Дмитрий Стрешнев - Крутой секс
— У меня нет мобильного, — сказал Иннокентий, не притронувшись к визитке, поскольку неприязненно относился к любым надзирающим органам.
— А у меня нет выбора, — сказал Зашибец. — Очень на вас надеюсь. Сейчас расскажу, как вам добраться до нужного места…
33
Позади человека в докторском халате громоздились приборы со свисающими проводами, а на покрытом клеенкой столе поблескивали кривые медицинские кюветы и разноцветные пузырьки.
Люди, которые привезли Севу и профессора, тщательно обыскали их. У Севы нашли документы, которые дал Зашибец, и мобильный телефон. Затем один из обыскивающих ощупал пиджак и сказал:
— За подкладкой — потайной карман.
К Севиному удивлению из пиджака, в котором он пробыл уже несколько часов, извлекли триста евро и сорок тысяч рублей крупными купюрами. У профессора почему-то не нашли ничего, кроме платка с монограммой, сунутого ему Сашей-Лилей. Очевидно, он успел где-то выронить фальшивый паспорт, полученный от Зашибца. Все найденное кучкой было сложено на столе. Севу и Потапова без пиджаков и галстуков привязали к специальным креслам, похожим на зубоврачебные. После этого с напутствием: «Работайте!» вся команда покинула помещение, оставив узников наедине с человеком в белом халате.
— Ну-с, господа хорошие, приступим! — сказал тот, закатывая рукава.
— Вы будете нас пытать? — дрогнувшим голосом спросил профессор.
— Помилуйте! — всплеснул руками «доктор». — Как вам такое могло прийти в голову в наш век развитых технологий! Есть гораздо более экономичные способы. Сейчас настроим ваши мозги на один изумительный аппарат… — он взял со стола Севину фальшивку и заглянул в нее. — Ну, что ж, о вас я, гражданин Свищов, кое-что уже знаю, а о вас, дорогой друг, не знаю ничего, даже имени. Поэтому начнем с вас.
«Доктор» торжественно взял в руки большой блестящий шлем, похожий на мотоциклетный, напялил его на голову профессора Потапова и пристукнул по пластмассовой сфере ладонью.
— Ну, как жизнь? Как НДС?
От шлема к приборам тянулись разноцветные провода.
— Не смотрите на меня, словно раввин на штурм-банфюрера… Кстати, можете звать меня Сергеем Борисовичем. Ничего злодейского с вами делать я не собираюсь. Это прибор магнитно-резонансной томографии. Он всего лишь фиксирует паттерны мозговой активности, то есть, процессы, протекающие в голове. Но сначала прибор нужно настроить…
Сергей Борисович пощелкал тумблерами и предложил профессору:
— Представьте себе молоток.
— Молоток? — удивился профессор.
— Ну да, молоток. Неужели это так трудно с вашим высшим образованием? Вы ведь не без высшего, верно?
— Верно, — со сдержанной гордостью подтвердил профессор.
Сергей Борисович поколдовал над аппаратом.
— А если я вместо молотка подумал о пиле? — строптиво спросил профессор.
— А это мы сейчас проверим, — Сергей Борисович, достал настоящий молоток, показал Потапову и скосил глаза на показания приборов. — Нет, вы все-таки подумали о молотке.
— А как быть с абстрактными понятиями? — поинтересовался Сева. — Если я, к примеру, подумаю о честности или демократии? Прибор адекватно отреагирует?
— Не мешайте работать! — строго оборвал лже-доктор. — До вас очередь еще дойдет.
— Скажите, а о чем я думаю сейчас? — с почти детским азартом спросил профессор.
— Тех, кто вас сюда прислал, не интересуют эти пионерские игры, — осадил его Сергей Борисович. — Они хотят знать то, что спрятано в дальних закоулках ваших мозгов.
— Этого нельзя делать! — воскликнул Сева. — Это неприлично и непристойно!
— Почему это? — удивился Сергей Борисович.
— Если хотите, пойдемте к Катиной маме, она объяснит вам, почему!
Борис Сергеевич пожал плечами и стал набирать в шприц жидкость неприятного оранжевого цвета.
— Это что такое? — с беспокойством спросил Сева.
— К сожалению, аппаратура пока несовершенна, — объяснил Сергей Борисович. — Приходится помогать зондированию мозга проверенными средствами.
— Ваши намерения негуманны! — пискнул из-под шлема профессор.
— Позвольте! — удивился Сергей Борисович. — Меня еще Дарвин с Марксом учили, что жизнь есть борьба. Вы будете спорить?
— Борьба, но не до такой же степени! — попытался сопротивляться профессор.
— Увы! — вздохнул Сергей Борисович. — Так устроена природа: откармливает тучные стада антилоп, чтобы питать ими львов и гиен! К тому же, один мудрый дурак, как вы, вероятно, помните, сказал, что страдание облагораживает.
— У меня больная печень и ненадежное сердце! — заныл профессор, наблюдая, как Сергей Борисович разрезает ему рукав рубашки, обнажая сгиб локтя.
— Могу посоветовать только помолиться, — отозвался тот.
— Я не умею! — проблеял профессор.
— Это же нетрудно. Один мой знакомый, например, молился так: «Господи, сделай так, чтобы мне что-нибудь досталось безвозмездно, и чтобы мне за это ничего не было».
— А может сделаем дозу поменьше? — спросил Потапов, глядя на приближающийся шприц. И голос у него был жалостный, как, извиняюсь, малая септима.
Сергей Борисович на миг задумался, но потом отрицательно покачал головой:
— Не пойдет. Бюджет надо осваивать.
— Скажите, — пробормотал профессор, находившийся уже почти в обмороке, — это будет больно?
— Что вы! — возразил Сергей Борисович. — Наоборот, очень приятно.
— Вроде улета от наркоты? — спросил Сева, тоже заинтересованный.
— Скорее вроде секса, — ухмыльнулся Сергей Борисович.
— Секса? — не поверил Сева.
— Весьма крутого, — сообщил Сергей Борисович, многообещающе пошевелив бровями.
Во время этой беседы жидкость из шприца перетекла в профессорскую вену. Аркадий Марксович сначала молчал, потом произнес: «Вынужден заметить вам, коллега, что вырванные из традиционного контекста, эти апробации становятся блуждающими свидетельствами закономерности…», потом замурлыкал какую-то песенку, но оборвал пение и трагическим голосом воскликнул: «Екатерина Васильевна, я не могу застрелиться, поскольку у меня нет оружия, а отравиться мне не позволяет гордость!».
— Кажется, созрел, — удовлетворенно заметил Сергей Борисович. — Теперь зададим контрольный вопрос. Скажите, какая кличка в школе была у человека по фамилии Козлов?
Профессор засмеялся.
— Так, первая проверка прошла положительно, — констатировал Сергей Борисович. — Следующий вопрос: верите ли вы в загробное царство?
— В загробное царство начинают верить, когда перестают верить в справедливость, — тут же отозвался Потапов.
— Некорректный ответ, — поморщился Сергей Борисович. — Повторяю еще раз: верите ли вы в загробное царство?
— А верил ли в него Данте? — спросил профессор. — Зачем он поместил в аду Аристотеля и Диогена?
— М-да, крепкий орешек, — сказал Сергей Борисович, задумчиво глядя на опустевший шприц. — Может ему двойную дозу вколоть?
— Вы просто не те вопросы задаете, — поспешно сказал Сева. — Надо что-нибудь попроще, — и громко спросил: — Профессор, сколько у вас было в жизни женщин?
— Если мегер тоже считать за женщин, то шесть, — отозвался профессор.
— Вот видите! — сказал Сева. — Он вполне откровенен.
Сергей Борисович отложил шприц.
— Так он, оказывается еще и профессор! Ну, ладно, зададим профессору вопрос, соответствующий его званию: что такое апологика промискуитета?
— Не апологика, а апологетика! — строгим голосом поправил Потапов.
— Превосходно! — воскликнул «доктор». — Что ж, теперь приступим к главной теме. Кто вы и чье задание выполняете?
— Потапов Аркадий Марксович, выполняю задание Зашибца Романа Степановича.
— Кто такой Зашибец? — снова спросил Сергей Борисович. — Кого представляет?
— Он защищает государственные интересы, — гордо сообщил профессор.
— Допустим. Он говорил с вами о некоем чемоданчике?
Профессор подтвердил:
— Говорил.
— Что именно говорил? Что это за чемоданчик?
— Не знаю, — помотал профессор головой в шлеме.
— Подумайте как следует, поройтесь в памяти, — с некоторой угрозой посоветовал Сергей Борисович.
— Ничего он об этом чемоданчике не знает, — влез в беседу Сева.
— Помолчите! — оборвал его Сергей Борисович.
— А вам, профессор Потапов, советую быть откровеннее.
— Вот как получается! — прокомментировал Сева. — Если не хочешь прослыть лжецом — не говори правду!
— Так что насчет чемоданчика? — снова спросил Сергей Борисович.
— Я готов рассказать вам все про этот чемоданчик, — признался профессор.
— Так-так, желательно подробнее! — сказал, оживившись, Сергей Борисович.
Сева тоже подался вперед, насколько ему позволяли его путы, и напряг слух.
