я от него через час. Человечек остался лежать на маленькой жесткой кровати укрытый одеялком, в лом пьяный. Я его попросил допить бутылку. Он не стал мне отказывать. Восток, он вежливость прививает. Тонкие люди, эти выходцы с Востока.
Мой мотоцикл стоял у подъезда, пугая прохожих допотопностью и неуместностью у такого шикарного дома, среди новеньких авто, блестящих, как шары на елке.
Во рту у меня ощущался привкус дерьма. Жажда мести сменилась вдруг усталостью и равнодушием. Мне казалось, я почти разгадал эту головоломку. Но лучше бы я не разгадывал. Я сел на сиденье мотоцикла, нагретое солнышком, полез в карман, достал мятую пачку сигарет, закурил. И бросил, сделав пару затяжек. Тяжело мне было. Долг давил на плечи страшной тяжестью. Но я принял его на себя, а долг мертвым людям — свят.
И я поехал в сторону банка, где начались все наши неприятности. Немного не доезжая, остановился, дождался проходящего мимо подростка, которому вручил незапечатанной конверт, велев передать его в банк. В руку сунул ему двадцать долларов.
Тот при виде таких денег даже не поинтересовался, что в пакете. А ведь там вполне свободно могла оказаться бомба. Он схватил пакет и пошел в ворота. Проводив его взглядом, я поехал обратно, на дачу. Поехал платить по счетам.
Свернув с шоссе, я повторил трюк с телогрейкой, и меня не остановила даже милицейская засада. Старший махнул рукой своим молодым сослуживцам, вынырнувшим было из кустов: мол, отстаньте, не видите, местный. Я важно пропылил мимо, мысленно благодаря мужичка за его прикид.
Не поехав по дороге к даче, я свернул левее, на проселок в лесок, и тут же кто-то выловил меня из седла, как рыбку сачком из аквариума. Я висел в воздухе и болтал ногами, мотоцикл свернул и уткнулся в кусты. Меня поставили наконец на землю, и, оглянувшись, я увидел Мишаню.
— Ты что тут делаешь? — удивился я.
— Да вот, пошел посмотреть, что да как, где можно проскочить к Москве. Сегодня почти весь день вертолеты летают. К даче минут сорок назад несколько машин проехало. Видать, с вертолета что-то нащупали. Так что если бы ты пораньше чуть ехал, то вполне мог влипнуть.
— А куда вы все вчера с дачи подевались?
— Да примчался Семен, наорал на меня за то, что Нина пропала… — тут он поперхнулся, поняв, что сболтнул то, о чем, по всей видимости, не хотел пока говорить.
— Как пропала? — у меня похолодели кончики пальцев.
— Ну, знаешь, не совсем она пропала… Я отвел её тут в один дом. Когда всякие случаи странные начали происходить, дай, думаю, пока деньги есть, подстрахуюсь. Ну, взял тихонько денег и пошел в деревню, тут недалеко, да и купил дом.
— А-а, это когда ты ночью гулять ходил, а Серегу убили? — вспомнил я.
— Ну да, — ответил Мишаня. — А ты откуда знаешь?
— Я все знаю, — буркнул я не очень любезно. — Ты давай дальше рассказывай.
— Ну, дом на отшибе. Я сказал, что приеду в него только через пару месяцев. А тут пошли разборки, думаю, надо Нину пока от беды там припрятать. Я посчитал, что дом пригодится, если понадобится отсидеться. А он по-другому пригодился.
— Смотри, спрашивать про чужих начнут — заложат хозяева.
— Не, — уверенно сказал Мишаня. — Я же с ними без бумаги про дом договорился, чтобы им налоги не платить. Так они побоятся властям сказать. Да и невдомек им, что я туда уже въехал.
— Так, а что Семен?
— Я и говорю, горяч он больно. В Афгане был случай, расстрелял двух пленных, думал, шпионы, а они оказались крестьянами из соседней деревни. Потом над нашим дезертиром одним самосуд учинил. Но тот жив остался, замяли это дело тогда. Но горяч он не в меру. Я от греха подальше и спрятал Нину.
— Ну и что?
— Семен наорал на меня, я ему сказал, что заснул, она и убежала, виноват, мол, недосмотрел, понадеялся. Он обложил меня крепко, потом говорит, надо срочно сматываться, что ты в засаду попал в том кафе, где у вас встреча намечалась, стрельба была сильная, ментов понаехало. Это правда?
— Да почти все так, — уклончиво ответил я. — Пока ты рассказывай, а я потом.
— А чего ещё рассказывать? Мы рыпнулись уматывать, да пока собирались, едва на милицию у дороги не нарвались, они Ухина нашли, вертолет летал. Ну, Семен сказал, что у него тут припасен вариант, и мы поехали куда-то в сторону, петляли, петляли, потом я только утром разобрался, оказывается, мы у водоема снова, Семен там снял дом у каких-то хозяев с детьми, вернее, полдома. За стенкой все время детишки шумят. Не очень здорово, но лучше, чем на даче нашей ментов дожидаться. Тем более ночью сегодня вертолет летал, по озеру на моторках катались, постреливали сильно.
— Ладно, Мишаня, веди меня к Нине, потом все расскажу, — я поднялся.
Мишаня хотел что-то возразить, но не стал, и мы закатили мотоцикл в кусты и пошли. Домик стоял на отшибе, в двух километрах от деревушки. Нина находилась там. Мы обнялись, и она сказала мне:
— Я ни в чем не виновата. Я, кажется, очень о многом догадалась.
— Я тоже! — перебил я её.
— Можно сначала я? — попросила она.
