Марина Серова - Все вернется
В таком случае, что остается? Хитрость. Думай, Поля, думай!
Я ходила по комнате из угла в угол и просчитывала варианты моего попадания в гостиницу.
Допустим, я — проститутка. Иду к клиенту…
Ну, во-первых, там такого добра достаточно и без меня. Девочки чужачку приметят, еще и физиономию мне попортят. Да и потом, как проститутке войти в номер, где живет семейная пара?
А если устроиться туда работать горничной? Ну, если, конечно, там горничные требуются. Прихожу я убирать номер… Со шваброй, с ведром… Хрясть родителей шваброй по головам, ребенка — в ведро, и бежать! До «поста» швейцара, в лучшем случае… Родители обязательно заявят в милицию. У них-то документы на ребенка ведь в порядке! И окажусь я воровкой — младенца, мол, украла! — и похитительницей племянника главврача одновременно. А это серьезные статьи Уголовного кодекса!..
Ну почему ничего умного в мою голову не приходит?
Я спустилась, оделась, села в машину и поехала на дачу, где Юлиана охраняла нашего маленького пленника.
Они смотрели фильм про собаку по кличке Бетховен. Иннокентий радостно смеялся и уплетал ватрушки, которые добрая «тетя Маша» испекла ему на скорую руку. Я поставила на стул сумку с продуктами, посидела с ними несколько минут, потом кивнула Юльке — мол, выйдем. Во дворе мы встали у крыльца.
– Юль, только отнесись спокойно к тому, что я тебе скажу…
Она насторожилась:
– Что случилось-то?
– Да ничего плохого. Только не волнуйся, ладно? Ангелина Романовна привезла твоего Ванечку в Горовск. Вернее, не сама привезла. Родители его новые, те, что купили его…
Юлька обессиленно опустилась на крыльцо. Она побледнела и задышала часто-часто.
– Э-э, мамаша, вы что? Я же просила — не волноваться!
– Я знала, я чувствовала, я всегда чувствовала, что он жив! Как же это они решились его привезти?!
– Ну, честно говоря, пришлось ее как следует об этом попросить… Помотать ей нервишки, попугать, так, слегка…
– Иннокентием?
– Да. Но ты не думай об этом. Главное, она съездила в другой город и вернулась с мальчиком и его… «родителями». Они все живут в гостинице «Москва». И я теперь, честно говоря, ломаю голову, как туда проникнуть и забрать мальчика? И ничего путного не могу придумать.
– Ты хочешь, чтобы я…
– Нет, нет! Ты даже и не думай туда соваться!
– А если подать на них в суд?
– На кого? На этих? У них есть бумаги, что это их законный ребенок, а по твоим документам, ты родила мертвого и уже, кстати, похоронила его. Так что вариант с судом отпадает.
– А если я приду в гостиницу и скажу этим… что я — настоящая мать ребенка?
– И что? Тебя выкинут, да еще хорошо, если в психушку тебя не сдадут! Нет, здесь надо что-то другое придумать. Причем — быстро! Долго они тут не задержатся, мальчику якобы должны сделать прививку… Ну там, сыворотку какую-то вколоть. Так что времени у нас, прямо скажем, совсем немного. В общем, Юлиана, включай мозги!
Глава 17
Бомжи Люся и Вася сидели в подземном переходе. Она была одета почти по-летнему, хотя на улице было еще довольно-таки прохладно. Розовый нелепый плащ, видавший виды, летняя соломенная шляпа с красным цветком сбоку, разбитые вконец ботики — таков был Люсин прикид. Ее волосы торчали из-под шляпы во все стороны, на руках были перчатки «без пальцев». На груди висела табличка: «Жертва произвола. Помогите, кто чем может». Таков был Люсин «имидж».
Рядом с ней на ящике сидел Вася, в синей фуфайке и зеленых военных шароварах, служивших какому-нибудь офицеру, должно быть, еще в годы войны. На голову он водрузил шапку-ушанку, которая смотрелась очень оригинально рядом с соломенной шляпой Люси. Один рукав у Васи был пустым. Создавалось такое впечатление, что он без одной руки. Но это был оптический обман. Руку Вася из рукава вынул и спрятал под фуфайкой. На его груди висела табличка: «Инволит», что означало, очевидно, что ее хозяин был инвалидом.
Они пели. Жалостливо. Печально. Но нестройно, не в унисон. Вася сбивался, торопился, и Люся часто давала ему тычка в бок.
– И-извела-а меня-а-а кручина, па-адколодная-а-а змея-а…
Вася изображал на лице такую тоску, что многие прохожие, не удержавшись, бросали в коробку из-под обуви, стоявшую у его ног, монеты, а кое-кто и десятирублевые бумажки.
– Да-агора-ай, гори, моя лучи-ина…
Да, зрелище было просто душераздирающее! Я постояла некоторое время в отдалении, посмотрела на «сладкую парочку», вытягивающую свои рулады, и, наконец, подошла.
– Браво, браво! На «бис» что поем?
– А что закажете, то и поем, — нашлась Люся, — у нас репертуар большой!
– Я вижу, — кивнула я на деньги.
– Вы по делу али исполнение наше желаете послушать? — Вася сощурил один глаз.
– По делу. Есть возможность неплохо заработать.
– Дак мы — завсегда! А что делать-то?
– Украсть кое-что…
– Дак ведь мы, это… не воруем… — неуверенно сказала Люся и вопросительно посмотрела на Васю.
– Не воруем! — подтвердил он.
– А за деньги? — пробовала я искусить моих друзей.
– И за деньги не воруем. В тюрьме сидеть неохота. Там кормят плохо.
– Ну да, на вашей-то свалке — такие деликатесы! И, главное, ассортимент большой! — поддакнула я ему.
– А чего надо-то? Ты конкретно скажи, а то все у тебя загадки, загадки…
– А конкретно — отойдем в сторонку, поговорим…
– Здесь у нас место хлебное, займут! — Вася с сомнением посмотрел вокруг.
– Я вам такое хлебное место покажу, что вы еще и на хороший кусок масла заработаете!
Бомжи отправились со мной за ближайший гараж. Здесь Вася всунул руку в рукав, поправил свою ушанку и преданно уставился на меня. Люся достала из кармана губную помаду и треснувшее зеркальце и принялась наводить марафет.
– В общем, ребята, если дело, которое я хочу провернуть, выгорит, вам обоим светит по штуке.
– На рыло то есть? — уточнила Люся, убирая в карман косметику.
– Да. Но предупреждаю: придется поработать извилинами, проявить, так сказать, инициативу.
– Прошу поточнее! — Вася выступил вперед.
– У одной семейной пары необходимо забрать ребенка. Грудного. Предупреждаю: ребенок не их, они его украли. Так что дело благородное — возвращаем дитя матери!
– Где они ребеночка оставляют? — уточнила Люся.
– В том-то и дело, что нигде. Он всегда с ними. Сейчас они живут в гостинице.
– Какой?
– «Москва».
Бомжи переглянулись.
– Там все серьезно. Туда не подступиться! На сто шагов нас не подпустят, — заключил Вася.
– Не подпустят, — подтвердила Люся.
– Без вас знаю!
– Ищи другой способ, — посоветовал Вася.
– Что ж, ребята, похоже, в этот раз вы мне не помощники.
Бомжи вздохнули для приличия и пошли на свое нагретое хлебное местечко.
Я подошла к своей машине, уже и села в нее, как вдруг Люся подлетела ко мне и тихо сказала, озираясь по сторонам:
– Ты это, вот чего… Сейчас за городом табор стоит, возле Хмелевки. Только вчера пришли. У них там родственники. Так что они там пока погостят.
– И что? — не поняла я. — Зачем мне цыгане?
– А кто лучше их всегда воровать умел? Хоть лошадей, хоть детей…
– Цыгане, говоришь?.. Табор… Песни, пляски, гадание… Люся! Тебе я все-таки штуку дам! За идею.
Я захлопнула дверцу машины и поехала в Хмелевку.
* * *– Не подскажете, где тут у вас старший?
Цыганка стояла, уперев руки в бока, и смотрела на меня вызывающе:
– Зачем он тебе, красавица?
– Дело у меня к нему.
– А ты кто? Ты, часом, не из милиции будешь?
– По мне что, не видно? А еще говорят, цыгане все про всех знают, по лицам читать умеют!
– Что?! Ну-ка, дай мне руку!
Я протянула руку цыганке. Она взяла мою ладонь и внимательно всмотрелась в нее. Потом подняла на меня свои черные глаза:
– Да ты кого украсть-то хочешь? Ты же… тут вот ребенок рядом с тобой… Ты ребенка, что ли, украсть хочешь? Или уже выкрала?
– Теперь убедилась, что я не из милиции? Отведи меня к вашему старшему. Я вам хочу дать подзаработать. Всем!
Через несколько минут я сидела в добротном кирпичном доме. Тут жила цыганская семья. Все здесь было как-то необычно: пестрые занавески, очень яркое покрывало на кровати. Даже картины на стенах висели, только какие-то безвкусные, нелепые — кич, одним словом. Ко мне вышел бородатый человек, жгучий брюнет. На нем были красная широкая рубаха и черный жилет.
– Это ты меня спрашивала? Зачем я тебе? — спросил он недовольно.
Мне стало не по себе. В самом деле, зачем я сюда притащилась? Чего можно ожидать от этих дикарей? Мне стоило большого труда взять себя в руки и заговорить с ним…
По дороге в город я все прокручивала в голове тот сценарий, по которому должен был пройти мой спектакль. Кажется, все продумано, все учтено. Оставалось неясным только одно: что заставит родителей ребенка остановиться посреди дороги? Если я или кто-то другой начнем «голосовать», вряд ли это поможет. Думаю, они просто проскочат мимо. Зачем им тормозить в чужом городе, вернее, даже за городом? Тогда что же может их остановить?
